Я полетела в Ольстер утром в среду. Сперва я отправилась в госпиталь Масгрейв Парк в Белфасте и побеседовала с ранеными солдатами, затем посетила лорда-мэра Белфаста в Сити Холл. Я настаивала на том, что мне необходимо встретиться с простыми горожанами, и поскольку это проще всего сделать во время прогулки по торговому центру города, именно туда я и направилась. Я никогда не забуду того приема, который мне оказали. Особенно трогательно было слышать добрые пожелания от людей, которые в этот момент страдали, и тогда у меня сложилось впечатление, которое мне позже не давали ни единого повода пересмотреть, – что люди Ольстера никогда не склонятся перед лицом насилия.
После ланча в столовой с военнослужащими всех званий Третьей бригады я получила инструктаж от военных и отправилась на вертолете на «враждебную территорию» Южная Арма. Одевшись в камуфляжную куртку, я осмотрела потрепанную бомбами станцию королевской полиции Ольстера Кроссмаглен – самый часто атакуемый армейский блокпост в Ольстере, – прежде чем бежать обратно к вертолету. Слишком опасно и работникам службы безопасности, и вертолетам оставаться неподвижными в этих местах.
Свой последний визит я нанесла в казармы Гоу, военной базы королевской полиции Ольстера в Арма. Сложно передать словами мужество сил безопасности, работа которых – защищать наши жизни от террористов. В частности, сотрудники полка обороны Ольстера, выполняющие свою работу, проживая в месте, где жизни их и их семей постоянно остаются уязвимыми, показывают тихий повседневный героизм, который никогда не переставал меня восхищать.
По возвращении в Лондон мне предстояло иметь дело с двумя важными вопросами. Как нам следовало улучшить управление и координацию своих мер безопасности в провинции? И как добиться большей слаженности с Ирландской Республикой в вопросах безопасности? Что касается первого вопроса, мы решили, что сложности в координации разведданных, получаемых полицией Ольстера и армией, лучше всего можно преодолеть введением нового высокоуровневого управления в области безопасности. Касательно второго мы решили, что мне следует перехватить премьер-министра Ирландии Джека Линча, когда он прибудет на похороны лорда Маунтбаттена.
Таким образом, мы назначили дневные переговоры с мистером Линчем и его коллегами по министерству в номере 10 на вторую половину среды 5 сентября. Первая сессия была встречей один на один между премьер-министрами; затем к нам присоединились наши министры и сотрудники.
У мистера Линча не было никаких собственных позитивных предложений. Когда я подчеркнула важность экстрадиции террористов и Республики, он сказал, что конституция Ирландии сделала этот процесс очень сложным. Мистер Линч отметил, что по ирландским законам за преступления, совершенные на территории Соединенного Королевства, террористов положено судить на территории Ирландии. Тогда я попросила, чтобы офицеры полиции Ольстера – которым предстояло собирать улики для таких процессов – могли присутствовать на допросах лиц, подозреваемых в терроризме на юге. Он сказал, что «рассмотрит» такую возможность. Я знала, что это означает: ничего не будет сделано.
Мы также не преминули воспользоваться антипатиями, которые эти убийства вызвали в США, чтобы проинформировать общественность о реалиях жизни в Ольстере.
Эмоциями и привязанностями миллионов достойный, американцев ирландского происхождения манипулируют ирландские республиканские экстремисты, которым удалось создать романтический образ террористов, который противоречит отвратительной действительности. Результатом стал непрекращающийся поток финансирования и вооружения, которые помогали ИРА продолжать свою кампанию, в то время как мы сталкивались с абсурдной ситуацией, когда закупка 3000 револьверов для сотрудников полиции Ольстера была остановлена госдепартаментом под давлением ирландского республиканского лобби в Конгрессе.
Я снова посетила эту область в Рождественский вечер. Она заставила проблемы политической жизни казаться очень тривиальными.
Глава 15В водоворот
Международные отношения в первые восемнадцать месяцев в 1979–1980
Мой первый Европейский совет состоялся в Страсбурге 21 и 22 июня 1979 года.
Я была уверена, что канцлер Шмидт вынес из наших предыдущих дискуссий четкое понимание моего намерения бороться за значительные сокращения вклада Британии в общий бюджет. Я надеялась, что он передаст сообщение президенту Жискару, который был председателем саммита; они оба являлись бывшими министрами финансов и должны были хорошо понимать точку зрения Британии. (Я не могла не заметить, что они разговаривали друг с другом на английском языке: но я была слишком тактичной, чтобы отметить это вслух).
Обстоятельства проблемы Британии с бюджетом не нужно долго объяснять, однако точные детали были предельно сложны. На момент переговоров о вступлении Британии мы получили уверение (о чем я продолжала напоминать другим государствам-членам) в том, что:
В случае возникновения неприемлемой ситуации в рамках существующего Сообщества или расширенного Сообщества, само выживание Сообщества потребует от институтов [Сообщества] найти разумные решения.
