Историк А. Ю. Ватлин пишет об Австрии тех времен так:
«После революции 1848–1849 гг. империя Габсбургов, продемонстрировавшая внутреннюю непрочность, перестала играть роль арбитра на европейской арене. Ее нейтралитет в Крымской войне воспринимался общественным мнением Европы как благодарность Франца-Иосифа царю Николаю I за подавление венгерского восстания. В результате Австрия оказалась во внешнеполитической изоляции и не смогла в одиночку препятствовать объединению Италии и Германии. После поражения в войне с Францией и Сардинским королевством (1859) Габсбурги отказались от суверенитета над жемчужиной своей империи – Ломбардией».
Если в 1815 году Австрия была возведена на уровень первых европейских держав с правом председательства на сейме Германского союза, то после «пожарного зарева» 1848 года можно было делать совершенно противоположные заключения относительно «материального перевеса чисто германского элемента в обширных пределах Австрийской империи».
Историк С. Н. Палаузов сразу после революции так описывал положение дел в Австрийской империи:
«Нельзя не отдать всей справедливости изворотливому дипломатизму, холодно-расчетливому уму австрийской политики и администрации, которыми она умела утвердить и поддержать владычество свое над племенами вшестеро многочисленнейшими, нежели ее господствующий элемент. Доказательство ее морального превосходства заключается в самом факте ее владычества. Между тем племена, признававшие до позднейшего времени преобладание над собой собственно так называемой Австрии, бессильные противодействовать ей открыто, вдруг выступили на сцену действий, и, движимые сознанием своих сил, вдохновленные идеями века, одни из них с твердостью протестуют против ее ненормального владычества, другие отказываются служить и развиваться под ее знаменем. Племена эти, долгое время игравшие роль автоматов, страдательно и безответно подчиненные безусловной ее власти, как бы по волшебному мановению сознали свое племенное значение, и германское население Австрии вдруг увидело себя окруженным шестью различными народностями, готовыми оспаривать у нее политическое первенство».
Составные части «лоскутной империи» вдруг показали себя готовыми объявить ей свои притязания либо на независимость, либо на равенство отдельных народов, проживающих в ее границах.
Со своей стороны, только после 1848 года Австрия стала обращать серьезное внимание на национальный вопрос империи. Правительство обнародовало статические данные, из которых следовало, что число немцев, населяющих Австрийскую империю, составляло 7,98 миллиона человек. При этом славянское население Австрии составляло 15,17 миллиона человек. Итальянское население Ломбардо-Венеции давало цифру в 5,06 миллиона человек, но в это число не входили жители Фриуля, перемешанные почти наполовину со славянами, и их число доходило до 0,39 миллиона человек. Румыны, обитавшие в Карпатских Альпах, составляли почти исключительное население Трансильвании и Буковины, и их было 2,69 миллиона человек. Мадьярское население составляло 5,42 миллиона человек. Евреев было 0,75 миллиона человек. Плюс имелись незначительные количества армян, греков и болгар, число которых было не вполне известно, а также цыгане, не превышавшие 100 000 человек.
И все это, как оказалось, было «резко отмечено своеобычностью и особенностями».
С. Н. Палаузов пишет:
«Если династия Габсбургов чисто немецкого происхождения, то она особенно в последнее время пыталась или принимала на себя вид попытки отделиться от антинемецких направлений правительства и администрации. Среди многочисленных членов этого семейства каждый из них играл до переворота 1848 года отдельную, самостоятельную роль в отношении различных народов империи, и главнейшее их значение было – сочувствовать с виду потребностям этих народов, входить в разбирательство их требований относительно попранных прав и употреблять все усилия к сохранению их уважения и покорности к царствующей династии».
Получалось не очень хорошо. На князя Клеменса фон Меттерниха со всех сторон сыпались обвинения недовольных.
Получается, что Австрийская империя и Дом Габсбургов, которые и до этого неоднократно подвергались испытаниям и ударам судьбы, теперь сами явились «на край погибели», ибо никогда еще Габсбурги «не были окружены столь существенными опасностями, как в 1848 и 1849 годах».
Император Фердинанд I, которого так выхваляли за честность и сдержанность, не был в силах бороться с бурей. Убежав из восставшей столицы, он 2 декабря 1848 года отрекся от престола (детей у него не было) в пользу своего племянника Франца-Иосифа I.
На престол возвели 18-летнего юношу, молодость которого, как надеялись, могла искупить «одеревенелую рутину старых Габсбургов» и возродить Австрию на новых началах – как политических, так и административных.
Новое царствование, начатое среди революционного беспорядка и при восстании венгров, было принято большей частью империи как знаменательное событие новой эры. Франц-Иосиф, руководимый ловкими политиками, поспешил выступить навстречу всеобщих желаний, поспешил провозгласить закон равенства народов (Gesetz der Gleichberechtigung), во имя которого многочисленнейшая часть Австрии, славяне, единодушно приняли сторону своих поработителей и массой выступили против венгров.
