Учитывая, что в эти же годы Россия нанесла ряд поражений Швеции, предопределивших благоприятный для империи Петра Великого исход Северной войны, можно сказать, что второе десятилетие XVIII в. стало временем формирования «концерта держав» в том виде, в каком ему было суждено просуществовать еще два столетия — вплоть до окончания Первой мировой войны. Естественно, что за это время соотношение сил между державами неоднократно менялось, возникали и исчезали многочисленные союзы и коалиции, но список основных участников европейской политической игры оставался почти неизменным. Даже объединение Германии и Италии во второй половине XIX в. стало в какой-то степени последствием Утрехтского мира, положившего начало возвышению Пруссии среди германских и Пьемонта — среди итальянских государств.
Император скрепя сердце присоединился к условиям Утрехтского мира год спустя в Раштатге (1714). Честолюбию Карла VI была сделана уступка: формально он не подписал мирного соглашения с Испанией и не признал Филиппа V королем (это произошло позднее, в 1725 г.). Кроме того, император выторговал у испанцев Сардинию, которую шесть лет спустя обменял у пьемонтского короля на Сицилию — в эпоху династической дипломатии были возможны и такие вещи. Измотанная многолетней войной Европа вступала в период относительного спокойствия.
Именно спокойствие оказалось губительным для принца Евгения Савойского. В мирное время он чувствовал себя не у дел, к тому же отношения с новым императором — благодаря стараниям некоторых советников Карла VI — у полководца были хуже, чем с его предшественниками. В 1716—1719 гг. принц Евгений еще раз показал себя в новой войне против турок, но это была его лебединая песня. Армия одряхлела вместе со своим командующим, а таланта военного реформатора у Евгения Савойского, как выяснилось, не было. Есть и его вина в упадке австрийской военной мощи при Карле VI, с катастрофическими результатами чего пришлось позднее столкнуться наследнице императора Марии Терезии. В 1734 г., во время непродолжительной войны за польское наследство, принц Евгений, дряхлый старик, вновь выступил в поход, но на сей раз не снискал никаких лавров. Два года спустя он умер, оставив после себя многомиллионное состояние, несколько роскошных дворцов и обширную библиотеку, которую вскоре выкупил Карл VI. Главным же наследием легендарного полководца были, конечно, его победы. Военачальника такого масштаба Габсбургам больше никогда не удавалось привлечь под свои знамена. Многие поколения австрийских солдат, Маршируя на фронт, пели песни о «принце Евгении, славном рыцаре»...
Странное наследство досталось императору Карлу VI. С одной стороны, он мог гордиться тем, что повелевает более чем 10 млн. человек, живущих на огромной территории от Альп до Трансильвании и от Силезии до Белграда. Кроме того, Раштаттский мир сделал Карла сюзереном значительной части Италии и южных (бывших испанских) Нидерландов. С другой же стороны, разбросанность и разнородность габсбургских владений представляли собой потенциальную угрозу власти австрийского дома, который, по сути дела, был единственным фактором, объединявшим подвластные Габсбургам народы. Итак, главной проблемой, которая встала перед Карлом VI и его правительством, оказалась интеграция земель, Находившихся под скипетром династии. Эта проблема, в свою очередь, была Связана с вопросом о самом существовании австрийского дома, ибо император остался последним мужчиной в роде.
В отличие от брата, Иосифа I, человека живого, энергичного и привлекательного, пошедшего в мать, Элеонору Пфальц-Нойбургскую (он был одним из немногих Габсбургов, не обезображенных оттопыренной нижней губой), Карл VI больше напоминал своего отца Леопольда. Невысокий, некрасивый, очень застенчивый (на аудиенциях император не говорил, а бормотал что-то себе под нос, так что визитерам приходилось догадываться, что изволил сказать его величество), Карл в молодости получил психологическую травму, ввязавшись в неудачную испанскую авантюру. В чужой стране, королем которой он был провозглашен против воли большей части ее народа, молодой человек фактически стал заложником арагонских дворян и буржуа, а также англичан и португальцев, заинтересованных в том, чтобы на троне в Мадриде оказался государь, обязанный им своим возвышением. Карла не могло не ранить то, что оба императора, его отец и брат, не проявляли большого интереса к испанским делам, предпочитая им дела итальянские. В результате без малого семь лет, проведенных эрцгерцогом в Испании под именем «Карл III», стали чередой эфемерных побед и жестоких поражений, от которых его избавила лишь ранняя смерть Иосифа I, принесшая младшему Габсбургу императорскую корону.
Брак Карла с Елизаветой Брауншвейг-Вольфенбюттельской, заключенный в 1708 г., долгое время оставался бездетным. Не имея наследников, Карл VI был вынужден искать нестандартные решения династической проблемы. Таким решением стала Прагматическая санкция (1713) — документ, провозглашавший неделимость владений австрийского дома и утверждавший новые принципы престолонаследия в габсбургском роде. Предполагалось, что власть после смерти Карла VI перейдет к его племяннице, старшей дочери Иосифа I, а в случае, если ни она, ни ее сестра не переживут своего дядю, наследство достанется сестрам последнего и их потомству. Однако вскоре у Карла и Елизаветы наконец родился сын, а вслед за ним — три дочери. Поскольку мальчик прожил совсем недолго, формула Прагматической санкции была изменена в пользу старшей из дочерей Карла VI, Марии Терезии. Ее двоюродные сестры, дочери императора Иосифа, выйдя замуж, отказались от прав на габсбургское наследство, но их мужья, курфюрсты баварский и саксонский, Прагматическую санкцию не признали, что позднее имело серьезные политические последствия.
