— Больше всего опасайся простуды, — предостерег он тоном знающего человека. — Я еду в город к сестре, у нее занемог ребенок — инфлюэнца в тяжелой форме, должно быть простудился. Да и сам я, видно, что-то подцепил — проснулся вчера утром со страшным насморком.
Как бы в подтверждение своих слов, он вытащил из кармана пальто огромный носовой платок.
— Меня бог милует насчет простуды, — сказал я. — Со мной это редко случается.
— А вот со мной часто, — ответил мой спутник. — Только простуда у меня недолго держится.
— Ты что же, принимаешь патентованные лекарства или как?
— Еще чего! — воскликнул он с негодованием. — У меня от простуды есть собственное средство. Да и от других болезней тоже.
— Это верно, — поддержал я. — Мне кажется, лучше всего дать простуде самой пройти.
— Вот уж нет! Не советую, — возразил он серьезно. — От простуды бывают всякие… как их там… осложнения. Это дело опасное.
— Да, говорят, что микроб гриппа может вызвать и разные другие заболевания.
— Простуда — она больше от озноба, а не от микробов, если хочешь знать мое мнение, — сказал он внушительно.
Я где-то читал, что грипп вызывается микробами, но не был твердо уверен в этом. И потом — этот человек прихватил меня с собой по собственному почину. Я решил не настаивать на своем.
— Вот я и говорю: видно, напал на меня где-нибудь озноб, — продолжал мой знаток простудных заболеваний. — Проснулся вчера утром — нос весь распух и заложен, голова болит, как гнилой зуб, ломота во всем теле. Ну, я сразу пустил в ход свое старое средство.
Он достал носовой платок и мощно высморкался.
— Слышишь? Уже очищается. Мое средство никогда не подводит.
— Да, — вежливо поддержал я. — Видно, это хорошее средство, раз простуда проходит за одни сутки.
— Лучшего средства нет на свете. Вчера в обед говорю хозяину (я ведь уборщиком работаю в гостинице): «Схватил сильную простуду, говорю, хочу уйти пораньше, полечиться старым своим способом — натереться ворванью».
— Ворванью?! — воскликнул я.
— Ну, да, ворванью. — Мое удивление было явно приятно ему. — Вечером я позвал к себе одного дружка, и он меня всего растер. Потом я надел шерстяные кальсоны и шерстяную фуфайку и лег спать. Вся простуда вышла потом за ночь, и делу конец. Тут простое дело: тепло против холода, ничего больше!
Он свернул носовой платок и положил его в карман.
— Так… Тепло против холода, — проговорил я неуверенно.
— Ну, да. Тепло против холода, в этом вся соль, — заключил мой спутник.
— Понимаю, — повторил я. — Тепло против холода.
Я искоса поглядел в полутьме на моего соседа — он невозмутимо и сосредоточенно вел машину. Дождь по-прежнему швырял брызгами в ветровое стекло, вода просачивалась даже на щиток с приборами, грязь фонтанами летела из-под колес, когда старая колымага подпрыгивала на ухабах. «Странный тип», — подумал я.
— Некоторые принимают аспирин или пьют лимонный сок перед сном, — заметил я лениво, продолжая разговор.
— Аспирин не годится, — презрительно ответил мой спутник. — И всякие другие микстуры, которые расхваливают по радио. Тепло — вот главное. Все дело в тепле против холода, а в ворвани очень много тепла.
— Простая ворвань? — спросил я, озадаченный, и все еще не зная, смеяться мне или нет.
— Почти. Я добавляю эвкалиптовое масло, немного оливкового и еще кое-что — это все снадобья, в которых много тепла. Когда я работал в гостинице в Фернтри-Галли, — он сидел по-прежнему, наклонившись над рулем и зорко вглядываясь в дождливую ночь, — там часто останавливался один человек, коммивояжер фирмы каучуковых изделий. С ним был забавный случай. На передней веранде сидело много народа. Ночь была душная, все поснимали пиджаки. Делать мне было нечего, и я тоже пристроился в углу и слушал, как этот тип заливался соловьем. Форменный всезнайка. Он толковал насчет того, какое большое будущее у, каучука, и о всяких международных делах, и о скачках, мало ли о чем. Послушать его — профессор по всем наукам; хотя, думается, неплохой малый, только силен трепаться. Ну, ладно, на дворе сильно похолодало, все, вижу, надели пиджаки, кроме этого каучукового коммивояжера. Я подумал — парень обязательно схватит простуду, если не побережется.
— И что же случилось? — спросил я.
— Ясно, схватил простуду как миленький. Назавтра утром смотрю — нет его за завтраком. Поднимаюсь к нему в комнату, стучу. «Войдите», говорит. Я вхожу. Вижу — совсем плох. Стонет, охает, весь в поту, сморкается. «Что случилось?» — спрашиваю. «Не знаю, отвечает, но мне скверно». — «А помните, вы сидели ночью на веранде без пиджака? И не надели его, когда стало холодно, а?» — «Да, говорит, как будто так оно и было». — «В том-то и штука, — говорю я ему. — Но ладно, я вас поставлю на ноги». Тут я побежал вниз и принес мою ворвань.
— И что же, помогло? — поинтересовался я.
