Как и ожидалось, она спровоцировала ответ. Дэнис Хили начал бомбардировку. Но чем сильнее нас осуждала Лейбористская партия, тем большую рекламу это делало нам. Просто для того, чтобы объяснить, в чем состояло противоречие, газеты должны были напечатать изображение постера, таким образом, усиливая его эффект. Это был такой успех, что была разработана серия постеров на другие темы, в каждом из которых лейбористы «не работали». Отчасти благодаря этому мы пришли к осени 1978 года в лучшей политической форме, чем можно было бы ожидать, а в августе – сентябре мы набирали силу. Это, в свою очередь, было очень значительно, в такой степени, что повлияло на решение премьер-министра о созыве парламентских выборов.
Только Джим Каллаген может точно сказать, почему он не созвал парламентские выборы той осенью. Конечно, я ожидала, что он это сделает, особенно после его речи на конференции Британского конгресса тред-юнионов, которая невероятным образом закончилась тем, что он запел «Ждала я у церкви» – шутливая манера уйти от ответа, что он собирается делать. Затем, уже два дня спустя, в четверг 7 сентября, когда я была с визитом в Бирмингеме, мне позвонили по телефону и сообщили новости с Даунинг-стрит о том, что в своем вечернем выступлении по телевидению премьер-министр Джим Каллаген объявил, что на самом деле выборов не будет.
Я разделяла общее чувство разочарования, которое вызвало это заявление премьер-министра. Но я знала, что другие, день и ночь работавшие, чтобы вывести партию на дорогу войны, были разочарованы гораздо больше.
Выиграли бы мы парламентские выборы осенью 1978 года? Я думаю, что мы могли бы протиснуться с небольшим перевесом голосов. Но стоило мне допустить одну или две ошибки в нашей кампании, и мы бы проиграли. И даже если бы мы победили, что бы произошло потом? Лейбористская политика оплаты труда теперь уже явно разваливалась. Британский конгресс тред-юнионов проголосовал против обновления Общественного договора, и в следующем месяце конференция Лейбористской партии проголосовала за отказ от сдерживания заработной платы, так что даже этот фиговый лист был снят. Уладить забастовку рабочих на заводе «Форд» уже было невозможно в рамках правительственной пятипроцентной «нормы оплаты». Разочарование и неудовлетворенность после нескольких лет политики цен и доходов всплывали на поверхность, как это было во время правительства Хита, среди озлобленности и беспорядков.
Если бы нам пришлось столкнуться со всем этим зимой 1978/79 года, это могло бы нас сломать, так, как в конечном итоге сломало лейбористское правительство. Во-первых, я должна была бы настаивать, что все разговоры о «нормах» и «ограничениях» должны быть немедленно оставлены. По причинам, которые я изложу, это было бы очень непопулярным решением и, возможно, неприемлемым для большей части теневого кабинета. Во-вторых, даже если бы мы попытались применить лимит наличности в общественном секторе и дисциплину рынка в частном вместо какого-то рода политики доходов, был бы высок риск разрушительных забастовок. Вместо того чтобы позволить нам сдерживание силы профсоюзов, как это было сделано в следующем году, в общественном сознании, возможно, лишь утвердилось бы то впечатление, что оставила трехдневная рабочая неделя 1974 года, когда консервативное правительство пыталось провоцировать конфронтацию с профсоюзами и потерпело поражение. Как ни ужасающи были зимние события 1978 – 79 года, без них и без демонстрации реальной природы социализма, которые они олицетворяли, было гораздо труднее достичь того, что было сделано в 1980-е.
Но в любом случае мы могли себе позволить подождать. Хотя я не могу заявить, что предвидела то, что последует, я была убеждена, что базовый поход Лейбористской партии был нежизнеспособным. В обмен на соглашение с профсоюзными лидерами об ограничении оплаты труда лейбористское правительство осуществляло политику, которая расширяла государственный контроль экономики, уменьшала количество индивидуальных предприятий и увеличивала силу профсоюзов. В какой-то момент такая стратегия должна была рухнуть. Профсоюзные лидеры и левое крыло Лейбористской партии обретали такую мощь, что уже не видели интереса в осуществлении сдерживания заработной платы. Не стали бы профсоюзы прислушиваться и к призыву принести себя в жертву, чтобы осуществить политику, которая просто провалилась. Влияние социалистической политики на экономику в целом выразилось бы в том, что Британия все сильнее и сильнее отставала бы от своих конкурентов в сфере производительности и уровня жизни. И в определенный момент это стало бы невозможно скрывать ни от общественности, ни от валютных рынков и иностранных инвесторов. При условии, что основные структуры свободной политической и экономической системы все еще функционировали, социализм должен был тогда сломаться. И именно это, конечно, и произошло той зимой.
Конференция Консервативной партии в Брайтоне обещала быть трудной. Опросы общественного мнения показали, что мы отстаем от лейбористов. Кроме того, споры по поводу быстро разваливающейся политики доходов правительства привлекали еще больше внимания к нашему подходу, и это само по себе угрожало дезинтеграцией.
