п ко всем государственным документам, включая разведданные. Ее отчет заканчивается словами: «Мы не вправе выступать с какой-либо критикой или обвинять действующее правительство в решении аргентинской хунты совершить акт ничем не спровоцированной агрессии при вторжении на Фолклендские острова 2 апреля 1982 года».
Все началось с инцидента на Южной Джорджии. 20 декабря 1981 года была совершена незаконная высадка на остров кем-то, кого описали как аргентинских торговцев металлоломом; мы ответили жестко, но взвешенно. Аргентинцы впоследствии покинули остров, а аргентинское правительство заявило, что ничего не знает об инциденте. Я была больше встревожена, когда аргентинское правительство нарушило регламент, установленный на встрече, опубликовав одностороннее коммюнике, раскрывающее детали переговоров, в то время как аргентинская пресса стала муссировать вопрос о возможности начала военных действий до символически важной даты января 1983 года. 3 марта 1982 года я получила телеграмму из Буэнос-Айреса: «Мы должны готовить планы ответных мер» – однако, несмотря на свое беспокойство, я не ожидала ничего подобного полномасштабному вторжению, которое последний анализ нашей разведкой намерений Аргентины списал со счетов.
20 марта нам сообщили, что накануне аргентинские торговцы металлоломом снова без разрешения высадились на Южной Джорджии. Был поднят аргентинский флаг и раздавались выстрелы. В ответ на наши протесты Аргентинское правительство заявило, что не располагало информацией об этом. Сперва мы решили приказать кораблю «Эндюренс» выдворить аргентинцев, кем бы они ни были. Но старались решить переговорами с аргентинской стороной этот вопрос, который все еще выглядел как неудобный инцидент, а не как предвестник конфликта, потому мы отозвали приказ «Эндюренс» и вместо этого велели судну проследовать на британскую базу в Гритвикине, основном поселении на острове.
По мере того, как март подходил к концу, а инцидент все еще не был разрешен, мы все больше были озабочены ситуацией. Вечером в воскресенье 28 марта я позвонила Питеру Керрингтону, чтобы выразить свою обеспокоенность положением. Он уверил меня, что уже первым обратился к Элу Хейгу, госсекретарю США, попросив у него оказать давление. На следующее утро Питер и я встретились на базе Королевских ВВС Нортхолт по дороге на Европейский совет в Брюсселе и пришли к решению отправить ядерную подводную лодку в усиление «Эндюренс» и начать подготовку к отправке второй подлодки. Я не была слишком-то недовольна, когда произошла утечка этой информации. Подводной лодке понадобится две недели, чтобы достичь Южной Атлантики, но эффект это возымеет незамедлительно. Инстинкт подсказывал мне, что пришло время показать аргентинцам, что мы настроены серьезно.
Поздним вечером 30 марта возвратилась из Брюсселя. К этому времени Питер Керрингтон уже отбыл с официальным визитом в Израиль. Министерство иностранных дел и Министерство обороны уже работали над подготовкой оперативных оценок и анализом дипломатических и военных опций. На следующий день – в среду 31 марта – я выступила в Палате с отчетом по брюссельскому саммиту, но мысли мои были сосредоточены на том, что намеревались делать аргентинцы, и как нам следует на это отвечать. Разведка сообщала, что аргентинское правительство изучало наши реакции, но они планировали высадку на Южной Джорджии. Теперь я была глубоко обеспокоена. Тем не менее, я все еще не считаю, что кто-либо из нас ожидал немедленного вторжения на сами Фолклендские острова. Я никогда не забуду тот вечер среды. Я работала в своем кабинете в палате общин, когда мне сообщили, что Джон Нотт просит незамедлительного совещания для обсуждения Фолклендских островов. Я созвала людей. Хампфри Аткинс и Ричард Люс прибыли из Министерства иностранных дел вместе с представителями Министерства иностранных дел и по делам сотрудничества и Министерства обороны. (Глава Генерального Штаба был в Новой Зеландии). Джон был взволнован. Он только что получил разведданные о том, что аргентинский флот уже вышел в море, и похоже готовится к вторжению на острова 2 апреля. Джон высказал Министерству обороны мнение, что если Фолкленды будут захвачены, их не получится отбить. Это было ужасно и совершенно неприемлемо: это были наши острова и наш народ. Я немедленно сказала: «Если на них вторгнутся, нам придется их отвоевать».
Я спросила у начальника штаба флота, сэра Генри Лича, что мы можем сделать. Он ответил тихо, спокойно и уверенно: «Я могу собрать ударную группу из эсминцев, фрегатов, десантных кораблей и кораблей поддержки. Ее возглавят авианосцы «Гермес» и «Инвинсибл». Она может быть подготовлена к отправке в течение 48 часов». Он считал, что такой группировки будет достаточно, чтобы отбить острова. Ему нужно было лишь мое одобрение, чтобы начать подготовку. Я дала его и он немедленно отбыл. На заседании Кабинета нам предстояло принять решение, отправится ли группировка в поход, и если да, то когда.
Теперь к моему негодованию и решительности прибавилось чувство облегчения и уверенности. Генри Лич продемонстрировал мне, что когда дело доходит до драки, отвага и профессионализм британских вооруженных сил возобладают. Моей задачей как премьер-министра было гарантировать им всю необходимую политическую поддержку.