— Я тер его и тер, пока он с ног до головы не стал красен как рак. Когда я кончил, ему вроде стало лучше, но сам я выбился из сил. «Есть у вас шерстяное белье?» — спрашиваю. «Нет». Тогда я ему одолжил свое. «Хотите позавтракать?» — говорю. «Нет аппетита». — «Обязательно надо подкрепиться». И я принес ему двойную порцию яичницы с ветчиной. Через два дня он был здоров как стеклышко!..
«У этого типа не все дома», — решил я про себя.
— И знаешь, — продолжал он как ни в чем не бывало, — однажды я тем же способом — тепло против холода — вылечил одного человека от воспаления легких.
— Почему бы и нет? — пробормотал я, еле удерживаясь от смеха.
— Да, — сказал мой спутник гордо. — Этот малый тоже жил у нас в гостинице. Встал однажды утром с сильным ознобом. Его лихорадило и всего разломило. Я уложил его в кровать, мигом притащил мою ворвань и одел его в шерстяное белье. Он тоже не хотел есть, но я его заставил. Я ведь не верю этим врачам, когда они думают, что голодом можно выжить лихорадку.
— И он поправился?
— Еще как! Через пару дней вышел на работу.
— А ты уверен, что у него было воспаление легких?
— А как же. Воспаление легких, в точности. Я нескольким докторам рассказывал, какие у него были симптомы, и все они подтвердили: воспаление легких. Только не верили, что я его вылечил моим способом.
«И не удивительно», — подумал я. Я уже согрелся под теплым ковриком, и мне хотелось теперь узнать как можно больше о моем врачевателе.
— А первую помощь ты умеешь оказывать? — спросил я.
— Да, немного учился этому делу. Видишь ли, я уж лет десять во время спортивных сезонов работаю тренером в футбольных клубах. Могу вправить вывих, помочь при растяжении связок, сделать искусственное дыхание, когда парня сшибут с ног. Учился и растиранию тоже. Я массажист.
— Наверно, приятно заниматься всем этим?
— А как же. Это мое любимое дело.
— Тебе бы врачом быть, — заявил я.
Он посмотрел на меня с подозрением: не насмехаюсь ли я над ним.
— Быть врачом — хорошее дело, — ответил он, видимо решив, что я не собираюсь поднимать его на смех. — Лечить болезни, делать операции и тому подобное… Исцелять больных и раненых. В молодости как-то человеку не до этого. Да и учиться мне было не по карману.
— Да, очень жаль, — сказал я. Его искренность была трогательна. Но и сам я чувствовал, что мои слова звучат теперь вполне серьезно.
— Странное дело, почему это люди так боятся боли и крови, — продолжал он. — Случись какое несчастье, сразу поднимают панику и не знают, что делать, пока не явится врач. Я всегда имею при себе аптечку и мою ворвань тоже. Это все у меня там, под задним сиденьем…
Он не успел договорить, как в тусклом свете фар, прямо перед машиной, под струями дождя возникла фигура женщины. Мой спутник рванул на себя ручной тормоз и выскочил из машины. Мне же никак не удавалось отворить дверцу с моей стороны.
— Славу богу! Славу богу, что вы подъехали, — истерически кричала женщина. — Мой муж… Он умирает!
Машина перевернулась… Вон он лежит, там… Уже больше часа…
Наконец я справился с дверцей, сбросил с себя коврик и пошел сквозь дождь к тому месту, где мой спутник уже стоял на коленях перед распростертым мужчиной. Рядом, в придорожной канаве, лежала на боку сильно помятая машина. Женщина, по виду жена фермера, была уже не первой молодости. Платье на ней промокло до нитки, она дрожала всем телом и что-то истерически бормотала. Руки ее были выпачканы в крови, кровь была и на лбу, но, видимо, сама она при аварии не пострадала.
Я опустился на колени рядом с моим широкоплечим спутником. Он внимательно осматривал раненого при свете карманного электрического фонарика, который вынул из кармана. Мужчина лежал в луже крови и грязи, под головой у него было пальто жены. Было ясно, что он очень плох, потерял сознание, но слабо стонал и конвульсивно вздрагивал.
Как всегда при виде страданий и крови, мне стало не по себе, но мой спутник внимательно осмотрел пострадавшего. Он проверил пульс, выслушал сердце, ощупал раненого с ног до головы. Делал он все это уверенно, весь углубившись в исследование.
— Скорей, скорей за доктором! — послышался сквозь шум дождя голос женщины.
Мой спутник поглядел на нее.
— Садитесь в мою машину, — сказал он твердо. — Ваш муж потерял много крови. Ему нужна немедленная помощь.
Я встал и повел упирающуюся женщину к машине.
— Мы доставим его к врачу как можно скорее, — говорил я, стараясь ее успокоить. Но она вырвалась и, плача, побежала назад к мужу.
— Не трогайте его, у него, кажется, сломан позвоночник, — услышал я ее крик.
Верзила поймал ее за плечи и твердо повел к нашей машине.
— Позвоночник у него цел, миссис, позвольте уж мне знать. Но я должен оказать ему первую помощь, прежде чем везти к врачу. Садитесь на переднее сидение, миссис, а мы сию минуту положим вашего мужа на заднее.
Она подчинилась, продолжая плакать.
— А не лучше ли сразу к врачу? — подал я голос.
— Он умрет в дороге. Из него кровь хлещет ведрами. Тяжелая рана в правом бедре и в