Покидая дом сестер, все свои врачебные инструменты я оставил на полках в комнате, где принимал больных. Также я оставил там немало своих книг: «О святой болезни»[89], «О глазах»[90], «Теории растений»[91], «Астрономику»[92]…
Я взял с собой только «Семя единорога», с этой книгой мне не хотелось расставаться. Да, к тому времени я знал ее наизусть, но иногда испытывал наслаждение от одного вида стройных рядов слов, расставленных в порядке более совершенном, чем лучники и гетайры[93] великого Александра[94].
Накануне вечером мы устроили прощальный ужин с Гитой и Тали, которые привыкли к нам и не хотели нас отпускать. Я успокаивал сестер, говоря, что мы скоро вернемся.
Лодка, купленная мной, осталась у причала Хоразина.
Ученики тоже покинули город налегке, оставив в доме сестер большинство своих вещей. Все наши пожитки поместилось на одном ослике.
Уже выйдя из Хоразина, с вершины соседнего холма я посмотрел сквозь ветви эвкалипта на полосу голубой воды, окаймленную горами лилово-розового цвета, и мне стало так горько, будто бы я смотрел на Галилейское озеро в последний раз.
Мы не торопились, идя через Галилею, которую я так любил. Местами она похожа на зеленое море, застывшее в момент бури. Высоко в небе парили ястребы, в терновых придорожных кустах звучала вечная музыка цикад. То дикие непролазные заросли, то возделанные поля и сады. Голые скалы, нависающие над дорогой… Маленькие селения в дюжину домов из темного камня. Женщины с кувшинами на плечах у колодцев. Навстречу нам семенили в клубах пыли ослы с поклажей на боках и медленно шагали верблюды, сопровождаемые загорелыми дочерна погонщиками. Тени облаков плыли по долинам, как призраки армий, захватывавших эти плодородные места, которые созданы Всевышним будто в оправдание за то, что столько еврейской земли – это пустыня. Воины Ассирии, Египта и Вавилона приходили сюда, но где они теперь? Уйдут и римляне.
Мы пообедали и отдохнули в селении недалеко от Вифсаиды и к вечеру достигли Магдалы. Когда уже показались на возвышении ее белые, хаотически разбросанные дома, мы встретили толпу мужчин, которые стояли полукругом перед женщиной, лежащей на земле, точнее – на глинистой почве, вытоптанной скотиной. Рядом под пальмами был ручей, куда местные пастухи водили поить скот.
Мы оказались там в момент, когда решалась судьба этой женщины. Было очевидно: толпа вывела ее за стены города, чтобы казнить, закидав камнями. Среди собравшихся выделялся широкоплечий старый раввин в синей накидке с кисточками и в белоснежной головной повязке, который орал громче всех, распаляя народ:
– Смело побейте ее камнями до смерти, чтобы истребить зло от Израиля! Так было и так будет всегда!
– Мое имя Йесус! – крикнул я, подойдя ближе, надеясь, что они слышали обо мне. – Остановитесь! В чем виновата эта женщина?
– Хочешь присоединиться к развлечению? – усмехнулся высокий сутулый мужчина в черном балахоне; раздался всеобщий злобный смех. – Она проститутка! Она опозорила наш город! Мы хотим исполнить закон.
Я с учениками ничего не мог сделать с такой толпой, не мог остановить их силой, а вот они запросто могли убить нас, тем более что среди них было много пьяных – скорее всего, они отмечали праздник, который был в тот день, и к вечеру винный дух стал требовать от них кровавую жертву.
Мне нужно было искать аргументы, как-то воздействовать на них словом. Меня переполняло отвращение от того, что делают эти бестолковые люди, многие из которых были неграмотны и не могли написать свое имя, но с торжествующей свирепостью стремились исполнить закон. Женщина неподвижно лежала на земле, поджав колени и закрыв лицо руками, спиной к ручью, и я подумал, что она выбрала правильную позу, которая смогла бы продлить ее жизнь на несколько минут или даже спасти, если бы кто-то остановил казнь: летящие из толпы камни не могли попасть ей в спину, а хребет – это самое уязвимое место. Спереди ее тело закрывали руки и ноги, перебитые кости которых могут срастись; хребет же не срастется никогда.
– У вас есть разрешение от римского администратора? Или от Антипы, вашего справедливого царя, да хранит его Господь? – спросил я, обращаясь к старику-раввину в синей накидке, но он демонстративно отвернулся, не желая снисходить до разговора со мной.
Раздались угрожающие крики:
– Ты что, предатель, Йесус? Пособник римлян? Мы не рабы Рима, мы соблюдаем только Моисеев закон!
– Пошел отсюда!
– Берите камни, благочестивые братья!
Некоторые из них подняли камни, но медлили – настроение толпы еще не достигло градуса, требуемого для священнодейственного убийства, однако в любую секунду могло достичь этой точки, и я лихорадочно решал, что делать, ведь летящие камни уже никто не смог бы остановить словами, разве только индийские учителя, достигшие вершин блаженства, но и в этом я не уверен.
