Воскресенье в Чекерсе в основном прошло за подготовкой наших окончательных предложений для представления аргентинской стороне генеральным секретарем ООН. Основной задачей было довести переговоры до конца – в идеале, до высадки – но так, чтобы не выглядеть бескомпромиссными. Стало ясно, что нам нужно сделать очень разумное предложение. Я приняла это, поскольку была убеждена, что Аргентина его отклонит, и только по принципу бери-или-уходи: аргентинцы должны принять предложение целиком, или не принимать его вовсе, и в последнем случае оно будет отозвано. Мы намеревались установить ограничение по времени на ответ.
Тем временем в Британии Тони Парсонс и Нико Хендерсон были плотно заняты подготовкой текста. Мы детально проработали каждый пункт, переделывая текст, строчка за строчкой. Под рукой были объемные справочные материалы по ООН и закон, касающийся управления Фолклендскими островами. Мы ужесточили наши требования касательно промежуточной администрации, чтобы ее формат гарантировал некое подобие самоуправления для жителей островов без всякого участия правительства Аргентины. Мы полностью исключили Южную Джорджию и прочие зависимые территории из текста предложения. Мы сделали отсылку к статье 73 Хартии ООН, которая подразумевает самоуправление, чтобы дать понять, что пожелания островитян остаются ключевой ценностью в долгосрочных переговорах. От аргентинского правительства требовалось ответить в течение 48 часов, переговоры по условиям предусмотрены не были. Этот опыт также позволил мне впоследствии разъяснить каждую формулировку в палате общин, дабы умерить их понятные опасения касательно нашей готовности уступить слишком многое.
Утром во вторник 18 мая военные кабинет встретился со всеми начальниками штабов. Пожалуй, это был решающий момент. Нам предстояло решить, начинать ли высадку на Фолклендских островах; я попросила каждого из начальников высказать свое мнение. Сложности были ясны: мы будем уязвимы при высадке и, что принципиально, были сомнения в достаточности поддержки с воздуха. Нам не удалось вывести из строя столько аргентинских самолетов или кораблей, сколько хотелось бы, в недели, предшествующие высадке. И всегда оставался тот факт, что мы не могли обнаружить их подводные лодки.
Но также было ясно, что чем дольше задержка, тем больше риск потерь, и тем хуже погодные условия, в которых нашим солдатам предстояло сражаться. Солдаты не могли оставаться на борту корабля до бесконечности. Вывод заключался в том, что преимущества высадки перевешивали риск, связанный с ее задержкой. Правила ведения боя уже были согласованы. Нападение должно было начаться уже вечером.
Никто из нас не сомневался в том, что нужно сделать. Мы дали разрешение на высадку на основании плана командующего силами, в соответствии с окончательным одобрением со стороны Кабинета. Процесс можно было остановить в любой момент до позднего вечера четверга, что позволило бы тщательно рассмотреть любой ответ аргентинцев на наши предложения. Более того, время было рассчитано для командующего войсками лично.
В действительности, на следующий день, в среду, мы получили ответ аргентинской стороны, который фактически содержал подробный отказ от наших предложений. До этого мы решили – по предложению Френсиса Пима – публиковать последующие отказы Аргентины, и 20 мая мы так и сделали. В первый раз за все время этих дипломатических маневров, реальная позиция стороны в них была обнародована, что создало хорошее международное впечатление.
Генеральный секретарь предпринял попытку в последний момент наладить связь со мной и Гальтиери, чтобы выдвинуть свои предложения. В вторник 20 мая военный кабинет собрался перед Кабинетом. Френсис снова призывал к компромиссу. Он заметил, что «памятная записка» генерального секретаря была во многом сходна с нашими предложениями, и что продолжение военных действий может быть неверно растолковано. Но факт был в том, что предложения синьора де Куеллара были поспешными и неясными; принять их означало бы вернуться в самое начало. Я жестко все подытожила. Не может быть и речи о задержках в военном расписании. Это может оказаться смертельным для наших войск. Военный кабинет, а позднее – и полный Кабинет согласились.
Генеральный секретарь не получил от аргентинцев ответа на свою «памятную записку» – по которой мы, несмотря на нашу сдержанность, сделали несколько серьезных комментариев. Он признал провал своей попытки в Совете Безопасности. Мы обнародовали наши предложения, и я отстаивала их на следующий день в палате общин. Дебаты прошли хорошо и создали благоприятный фон для того, что должно было произойти.
Мне предстоял день, полный дел в своем округе 21 мая в пятницу, и я понимала, насколько важно продолжать заниматься своими делами, как обычно.
Позднее в тот вечер, когда я была на приеме в Вудхаус Скул, все еще в округе, по телевидению сообщили новость. Британский флаг реял над Сан Карлос: мы вернули Фолкленды.
Но мне отчаянно не давал покоя вопрос потерь.
Ближе к ночи я вернулась в Номер 10 и Джон Нотт представил мне полный отчет. Сама высадка прошла без единой потери. Но теперь был день и начались яростные авианалеты. Фрегат «Ардент» был уничтожен. Еще один фрегат – «Аргонаут» – и эсминец «Бриллиэнт» получили тяжелые повреждения.