Нашей единственной надеждой были американцы – люди, к которым Гальтиери, если он все еще вел себя рационально, должен был прислушаться. Мы подготовили и направили срочное сообщение президенту Рейгану с просьбой принудить Гальтиери не переступать грань. Президент незамедлительно согласился это сделать.
В 9:30 утра в четверг 1 апреля я провела собрание Кабинета, раньше чем обычно, чтобы за ним еще до ланча могло последовать заседание международной и оборонной комиссии Кабинета. По последней информации аргентинского наступления можно было ожидать примерно в середине дня в пятницу по нашему времени. Мы думали, что у президента Рейгана все еще может получиться. Однако Гальтиери вообще отказался ответить на звонок президента. Мне сообщили об этом рано утром в пятницу, и я поняла, что наша последняя надежда утрачена.
В 9:45 утра в пятницу Кабинет вновь собрался на заседание. Я сообщила, что вторжение Аргентины теперь неизбежно. После этого мы вновь встретились, чтобы еще раз обсудить вопрос отправки группировки – хотя мне казалось, что на этом этапе уже нужно думать не о том, предпринимать ли что-то, а о том, что конкретно.
Связь с Фолклендскими островами часто прерывалась из-за атмосферных условий. Утром в пятницу губернатор Фолклендских островов – Рекс Хант – отправил нам сообщение о том, что вторжение началось, но оно так и не дошло. (На самом деле первый контакт с ним у меня состоялся, когда он достиг Монтевидео в Уругвае, куда аргентинцы отвезли его вместе с другими пожилыми людьми, утром в воскресенье). В действительности, капитан британского наблюдательного судна в Антарктике перехватил любительский радиосигнал и передал новость, Министерство иностранных дел. Мой личный секретарь принес мне финальное подтверждение, когда я была на официальном ленче.
К этому времени обсуждение всех вопросов кампании велось во всем Уайтхолле; лихорадочно велась подготовка к военным действиям. Армия готовилась внести свой вклад. Морская ударная группировка формировалась частично из кораблей, дислоцированных в Гибралтарском проливе, и частично из стоящих в британских портах. Королева уже ясно обозначила, что принц Эндрю, служивший в то время на «Инвинсибл» примет участие в походе: и речи быть не могло о том, чтобы к члену Королевской Семьи относились иначе, чем к остальным военнослужащим.
Кабинет во второй раз собрался на заседание в 7.30 вечера, когда было принято решение отправить группировку в поход. Больше всего в этот момент нас волновало, сколько займет путь. Мы были уверены, что аргентинцы подтянут достаточно людей и техники, чтобы их как можно труднее было выбить с островов. Погода в Южной Атлантике все время ухудшалась с приближением жестоких штормов южной зимы.
Более срочной и разрешимой была проблема работы с общественным мнением внутри страны. Поддержка отправки ударной группировки наверняка будет сильной, но не ослабнет ли она со временем? В действительности нам не следовало волноваться. Именно наша политика была понятна людям и пользовалась их поддержкой. Общественный интерес и вовлеченность оставались крепкими все время.
Однако один особенный аспект проблемы заслуживает внимания. Мы решили разрешить присутствие на кораблях военных корреспондентов, которые сообщали о ходе похода. Это создавало ясную картину событий. Но всегда существовал риск раскрытия информации, которая может быть полезна неприятелю. Мне также крайне не понравился ряд комментариев с попытками «непредвзятости» и ужасающее описание событий в третьем лице – разговоры о «Британцах» и «Аргентинцах» в наших новостных программах.
Также именно в пятницу 2 апреля я получила набор рекомендаций от Министерства иностранных дел, в котором бросалась в глаза гибкость, как основная черта этого департамента. Мне сообщили об угрозе притеснения британских экспатриантов в Аргентине, проблеме с получением поддержки от Совета Безопасности ООН, отсутствии возможности положиться на Европейское сообщество или США, риск вмешательства со стороны СССР, неудобный имидж колониальной державы. Все эти предположения были вполне справедливы. Но на войне нельзя позволять трудностям захватить твое мышление: нужно решать их с железной волей. И в самом деле, какие были альтернативы? Чтобы обычный или банановый диктатор правил подданными Ее Величества и властвовал обманом и силой? Пока я – премьер-министр, такому не бывать.
В ближайшей перспективе нам следовало выиграть процесс против Аргентины в Совете Безопасности ООН и добиться решения, осуждающего их агрессию и требующего ее прекращения. На основании такого постановления для нас будет проще завоевать поддержку другими странами наших мер оказания давления на Аргентину. Но в долгосрочной перспективе мы понимали, что нам придется решать свои вопросы подальше от ООН. Пока продолжалась холодная война, существовала реальная угроза, что Совет Безопасности попытается навязать нам неприемлемые условия. В случае необходимости мы могли наложить вето на подобную резолюцию, но поступить так – означало утратить международную поддержку нашей позиции. Второй долгосрочной задачей было заручиться поддержкой со стороны наших союзников, в первую очередь США, но также и членов ЕС, Содружества и других важных западных стран. Это была задача, реализуемая на уровне глав правительств, но основная нагрузка легла на плечи FCO, и ни у одной страны в то время не было в распоряжении двух таких блестящих дипломатов: сэр Энтони Парсонс, посол Британии в ООН и сэр Николас (Нико) Хендерсон, наш посол в Вашингтоне.