И наконец, были интервью. Они проходили в разнообразных жанрах. Брайен Уолден из «Уикенд уорлд» задавал более прицельные «прощупывающие» вопросы. Робин Дэй из телепередачи «Панорама» был, наверное, самым агрессивным, однако во время этой избирательной кампании он допустил ошибку, заострив внимание на проблеме подсчетов последствий безработицы для бюджета – серьезная оплошность, если вы берете интервью у бывшего министра по делам пенсий и государственного страхования. Я и сама допустила «ляп», постоянно называя сэра Робина «господин Дэй». Аластер Бернет специализировался на коротких, тонких вопросах, казавшихся безобидными, однако при ответе на них было много подводных камней. Чтобы обойти все мины и остаться невредимыми, нужно было обладать незаурядной ловкостью. Затем были еще телепередачи, во время которых вопросы задавала публика в студии. Мне всегда нравился формат программы «500» телекомпании «Гранада»: широкая аудитория задает вам жизненные вопросы, которые волнуют ее больше всего.
Наш манифест был представлен на первой пресс-конференции консервативной партии, состоявшейся в среду, 18 мая. Кабинет министров присутствовал на ней в полном составе. Я бегло зачитала основные положения, после чего Джеффри Хау, Норман Теббит и Том Кинг сделали короткие пояснения к разделам манифеста по линии их ведомств. Затем я предложила задавать вопросы. Манифесты редко попадают в заголовки СМИ за исключением тех случаев, как в этот раз, когда что-то выходит не так. Газеты опубликуют на внутренних полосах тщательно продуманные предложения правительству и будут писать о некоторых признаках «раскола». На пресс-конференции журналист задал Фрэнсису Пиму вопрос, касающийся переговоров с Аргентиной. Мне показалось, что ответ Фрэнсиса мог быть истолкован неоднозначно, и я вмешалась, чтобы уточнить, что мы будем вести переговоры по торговым и дипломатическим связям, но при этом не намерены обсуждать суверенитет. Газета заострила на этом особое внимание: но на самом деле не было никакого раскола. Это политика. Фрэнсису Пиму на этой неделе не везло. Отвечая на вопрос из студии в телепередаче «Время вопросов» компании «Би-би-си», он сказал что, по его мнению, «результатом блестящих побед на выборах, как правило, не становятся успешные правительства». Разумеется, люди сделали из этого заключение, что якобы он не хочет, чтобы мы набрали подавляющее большинство на выборах. Конечно, еще куда ни шло сказать такое, если у вас обеспечено место в парламенте, как у самого Фрэнсиса. Однако кандидатам из числа консервативных маргиналов («ненадежных») и тем нашим деятелям, кто надеялся выиграть места у других партий, это показалось не самым добрым знаком. И учитывая, что во время этой предвыборной кампании самодовольство, казалось, должно было быть нашим злейшим врагом, подобное высказывание звучало неуместно. Первая очередная пресс-конференция в рамках избирательной кампании состоялась в пятницу, 20 мая. Джеффри Хау поставил под вопрос затраты на реализацию предложений лейбористов, содержащихся в их предвыборном манифесте, и заявил, что если они его не опубликуют, то это сделаем мы. Это был первый подступ к развитию центральной темы предвыборной кампании – лейтмотива, оказавшегося весьма продуктивным. Патрик Дженкин, подхватив его, привлек внимание к планам лейбористов по проведению национализации промышленности и регулированию в этой области. Был ряд вопросов, касавшихся экономики. Но, естественно, пресса хотела слышать только о том, что я думаю относительно высказывания Фрэнсиса. Фрэнсис был главным организатором фракции в парламенте – ее «главным кнутом» – при правительстве Теда Хита, и, основываясь на этом факте, я прокомментировала это так:
«Я уж как-нибудь переживу победу подавляющим большинством голосов. Думаю, комментарий, который вы имеете в виду, был нормальной предосторожностью главного кнута. В прошлом главного кнута. Впрочем, «бывших» главных кнутов не существует. Это особый тип людей».