Верховным вождем австрийских славян был граф Йосип Елачич, родившийся в Воеводине бан (правитель) Хорватии. Хорватия (Кроатия) тогда была административно подчинена Венгрии, а Елачич был с этим категорически не согласен. И 19 апреля 1848 года он провозгласил союз хорватских провинций и отделение от Венгерского королевства.
Йосип Елачич
Федерализм в Австрийской империи серьезно пошатнулся, хотя тот же граф Елачич выступал в качестве главного защитника империи. Одновременно с этим он искал себе поддержку в австрийском правительстве, которое поспешило с жадностью принять союз, предложенный ему предводителем храбрых хорватов.
Плоды новой политики не замедлили появиться. В 1850 году Австрия значительно наверстала потери предшествовавших двух лет и начала даже гордиться своим возрождением. При этом «централизованный военный деспотизм, с помощью которого Австрия восторжествовала над потрясениями 1848 года, в течение десяти лет царил в ней безраздельно».
Впрочем, очень скоро появилась еще одна опасность – возмущение в Италии.
Император Франц-Иосиф «не мог обладать тем прямым и светлым умом, который дается человеку временем и, главное, опытностью».
Но у него был человек, который возвысился одновременно с ним и стал его сподвижником в период внутренних смут и внешних неблагоприятных обстоятельств. Речь идет о князе Феликсе Шварценберге, который смог стабилизировать внутриполитическую ситуацию в стране, вернуть Австрии роль великой европейской державы и заложить основы для модернизации Габсбургской монархии.
С. Н. Палаузов пишет о нем так:
«Велики были услуги, оказанные им императорскому дому. Почти на своих плечах вынес он Австрию из опасности и, можно сказать, конечной погибели».
Именно Феликс Шварценберг смог добиться привлечения к подавлению восстания в Венгрии войска графа И. Ф. Паскевича. В период работы правительства Шварценберга были ликвидированы многие демократические нормы, а он умер от апоплексического удара прямо во время заседания Совета министров 5 апреля 1852 года.
Что же касается Италии, то там в феврале 1853 года вспыхнуло восстание в Милане, организованное Джузеппе Мадзини – писателем и философом, создателем организации «Молодая Италия».
Восстание в Милане навлекло на Италию новые строгости: она была объявлена на строжайшем военном положении. Австрийский фельдмаршал Йозеф Радецкий 11 февраля 1853 года издал прокламацию, в которой он объявил жителям ломбардо-венецианских областей, что при малейшем подозрении в какой бы ни было попытке выступления против местных властей он немедленно употребит для их усмирения не только всю строгость законов, но и самую неограниченую жестокость, разрешенную ему императором.
Глава двадцать перваяАвстро-итало-французская война
К началу 1859 года общественное мнение единодушно обвиняло Австрию и с ужасом ждало предстоящую катастрофу, театром которой должна была быть преимущественно Италия, с судьбой которой были связаны интересы всей почти Европы.
Даже приверженцы австрийской политики, например премьер-министр Великобритании граф Дерби, всегда готовый покровительствовать интересам Австрии, ныне отозвался о ее политике как о деле преступном, ответственность за которое лежит на ней же одной. Но в чем заключалось ее вероломство? Что преступного совершила Австрия? Предоставляем фактам говорить самим за себя.
Взаимоотношения Австрии, Франции и Сардинии к концу февраля 1859 года сильно изменились и приняли характер совершенно угрожающий. Слова императора Наполеона III, обращенные к австрийскому посланнику барону Иосифу-Александру фон Гюбнеру во время новогодней аудиенции, показали Европе, что между Францией и Австрией более не существует дружественных отношений. В словах императора французов выразилось его неудовольствие за ту роль, которую приняла на себя Австрия во время Крымской войны 1853–1856 годов (тогда Австрия и Пруссия уклонились от союза, предложенного им Англией и Францией, но заключили между собой отдельный договор). С этой минуты взаимное недовольство между венским и парижским дворами не были уже тайной. Упреки, обвинения и угрозы наполняли газеты обеих держав, и скоро статьи венских газет достигли уровня, как посчитали французы, «возмутительного бесстыдства».
Австрия первая от слов перешла к делу. Она первая начала готовиться к войне и, наводнив Ломбардию войсками, объявила эту провинцию на военном положении. Франция в свою очередь тоже начала сдвигать войска поближе к пьемонтской границе и не замедлила перевести лучшие полки из Алжира.
Этой явной распрей воспользовался король Сардинии (Пьемонта) Виктор-Эммануил II. Его дружба с Францией была незадолго перед этим скреплена родством (браком принца Наполеона по прозвищу «Плон-Плон», второго сына Жерома Бонапарта, с принцессой Марией-Клотильдой Савойской, дочерью короля Виктора-Эммануила), и, как следствие, союз Франции и Сардинии против Австрии не замедлил сделаться известным всей Европе.