– Учитель, давай уйдем, все это может плохо кончиться, мы не можем остановить все казни в Израиле, – прохрипел мне в ухо Матфей, дергая меня за рукав, но я не обратил на него внимания.
– А есть ли у нее муж? – спросил я спокойно, поочередно вглядываясь в их лица. – Может быть, это ты? Или ты?
– Еще чего!
– Кому нужна эта проститутка!
– Иди куда идешь, тебе говорят!
– Иасон, возьми камень потяжелее, твоим не убьешь и лягушку.
– Глупцы! – крикнул я. – Пророк Моисей повелел избивать камнями только тех женщин, которые изменили мужу. Как же вы исполните закон, если она не замужем?
– Она околдовала уважаемого человека, у которого есть жена и дети, – раздался голос надменного старого раввина. – Она вообще не из нашего города! И заслуживает смерти.
– Где этот человек? – спросил я.
– Его нет среди нас.
Я подумал, кем, интересно, является этот малодушный человек, и озвучил последний аргумент, пришедший мне на ум в ту минуту:
– Но ведь не силой она уложила его с собой в постель! А величием своей красоты! Так давайте гордиться тем, что эта прекрасная женщина вышла из дочерей Израилевых!
– Ты говоришь чепуху, Йесус!
– Пора кончать!
В этот момент я понял, что женщина обречена, и одновременно, как это бывает в момент отчаяния, соединенного с сильнейшим напряжением ума и духа, ко мне пришло решение:
– Хорошо, но тогда я первым брошу в нее камень! – крикнул я, выпучив глаза, и захохотал. – Это будет камень позора! Это будет страшный предсмертный позор! А потом она умрет! Вот увидите!
Они остолбенели, и никто не пытался остановить меня. Все зачарованно смотрели, как я подбежал к этой женщине, пнул ее сандалией в бок и крикнул:
– Встань на четвереньки, проклятая шлюха!
Она мгновенно повиновалась. Я задрал ее одежду, опустился на колени, высвободил свой зайин, который к этому времени уже был твердым, и начал торопливо совокупляться с ней. Я должен был спешить, пока кто-нибудь в толпе не сообразил, что к чему, и не оттащил меня. Я держал женщину за шею, пригнув к земле ее голову с пышными вьющимися волосами, которые разметались в пыли.
– Что вы стоите?! – раздался голос старика, который первым пришел в себя от увиденного. – Этот человек блудодей, надо избить и его!
Но эти люди уже не спешили сделать то, что намеревались, – они хотели досмотреть эротическую трагедию до конца, а потом уже покончить и с женщиной, и, возможно, со мной.
По моему лицу струился пот, заливая глаза, я хотел извергнуть семя как можно скорее, но никак не получалось. Я взглянул на толпу и сквозь пелену увидел, что передо мной замерло стадо: вместо ног были копыта, а вместо одежд – волосатые туши. Я слышал не голоса, а похотливое мычание.
Кто-то в толпе разжал ладонь и уронил на землю свой камень – и мне показалось, что этот камень упал с неба.
Женщина невольно стала двигаться мне навстречу, насаживаясь на мой зайин, и в этот момент я наконец исторг в нее семя. Я торжествовал – это была победа, достойная Гедеона[95].
Я встал и помог подняться женщине. Она дрожала от страха и возбуждения, ожидая смерти, но я знал, что в этот момент она родилась вновь. Я добился того, чего хотел.
– Мое семя в ней! – крикнул я. – Теперь вы не можете убить ее. Убив ее, вы убьете ее ребенка, и всех вас отдадут под суд.
Кто-то кинулся ко мне со словами «ах ты меси́т[96] проклятый!» и хотел ударить, но Андрей оттолкнул его, этот человек упал, и толпа сразу угомонилась, как будто неистовый дух, управлявший ею, отлетел прочь.
Я заметил, что молодой мужчина, которого назвали Иасоном, стоял зачарованный, с камнем в руке и приоткрытым ртом.
Первыми ушли те, кто был старше, а затем вся толпа двинулась к городу, как будто тот, кто подначивал ее к убийству, потерял сознание или уснул.
Ученики громко радовались этой развязке, а особенно Матфей, который устал за день и скорее хотел отдохнуть в городе.
Я взял женщину за подбородок и повернул к себе ее лицо, чтобы рассмотреть.
У нее было длинное и узкое смуглое лицо с тонким носом. Темно-синие глаза. На щеках и лбу кровоточили ссадины – ее уже успели поколотить, пока вели из города. На мочке правого уха тоже была кровь – кто-то вырвал из него серьгу. Слева серьга была на месте – серебряная, с зелеными камнями. На шее виднелась бледная борозда старого шрама.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Мария.
– Так зовут мою мать, мне не нравится это имя. Лучше я буду звать тебя Магдалиной, поскольку ты заново родилась возле этого города.
– Как тебе угодно.
– Я учитель и медик, а это мои ученики. Хочешь присоединиться к нам?
– С удовольствием… Зря я притащилась в Магдалу… Мне не советовали сюда ходить… Но ведь надо было заработать… А из Тиверии меня накануне изгнали.