Основные десантные силы продвинулись в сторону Сан Карлос Уотер, укрытые облачным небом и плохой видимостью, в то время как в других районах Восточных Фолклендов проходили диверсионные операции. Под прикрытием огня из корабельных орудий, наши войска были доставлены на берег на десантном судне, пока вертолеты перебрасывали экипировку и припасы. Пять тысяч человек успешно высадились, но мы потеряли два вертолета вместе с экипажами. Береговой плацдарм был обеспечен, однако для полного его захвата требовалось еще несколько дней.
На заседании Совета Безопасности Тони Парсонс отстаивал нашу позицию перед лицом неизбежных словесных нападок союзников Аргентины. В конце дебатов ирландцы выдвинули совершенно неприемлемую резолюцию. Только африканцы скорректировали резолюцию до состояния, в котором мы могли ее принять. Она стала UNSCR 505, единогласно принятой 26 мая, давая генеральному секретарю распоряжение искать способы для прекращения военных действий и полного применения UNSCR 502.
В субботу во второй половине дня я посетила Нортвуд перед тем, как отправиться в Чекерс, и провела некоторое время в оперативном зале за брифингом. Я всячески старалась сохранять уверенность, но когда мы с адмиралом Филдхаузом вышли и нас никто не смог бы услышать, я не удержалась и спросила его: «Сколько еще нам это терпеть?» Он был не меньше обеспокоен. Но у него была способность великолепного командующего – видеть противоположную сторону вещей. И какими бы ужасными ни были наши потери, тот факт заключался в том, что мы успешно высадили свои войска, а ВВС Аргентины понесли серьезные потери.
Я должна отметить, что на руку нам играли три важных слабых места в наступательном потенциале аргентинских ВВС, хотя в некоторой степени это была наша заслуга. Во-первых, аргентинцы сосредоточили свои налеты – за трагическим исключением Блафф Коув немного позднее – на кораблях сопровождения, нежели на десантных судах или авианосцах. Разумеется, частично это была заслуга сопровождения, успешно оборонявшего эти суда. Во-вторых, аргентинские самолеты были вынуждены летать на небольшой высоте, избегая наших ракет, в результате чего бомбы, снаряженные на большую высоту, зачастую не взрывались. (К сожалению, бомба, застрявшая в корпусе корабля «Энтелоуп» взорвалась, отправив корабль на дно, когда отважный сапер попытался ее обезвредить). В-третьих, у аргентинцев был ограничен запас французских ракет «Экзоцет». Они предпринимали отчаянные попытки увеличить свой арсенал. Были свидетельства того, что вооружение из Ливии и Израиля обходными путями, через южноамериканские страны, попадает к ним. Мы, в свою очередь, предпринимали отчаянные попытки пресечь эти поставки. Позднее, 29 мая, мне предстоял телефонный разговор с президентом Миттераном, который сообщил, что у Франции был контракт на поставки «Экзоцет» в Перу, который уже был выполнен, и мы с ним боялись, что они попадут в Аргентину. Как всегда бывало во время конфликтов, он был предельно сдержан.
Американцы, какими бы раздражающими и непредсказуемыми ни были их публичные высказывания по проблеме, предоставляли такую бесценную помощь, как 150000 квадратных ярдов покрытия для создания временной взлетно-посадочной полосы. 3 мая Каспар Вайнбергер даже предложил отправить авианосец «Эйзенхауэр» в качестве передвижного аэродрома для нас – предложение, скорее вдохновляющее, чем практичное.
Вечером во вторник 25 мая я работала в своем кабинете в палате общин, когда пришел Джон Нотт и сообщил, что эсминец «Кавентри» подвергся затяжному налету аргентинской авиации и тонет. Он был одним из двух военных кораблей, «закрывавших» внешнюю часть Фолкленд Саунд, предоставляя раннее оповещение о воздушных налетах и щит ПВО для кораблей снабжения, разгружавшихся в Сан Карлос Уотер. Позднее он перевернулся и затонул. 19 членов экипажа погибли. Джону предстояло выступить по телевидению в течение получаса. Часть того, что произошло, уже была известна публике, но не название корабля. Лучше было не раскрывать его до получения подробностей о судьбе экипажа. Было ли это правильное решение я не уверена до сих пор: из-за того, что название не обнародовали, все семьи служивших на флоте были преисполнены волнения.
Позже в тот вечер мне предстояли еще плохие новости. Я посетила личный кабинет, чтобы узнать последние новости о «Кавентри», но вместо этого дежурный по Номеру 10 сообщил мне, что в 18000-тонный контейнер компании «Кунард» «Этлентик Конвейор» попала ракета «Экзоцет»; корабль горел и поступил приказ покинуть его. «Этлентик Конвейор» вез необходимые припасы для наших войск на Фолклендах. Четверо находившихся на борту погибли, а капитан утонул, хотя позже мне сказали, что он пережил взрыв и пожар, и его видели живым в воде. К счастью, большинство выжили и были спасены.