Франц Иосиф, до преклонного возраста сохранявший отличную офицерскую выправку, и в политике был столь же прям и безыскусен. Лишь настоятельная необходимость заставляла его идти на уступки духу времени, придавая новый, более современный облик древней империи. Он был бы, наверное, недурным правителем в XVII или XVIII столетии, в эпоху абсолютистско-династической политики, когда суверену не ставили палки в колеса партии и парламенты, а подданные Габсбургов были как бы на одно лицо — без удручающих национальных честолюбий, доставлявших Францу Иосифу столько хлопот. Во второй же половине XIX и начале XX вв. представления императора об обществе и государстве, внутренней и международной политике являлись по большей части безнадежными анахронизмами. Он, впрочем, и сам понимал это, охарактеризовав в 1910 г. в беседе с американским президентом Т. Рузвельтом себя как «последнего монарха старой школы». В это понятие, несомненно, входили и убеждения, сложившиеся у Франца Иосифа в первые годы царствования: глубокая приверженность авторитарным методам правления и недоверие ко всем общественным институтам, кроме трех — армии, бюрократии и церкви.
Подавление революции не означало установления социального мира во всех провинциях Австрийской империи. Венгрия оставалась фактически оккупированной страной, в которой были весьма сильны антигабсбургские настроения. Централизаторская политика Шварценберга и Баха, ставшего его преемником в области внутренней политики, не примирила венгров с новыми порядками. «Гусары Баха» (австрийские чиновники, в большинстве своем немцы, носившие в венгерских землях форму, которая напоминала традиционные мундиры гусар) повсеместно воспринимались как оккупационная администрация. Еще серьезнее оказалась ситуация в Ломбардо-Венеции, генерал-губернатором которой Франц Иосиф в 1857 г. назначил своего младшего брата Максимилиана (90-летний Радецкий был наконец отправлен в отставку и умер спустя несколько месяцев). В том, насколько плохо обстоят дела в итальянских провинциях, императорская чета смогла убедиться лично во время поездки по этим землям, оказавшим Францу Иосифу и Елизавете ледяной прием. Продолжалось брожение в Чехии, Галиции, в самой Вене — словом, неоабсолютизм, экономическая стабильность которого была подорвана финансовым кризисом 1857 г., переживал не лучшие времена.
Чтобы укрепить свои позиции, в том числе в Италии, Франц Иосиф в 1855 г. пошел на заключение конкордата с римско-католической церковью. Это соглашение стало явным отступлением от йозефинистских принципов религиозной политики, которых — хоть и не в столь радикальной форме, как при Иосифе II — Габсбурги, несмотря на свой строгий католицизм, придерживались на протяжении всей первой половины XIX века. Теперь были вновь расширены права церкви в сфере образования, особенно начального, и гражданского законодательства (в первую очередь семейного права). Церковь вновь, как в эпоху барокко, становилась государством в государстве: светские власти отказались от какого-либо контроля за перестановками в церковной иерархии и взаимоотношениями австрийской церкви с Римом. Австрия стала одним из самых клерикальных государств Европы.
Конкордат с Римом ничуть не помог Францу Иосифу в итальянских делах: политический авторитет Пия IX по сравнению с 40-ми гг. заметно снизился, а влияние Сардинии, выступавшей в роли лидера Рисорджименто (объединения Италии), наоборот, быстро возрастало. Консервативно-репрессивная политика Габсбургов в Ломбардии и Венеции вела к тому, что к концу 50-х гг. их власть в этих провинциях основывалась исключительно на силе штыков армии Радецкого. После ухода старого полководца ее возглавил человек гораздо менее способный — «паркетный генерал» граф Дьюлаи, представитель той части венгерской аристократии, которая была лояльна австрийскому дому. Эрцгерцог Максимилиан, пытавшийся наладить диалог между властями и населением, заслужил на севере Италии репутацию либерального, доброжелательного, но связанного Веной по рукам и ногам правителя. К концу 1858 г. он понял, что все его усилия тщетны. «Я нахожусь здесь в роли осмеянного пророка, — с горечью писал Максимилиан матери, — который теперь на каждом шагу должен выслушивать то, что сам столько раз повторял глухим» и которого нынче — только для того, чтобы скрыть истинные причины, — осыпают упреками. Как будто я и только я... являюсь источником всех здешних бед». Нетрудно было догадаться, кого эрцгерцог подразумевал под «глухими». 20 апреля 1859 г., приняв решение о новой войне с Сардинией, Франц Иосиф отозвал брата с поста ломбардо-венецианского наместника.
К тому времени Наполеон III и сардинский премьер-министр Кавур заключили тайное соглашение, согласно которому Франция обязалась прийти на помощь Сардинии в случае столкновения с Австрией. Однако хитрый Бонапарт продолжал уверять австрийцев, что наметившееся охлаждение между Веной и Парижем совсем не соответствует его воле и настроениям Франции. Наполеон усыпил бдительность Франца Иосифа, который ошибочно полагал, что ему придется воевать лишь с неоднократно битой и не слишком опасной Сардинией. Более того, император совершенно напрасно рассчитывал на то, что Пруссия прикроет его на Рейне — в случае, если Франция все-таки решится на враждебные действия.