Всеобщее признание Прагматической санкции стало главной целью австрийской политики при Карле VI. По сути дела, санкция была не одним, а целой серией документов, провозглашавших новый порядок наследования (от имени императора) и выражавших согласие с этим порядком (от имени сословных собраний отдельных габсбургских земель). Австрийский историк Й. Редлих, досконально изучивший правовую сторону многовекового габсбургского владычества в Центральной Европе, считал Прагматическую санкцию своего рода Magna Charta этого региона — документом, заложившим государственно-правовые основы империи Габсбургов, которая на протяжении нескольких столетий служила формой политической организации нескольких европейских народов. Другой видный исследователь, Р. А. Канн, отмечал, что «был юридически закреплен существовавший де-факто с 1526 года союз, основанный на принадлежности всех земель династии единому суверену (Personal Union), а его характер стал более тесным — это было подлинное объединение (Real Union) земель под властью австрийского дома» (Капп R. A. The Multinational Empire: Nationalism and the National Reform in Habsburg Monarchy. New York, 1950. Vol. 1. P. 10).
Однако без гарантий ведущих держав Прагматическая санкция не стоила и той бумаги, на которой была написана. Поэтому ее признание стало условием почти всех многочисленных переговоров, которые в ту эпоху вело императорское правительство с членами «европейского концерта». Габсбургам приходилось учитывать, что дипломатические комбинации в европейской политике в то время менялись с калейдоскопической быстротой. В середине 20-х гг., когда обострились отношения Испании с Англией и Францией, произошло Кратковременное сближение Мадрида и Вены. Карл VI и Филипп V официально признали друг друга, причем испанский Король согласился с положениями Прагматической санкции (1725). Годом позже санкцию признала Россия, а в 1728 г. — Пруссия. Тем временем Франция, где власть при юном Людовике XV оказалась в руках многоопытного кардинала Флери, оправилась от последствий бесконечных войн предыдущего царствования и вновь стала претендовать на роль ведущей континентальной державы. Это естественным образом способствовало новому сближению Австрии, Англии и Голландии. В 1731—1732 гг. Лондон и Гаага признали Прагматическую санкцию, а в январе 1732 г. с ее положениями согласился и рейхстаг «Священной Римской империи», кроме представителей Баварии и Саксонии. Но лишь 2 мая 1738 г. стареющий Карл VI смог окончательно вздохнуть с облегчением: в этот день был подписан франко-австрийский договор, одним из пунктов которого стало признание Людовиком XV Прагматической санкции.
Союзнические отношения, сложившиеся в начале XVIII в. между Веной и Петербургом, несколько омрачила история с царевичем Алексеем. В 1718 г. старший сын Петра Великого, отношения которого с отцом давно не складывались, бежал в Вену, где попросил у императора защиты и покровительства (супруга Карла VI была родственницей принцессы Шарлотты, покойной жены Алексея Петровича). Карл отправил царевича в отдаленный замок на юге Италии, но русской разведке удалось установить, где находится Алексей, и разгневанный Петр послал «цесарю» письмо, в котором настаивал на выдаче сына, угрожая войной. К столкновению с Россией Австрия не была готова, да и повод представлялся слишком несущественным, поэтому Карл выдал Алексея Петру, заручившись у русского посланника графа Толстого гарантией безопасности царевича. Своего слова русские власти, как известно, не сдержали: Алексей погиб в Петербурге, скорее всего — был убит по приказу отца.
Во внутреннем устройстве монархии при Карле VI также происходили изменения, правда, недостаточно радикальные и глубокие для того, чтобы способствовать быстрой модернизации принадлежавших Габсбургам отсталых областей Центральной и Восточной Европы. Как уже отмечалось выше, социально-экономическое положение габсбургского государства оставляло желать лучшего. Будучи по населению примерно равной Франции, Австрия в 1700 г. располагала национальным доходом, составлявшим лишь 26% французского. Казне постоянно не хватало средств, и в то же время огромные деньги уходили на содержание двора. Несколько улучшилась ситуация после создания единого Совета по торговым делам, к которым Карл VI проявлял определенный интерес. В этот период, кстати, наметилось своеобразное разделение труда в рамках государства Габсбургов, сохранявшееся до самого конца его существования: если в альпийских землях, Богемии, Моравии, Силезии наблюдался промышленный рост, то Венгрия оставалась преимущественно сельскохозяйственным королевством. В чешских землях доля населения, занятого на фабриках, в мастерских и мануфактурах, в середине XVIII столетия достигла 10%, в Венгрии же она составляла лишь 1%.