За несколько недель до начала конференции Джим Прайер неблагоразумно сделал несколько замечаний в радиоинтервью, которые, казалось, предлагали Консервативной партии вернуться к правительственной пятипроцентной политике, и он не только ясно выразил, что поддерживает принцип установленной государством политики доходов, но действительно признался, что думает, что консервативное правительство будет вынуждено ее ввести: «Я думаю, это может случиться при определенных обстоятельствах». В моих собственных интервью я старалась снова сместить акцент на связь между заработной платой, премиями и производительностью труда и увести его от норм. Хотя я ясно дала понять, что не поддерживаю забастовку рабочих завода «Форд», я тем не менее обвиняла правительственную пятипроцентную норму оплаты труда в том, что произошло, и сказала, что пятипроцентная норма оплаты не была реальной возможностью. Это повсеместно интерпретировали как призыв к возвращению к свободным переговорам между профсоюзами и предприятиями, и я не стремилась отрицать эту интерпретацию.
Тед Хит теперь выступил с другой стороны. Участвуя в экономических прениях на конференции, которые я наблюдала с трибуны, он предупредил о риске догматизма и сказал о пятипроцентной политике правительства так: «Еще неясно, до какой степени она сломана. Но если она сломана, здесь нечему радоваться, нечему торжествовать. Мы должны горевать по нашей стране». Джеффри Хау выступил с яркой заключительной речью, с апломбом ответив на выступление Теда и сказав, что будущее консервативное правительство вернется к «реалистичным, ответственным переговорам между профсоюзами и предприятими, свободным от государственного вмешательства». Но позднее той ночью Тед выступил по телевидению и продолжил свою линию. Он заявил, что «свободные переговоры между профсоюзами и предприятими ведут к массивной инфляции», и когда его спросили, следует ли Консервативной партии поддержать политику доходов правительства во время предвыборной кампании, он ответил: «Если премьер-министр скажет, что готов созвать парламентские выборы, и выразит ту точку зрения, что мы не можем позволить себе еще один скачок инфляции или еще одну всеобщую потасовку, я скажу, что с этим согласен».
Это была слабо завуалированная угроза. Явный раскол между нами во время предвыборной кампании нанес бы огромный вред. Вопрос о роли Теда в выборах давно волновал партию, и в начале года Питер Торникрофт тайно встретился с ним, чтобы обсудить его планы. Хамфри Аткинс также получил информацию от нескольких членов парламента, близких к Теду, которые сказали ему, что он демонстрировал, что был склонен к сотрудничеству. Во время выборов поддерживалась связь с его офисом. Выступление Теда было громом среди ясного неба.
Кроме того, по сути взгляды Теда казались мне совершенно ошибочными. Не было смысла поддерживать политику, которая разрушилась до такого состояния, что ее невозможно было восстановить, даже если это могло принести пользу (которой бы не было, за исключением очень короткого периода). Кроме того, хотя оппозиция по отношению к централизованному насаждению политики доходов означала, что мы оказываемся в компании очень странных союзников, включающей экстремистски настроенных профсоюзных активистов, бунт против централизации и эгалитаризма был в своей основе здоровым. Как консерваторам, нам не следовало неодобрительно относиться к людям, получающим достойное вознаграждение за использование своего ума или сильных рук, чтобы производить то, что хочет потребитель. Конечно, когда такой подход был охарактеризован как оппортунистский даже теми, кто якобы был на нашей стороне, и когда сюда добавилось открытое несогласие, как теперь, между такими министрами теневого кабинета, как Джим Прайер и Кит Джозеф, было трудно заставить, чтобы такой анализ был принят всерьез. Но на самом деле он был важнейшей частью моей политической стратегии и взывал к тем, кто традиционно не голосовал за Консервативную партию, но кто хотел больших возможностей для себя и своих семей. Так что я адресовала мою речь на конференции напрямую членам профсоюзов:
«Вы хотите более высокой зарплаты, лучших пенсий, более короткого рабочего дня, больше государственных расходов, больше инвестиций, больше, больше, больше, больше. Но откуда это «больше» возьмется? Больше нету. Вы больше не можете отделять оплату труда от производительности, как не можете разделить два лезвия ножниц и продолжать резать. И вот позвольте мне прямо обратиться к лидерам профсоюзов: вы часто становитесь нашими злейшими врагами. Почему не может быть больше? Потому что слишком часто ограничительная политика отбирает у вас то, что вы должны продавать, – вашу производительность труда.
Ограничительная политика въелась как наросты в нашу промышленную жизнь. Она с нами уже почти столетие. Она была создана, чтобы защитить вас от эксплуатации, но стала главным барьером на вашем пути к процветанию… Я понимаю ваши страхи. Вы боитесь, что производство большего количества товаров с меньшим числом работников будет означать меньшее число рабочих мест, и эти страхи особенно сильны, когда уровень безработицы так высок. Но вы ошибаетесь. Правильный способ борьбы с безработицей – это производить больше товаров по более низкой цене, и тогда большее количество людей сможет позволить себе их покупать…