21 апреля австрийский посол в Турине вручил Кавуру ультиматум с требованием отвести пьемонтскую армию от границ Ломбардии. Сардиния оставила это требование без ответа, и с 27 апреля обе страны находились в состоянии войны. Шесть дней спустя Наполеон III обратился к французскому народу с призывом помочь итальянцам в борьбе с «австрийской тиранией». Пруссия молчала. Франц Иосиф слишком поздно понял, что ввязался в крупную авантюру.
Дьюлаи оказался никудышным полководцем — нерешительным, нервным до трусости, к тому же слабо разбиравшимся в вопросах стратегии, тактики и повседневной жизни армии. В результате австрийцы сразу же отдали инициативу противнику, их маневры были невразумительны, вдобавок войска страдали от болезней, недостатка продовольствия и боеприпасов. Нужно отметить, кстати, что в этой войне армии императора противостоял не самый сильный противник: сардинцы воевали не слишком умело, французы шли им на помощь медленно, да и сами солдаты Наполеона III явно уступали тем героям, которых полвека назад вел в бой его дядя Наполеон I.
31 мая Франц Иосиф прибыл в Верону, куда отвел войска нерешительный Дьюлаи, который вскоре был отправлен в отставку (впрочем, вполне почетную). Император лично — в первый и последний раз за 68 лет царствования — встал во главе армии. В 20-часовой битве у Мадженты австрийцы потерпели поражение и вынуждены были отступить, потеряв около 10 тыс. человек убитыми и ранеными — почти вдвое больше, чем противник. Тем не менее Франц Иосиф был в отличном расположении духа и рассчитывал на торжество «правого дела», о чем писал матери 16 июня. Его надежды развеялись 8 дней спустя в сражении при Сольферино — самом крупном военном столкновении в Европе со времен лейципгской «битвы народов». Безыскусная тактика австрийцев и техническая отсталость их армии по сравнению с французской привела к очередному поражению — на сей раз куда более серьезному, чем у Мадженты. «Теперь я знаю, что значит быть проигравшим генералом», — с грустью писал император жене на следующий день после Сольферино.
Этот разгром навсегда подорвал его веру в собственные полководческие способности. 11 июля Франц Иосиф лично встретился с Наполеоном III в Виллафранке под Вероной, где оба монарха обсудили условия мира, официально закрепленные позднее в Цюрихском договоре. Австрия отказывалась от прав на Ломбардию, которую передавала французам — с тем, чтобы те впоследствии уступили ее своей союзнице Сардинии. Венеция пока что оставалась в руках Габсбургов. Тем временем над Италией уже несся вихрь Рисорджименто, и спустя год после поражения Франц Иосиф был вынужден с горечью наблюдать за тем, как на южных границах его империи возникает единое и заведомо враждебное Австрии Итальянское королевство.
Эпоха, когда Австрия могла самостоятельно и успешно играть роль «европейской необходимости», за счет этого входить в число великих держав и обеспечивать неприкосновенность своих границ, — эта эпоха окончательно и бесповоротно ушла в прошлое. Символично, что через несколько дней после битвы при Сольферино умер престарелый князь Меттерних. И еще одно интересное совпадение: Францу Иосифу, «последнему монарху старой школы», было суждено прожить ровно столько же, сколько и главному ментору этой школы, — 86 лет.
Поражение при Сольферино имело ряд важных последствий для австрийской политики. Во-первых, император произвел чистку среди высших должностных лиц: в отставку были отправлены министр иностранных дел Буоль, ряд других гражданских сановников и около 60 генералов. Во-вторых, Франц Иосиф преисполнился глубокого отвращения, если не сказать ненависти, к «вероломному» Наполеону III, для которого в приватной обстановке не находил иного выражения, кроме как «этот мерзавец в Париже»; неприязнь австрийского монарха дорого обошлась Франции в 1870 г., когда во время франко-прусской войны Вена сохранила нейтралитет, не поддавшись на французские уговоры ударить в тыл пруссакам. В-третьих, поведение самой Пруссии во время войны 1859 г. не способствовало улучшению отношений между берлинским и венским дворами; путь к битве при Садовой был в каком-то смысле проложен у Мадженты и Сольферино. В-четвертых, проигранная война обострила внутренние противоречия в империи. В Венгрии вновь вспомнили о Кошуте. Неоабсолютизм трещал по швам. Франц Иосиф встал перед необходимостью реформ, к которым испытывал не большую любовь, чем к французскому императору.
На протяжении по меньшей мере ста последних лет своего существования габсбургская монархия, по сути дела, колебалась между двумя парами полюсов. Одна из этих пар обозначала характер ее политического режима, другая — особенности административного устройства. Это были, с одной стороны, абсолютизм и противостоящий ему конституционный Парламентский строй, а с другой — централизм и его антипод, федеративна