В понедельник, 23 мая, моя кампания набрала серьезную силу. Мы начали, как обычно, с инструктивного совещания перед утренней пресс-конференцией, на котором мы кратко обсудили агитационную стратегию партии. В 1979 году агентство «Саатчи энд Саачи» разработало блестящие рекламные материалы и плакаты. Большинство из того, что они создали в 1983 году, было менее эффектно, впрочем, были исключения. На одном рекламном плакате сравнивались избирательные манифесты коммунистической и лейбористской партии: похожие выдержки из обоих документов приводились друг напротив друга. Перечень оказался обширным. На втором плакате были перечислены 14 прав и свобод, которых голосующий лишался в случае избрания лейбористской партии на выборах и реализации ее программы. А другой плакат с лозунгом: «С точки зрения лейбориста, он черный, а с точки зрения консерватора – британец», нацеленный на завоевание поддержки этнических меньшинств, вызывал ряд неоднозначных реакций. Но мне такое утверждение представлялось совершенно справедливым. Впрочем, я забраковала один рекламный плакат с крайне нелестным портретом Майкла Фута и лозунгом: «При консерваторах пенсионерам живется лучше». Возможно, это и было справедливым в отношении политики, но мне как-то не по душе личные выпады. Тем вечером я должна была выступить с речью в зале здания городского совета Кардиффа. Речь была длинной, она получилась продолжительной из-за того, что я оторвалась от бумаг и продолжила выступать вживую – это, по-видимому, всегда делает подачу более результативной. В ней я затронула все основные предвыборные темы: рабочие места, здравоохранение, пенсии, оборону, – но моя самая любимая часть в ней касалась планов лейбористской партии по бюджетным расходам:
«При лейбористском правительстве, куда бы вы ни направили свои сбережения, они не будут защищены от государства. Им [лейбористам] нужны ваши деньги, чтобы обустроить государственный социализм, и они намерены добиться своего. Вы доверите сбережения банку – они национализируют банк. Вы доверите сбережения пенсионному фонду или страховой компании – лейбористское правительство вынудит эти организации инвестировать деньги в собственные социалистические программы. А если вы уберете деньги в чулок, они, вероятно, национализируют чулки».
После ежедневной поездки в четверг я вернулась пораньше в резиденцию на Даунинг-стрит, чтобы подготовиться к сессии вопросов и ответов в телепередаче Сью Лоули «По стране». К сожалению, беседа перешла в спор о затопленном крейсере «Генерал Белграно». Деятели левого крыла считали, что набирают очки в борьбе, привлекая к этому вопросу внимание общественности, откапывая незначительные расхождения в пользу своей теории о жестоком намерении правительства устроить бойню. Это было не только отвратительно; это было нелепо. В подавляющем большинстве избиратели приняли нашу точку зрения, что во главе угла стояла защита жизни британцев. В вопросе с «Белграно», как и во всем, навязчивые идеи левых активистов шли вразрез с их интересами. Но весь этот эпизод оставил у меня в душе неприятный осадок.