Причина, по которой подобное уверение было важным, заключалась в том, уникальный формат торговли Британии делал ее очень значительным вкладчиком в бюджет Европейского сообщества – настолько крупным, что ситуация была неприемлемой. Мы традиционно импортировали гораздо больше из стран, не являвшихся членами Европейского сообщества, чем остальные члены сообщества, в частности что касалось пищевых товаров. Это означало, что мы платили больше в бюджет сообщества в форме тарифов, которые оно накладывало. В противоположность этому, бюджет Сообщества сам по себе предрасположен в пользу поддержки фермеров помощи Единой Сельскохозяйственной Политики (CAP): в самом деле, когда мы пришли на свой пост, больше 70 процентов бюджета тратилось таким образом. CAP управлялась – и управляется – в расточительном режиме. Сброс этих излишков за пределы ЕС искажает мировой рынок продуктов питания и угрожает существованию свободной торговли между ведущими экономиками. Экономика Британии меньше полагается на сельское хозяйство, нежели экономика большинства других стран Содружества, и наши фермы в целом больше и эффективнее, чем во Франции или Германии; как результат, мы получаем меньше субсидий, чем они. Британия традиционно получала львиную долю чеков несельскохозяйственных программ Сообщества (таких, как региональное и социальное финансирование), но рост этих программ был ограничен влиянием фермерского лобби в Европе и международной рецессией.
Предыдущее лейбористское правительство прекрасно разыграло «пересмотр» условий изначального вступления Британии. В 1975 году финансовый механизм для ограничения нашего вклада был разработан в своей принципиальной основе; но его так и не запустили, и не смогли бы запустить без пересмотра его изначально оговоренных условий. Как результат, четкое соглашение, которого мы могли бы придерживаться с нашими партнерами по Сообществу, отсутствовало.
Еще одно направление претерпело спад: уровень благосостояния Британии, в сравнении с ее европейскими соседями, стабильно упал. Несмотря на нефть Северного моря, к 1979 году Британия обладала только седьмым по счету ВВП на душу населения среди стран-членов сообщества. И при этом от нас все равно ждали, что мы станем крупнейшим донором.
Таким образом моя политика изначально была нацелена на то, чтобы ограничить повреждения и искажения, вызванные CAP, и перенести финансовые реалии на расходы Сообщества. Но на встрече Сообщества в Страсбурге у меня также были краткосрочные цели. Во-первых, я стремилась поднять вопрос бюджета незамедлительно, чтобы добиться признания необходимости действий. Во-вторых, я хотела добиться ото всех жесткого обязательства, что на следующей встрече в Дублине Комиссия выступит с предложениями по решению этой проблемы.
Если я рассчитывала на то, что проблема бюджета захватит умы, ее нужно было поднять в первый день, поскольку коммюнике всегда разрабатывается чиновниками накануне вечером, готовое к дискуссии на следующее утро. Во время ленча я побеседовала с президентом Жискаром о том, чего я хотела, и у меня сложилось устойчивое впечатление, что мы сможем разобраться с бюджетом на раннем этапе.
Но когда мы вернулись, быстро стало ясно, что он намеревался следовать своей предыдущей программе. По крайней мере, я была хорошо проинструктирована и приняла активное участие в дискуссии об энергетике и мировой экономике. Я подчеркнула, что Британия не дрогнула перед тяжелыми решениями, которые потребовались для того, чтобы избавиться от этих сложностей, и что мы производили значительные сокращения бюджетных затрат. К 6:20 вечера мы пришли к решению, что если то возможно, мы будем сдерживать импорт нефти в Сообщество в период между 1980 и 1985 годами на уровне не выше 1978 года. Мы твердо вознамерились продолжать борьбу с инфляцией. Неизбежно, как я полагаю, мы пришли к согласию о необходимости сказать что-то о «сближении» экономической эффективности стран-членов (классический пример евро-жаргона). Фактически, мы сделали все, за исключением то, что я больше всего хотела, чтобы нам удалось перехватить вопрос бюджета.
К счастью, меня предупредили, что может произойти дальше. Президент Жискар предложил, что по мере того, как время идет и приближается пора готовиться к ужину, вопрос бюджета следует обсудить на следующий день. Разве премьер-министр Соединенного Королевства не согласится? И вот так на своем первом Европейском совете мне пришлось сказать «нет». Как выяснилось, поздний час сыграл мне на руку: к заключению часто становится проще прийти, если время поджимает, а разумы устремляются в сторону французской высокой кухни. Я выложила факты, и было принято решение включить в коммюнике инструкции к Комиссии подготовить предложения для следующего Совета по решению этой проблемы. Поэтому, с небольшим опозданием, мы перешли к ужину. Спор всегда подогревает аппетит.