У лейбористской партии теперь были большие неприятности. В среду, 25 мая, – в тот же день, который мы назначили для обсуждения вопросов по обороне, – Джим Каллаген выступил с речью в Уэльсе, в которой отверг идею одностороннего разоружения. В газетах появились противоречивые заявления о позиции лейбористов по вопросу ядерного оружия. Даже среди лейбористских переднескамеечников не было единодушия: можно было выбирать между Майклом Футом, Денисом Хили и Джоном Силкином – казалось, у каждого была своя политическая стратегия в вопросе обороны. Во время нашей пресс-конференции и в ходе всей избирательной кампании в целом Майкл Хезелтайн обрушивался на лейбористов с критикой в адрес их политической стратегии. Мне всегда было известно о тех нескольких вопросах, которые для лейбористов были особо чувствительными, поскольку у них не было по ним продуманной политической стратегии, а народ придавал этим аспектам большую значимость. Это были «коренные вопросы». Одним из них была оборона. Другим были бюджетные расходы. Именно поэтому мне хотелось, чтобы Джеффри Хау сделал более подробную, чем обычно, оценку расходов по реализации предложений, изложенных в избирательном манифесте лейбористской партии. Он выполнил превосходный анализ на двадцати страницах текста. Как показала оценка, планы лейбористов предполагали дополнительные расходы в жизнедеятельности парламента в размере 36–43 млрд фт. стерлингов – значение последней цифры приближается к общей сумме валового дохода от налога на прибыль за тот же период. Доверие к экономике, предлагаемой Лейбористской партией, так и не восстановилось. Расточительность лейбористов действительно была их ахиллесовой пятой на всех выборах, за победу в которых я боролась, – и хорошим поводом для консервативных властей разумно управлять экономической деятельностью государства.
В четверг, 26 мая, согласно данным опросов общественного мнения в газетах, наше преимущество над лейбористами было где-то в диапазоне между 13 и 19 %. С этого момента основную опасность представляла беспечность избирателей, поддерживающих консервативную партию, а не отчаянные попытки лейбористов вернуть утраченные позиции. Четверг сулил стать еще одним приятным днем, когда мы проводили обычную предвыборную агитацию, на сей раз в Йоркшире. Одним из ярких впечатлений стал обед в лавке «Фиш-н-чип» Гарри Рамсдена – «крупнейшей лавке, торгующей картошкой фри с рыбой в некоммунистическом мире» – в Лидсе. Это был поистине пир. Вечером я выступила в королевском зале в Харрогите, подробно остановившись на теме, которая была ядром моей политической стратегии. Политическая нестабильность 1970-х и 1980-х годов сломала привычные стереотипы, существовавшие в британской политике. Смещение лейбористской партии влево и экстремизм профсоюзов привели к тому, что те, на кого они традиционно опирались, испытывали разочарование, и поэтому среди них начался раскол. Они смогли воспользоваться теми возможностями, которые мы создали, особенно в области муниципального жилья; главное, они разделяли наши убеждения, включая глубокую веру в семейные ценности и патриотизм. Теперь перед нами открывалась возможность привести их в консервативные ряды, и я выстроила свою речь в Харрогите с расчетом именно на это. Когда я вернулась в Лондон в пятницу, в предвыборной кампании лейбористов произошел еще один необычный поворот. Генеральный секретарь лейбористской партии Джим Мортимер заявил изумленному пресс-корреспонденту: «Взгляды членов комитета по проведению избирательной кампании единодушно сходятся в том, что лидером лейбористской партии является Майкл Фут». После подобных заявлений оставалось только гадать, как долго они оба продержатся на своих постах. Тем вечером мои мысли в основном были заняты предстоящей встречей в верхах «Большой семерки» по экономическим вопросам в Вильямсбурге, и у меня была запланирована поездка в Соединенные Штаты во второй половине дня в субботу. Как бы ни сказалось мое участие в совещании на предвыборных настроениях, не было никаких сомнений в том, что обсуждения в Вильямсбурге имели по-настоящему важное международное значение. Президент Рейган очень хотел сделать все, чтобы встреча прошла успешно. На предыдущих встречах «Большой семерки» возможность настоящих обсуждений была несколько ограничена тем фактом, что проект коммюнике составляли перед встречей лидеров. Теперь американцы настояли на том, чтобы мы сначала провели обсуждения, а сам документ составили позднее, в чем было больше смысла. Но на всякий случай я взяла с собой британский проект коммюнике. В Вильямсбурге создалась отличная атмосфера – не только благодаря заразительному чувству юмора президента, но и благодаря местоположению. В окружении сказочной красоты этого восстановленного виргинского городка, главы правительств расположились в отдельных домах. Нас встречали