Главнокомандующим флота был адмирал сэр Джон Филдхауз; он взял общее командование ударной группировкой на себя, находясь на своей базе Нортвуд в Западном Лондоне и выбрав контр-адмирала Сэнди Вудварда в качестве командующего надводной боевой частью. (Наши подводные лодки напрямую управлялись из Нортвуда через спутник). Я прежде не встречалась с Сэнди Вудвардом, но была наслышана о его репутации как одного из умнейших людей во флоте. Заместителем адмирала Филдхауза по наземной части операции был генерал-майор Морской Пехоты Ее Величества Джереми Мур, который начал кампанию в Нортвуде, отправившись в Южную Атлантику в мае. Его заместителем, отплывшим на «Фирлесс» вместе с первой волной кораблей, был бригадный генерал 3-й бригады коммандос Джулиан Томпсон. Бригадному генералу Томпсону предстояло командовать нашими войсками на Фолклендских островах в ключевой период между высадкой и прибытием генерала Мура.
OD(SA) дважды собирался в среду 7 апреля. На протяжении всей войны нам приходилось иметь дело с проблемой соблюдения баланса между дипломатическими и военными потребностями. Я была уверена, что нужды наших военных важнее политики, и именно в этот день нам предстояло решить первую подобную проблему. Наши подлодки должны были прибыть в район Фолклендских островов в ближайшие несколько дней. Таким образом мы будем вправе установить двухсотмильную морскую зону отчуждения (МЗО) для кораблей вокруг Фолклендов. Нужно ли нам объявить ее сейчас? Или отложить это до завтрашнего визита Эла Хейга? Руководствуясь правовыми аспектами, мы решили дать предупреждение за несколько дней до того, как МЗО вступит в действие.
В реальности визит Эла Хейга пришлось отложить из-за дебатов в палате общин в тот день. В тот день на заседании Военного кабинета в семь часов вечера возник классический спор между Министерством обороны и FCO по поводу времени объявления. Мы решили действовать немедленно, сообщив Элу Хейгу заранее.
Джон Нотт сделал объявление, закончив дебаты речью, восстановившей его положение и уверенность в себе. Не прозвучало ни одного голоса против МЗО, и было слышно, как Джим Каллаген произнес «совершенно верно». Положение вступило в действие ранним пасхальным утром 12 апреля, когда наши подлодки были на месте, готовые к его осуществлению. Следует отметить, что ни разу за время Фолклендской операции мы не объявили о намерении действовать, не будучи в состоянии сделать это на самом деле. Я была твердо намерена никогда никому не дать повода ловить нас на блефе.
Все это время мы старались оказывать максимально возможное давление на аргентинскую сторону дипломатическими способами. 6 апреля я направила к главам государств стран Европейского сообщества, США, Японии, Канады, Австралии и Новой Зеландии. Я попросила у них помощи в давлении на Аргентину путем запрета продажи вооружений, запрета всего или части импорта, прекращения кредита по экспорту и оформления новых обязательств, а также не-поддержания и нестимулирования выдачи их банками кредитов Аргентине. Поначалу мне предложили просить о тотальном запрете на импорт, но я решила, что это плохая тактика – требовать слишком много сразу. Стали приходить ответы. Я уже упоминала ответы США и Франции и наши успехи в Совете Безопасности ООН. Гельмут Шмидт лично заверил меня в крепкой поддержке со стороны Западной Германии. Не все страны Европейского Сообщества ответили настолько положительно. Существовали прочные взаимоотношения между Италией и Аргентиной. Хоть и возражая против применения силы, Испания продолжала выступать в пользу Аргентины, и – что не так уж и удивительно – ирландцы доставили нам ряд опасений. Однако ЕС изначально предоставило нам все, о чем мы просили, наложив эмбарго на импорт из Аргентины на месяц, начиная с середины апреля. Когда пришло врем продления эмбарго, мы столкнулись с серьезными проблемами, однако в итоге был достигнут компромисс, согласно которому Италия и Ирландия могли возобновить свои связи с Аргентиной, в то время, как эмбарго было продлено вне зависимости от этого.
Содружество, за частичным исключением Индии, ответило значительной поддержкой. Но мы были разочарованы в некоторой степени уклончивым настроением Японии. СССР предсказуемо склонился на сторону Аргентины со словесными нападками в наш адрес.
Точно также мы подверглись шквалу критики со стороны латиноамериканских стран – как и США – хотя, из-за своих продолжительных разногласий с Аргентиной, Чили встала на нашу сторону. Еще ряд стран симпатизировали молча, какой бы ни была их публичная позиция. Так действия на дипломатическом фронте помогали выполнению задач нашей ударной группировки, по мере того, как она входила в Южную Атлантику. И, разумеется, эффективных дипломатических мер не получилось бы без самой отправки ударной группировки. Как однажды подметил Фридрих Великий, «дипломатия без оружия подобна музыке без инструментов».
В четверг 8 апреля Эл Хейг прибыл в Лондон для первого этапа его долгой и утомительной «челночной» дипломатической миссии. У меня были подробнейшие сведения от Нико Хендерсона касательно предложений, с которыми мистера Хейг скорее всего выступит. Мы ясно дали ему понять – и он принял это как нашу основную линию – что в Лондоне его принимают не как посредника, а друга и союзника, который прибыл в Лондон для того, чтобы обсудить с нами, каким образом США могут наиболее эффективно оказать нам поддержку в деле освобождения Фолклендских островов от Аргентины. В его команду входили Эд Стрейтор из посольства США в Лондоне, генерал Вернон Уолтерс, специальный ассистент мистер Хейга – сильная личность и человек, которого я очень уважала – и Томас Эндерс, занимавшийся южноамериканскими вопросами в Госдепартаменте. Ко мне присоединились Френсис, Джон, Терри Левин, сэр Энтони Акланд (глава Министерства иностранных дел) и Клайв Уитмор (мой главный личный секретарь). Переговоры были оживленными и прямыми, если пользоваться дипломатическим жаргоном: на кону было слишком многое, чтобы я могла позволить им пройти как-либо еще.
С самого начала было очевидно: что бы ни было сказано публично, Эл Хейг и его коллеги приехали, чтобы быть посредниками. Министр иностранных дел Аргентины обозначил, что он мог принять помощь СССР, что доставило предельный дискомфорт американской стороне. По мнению Эла Хейга, ближайшие 72 часа должны были стать наилучшим временем для переговоров по аргентинскому вопросу. Он сообщил нам, что приехал сначала в Британию, поскольку не хотел ехать в Буэнос-Айрес без полного понимания нашего подхода.
Я сказала мистеру Хейгу, что проблема гораздо шире, чем спор между Соединенным Королевством и Аргентиной. Применение силы для захвата спорной территории – опасный прецедент. В этом смысле Фолкленды касались многих стран – к примеру, Германии, из-за Западного Берлина, Франции, из-за колониальных владений, Гвианы, на обширную часть территории которой претендовала Венесуэла.
Для меня становилось все очевиднее, что мистер Хейг стремился не только избежать того, что он называл суждениями о суверенитете априори, но и хотел добиться не совсем британского управления (островами), которое я публично пообещала восстановить. Весь его подход основывался на попытках убедить две стороны прийти к некому нейтральному «совместному управлению» после ухода аргентинских сил для управления островами, пока решается их судьба в долгосрочной перспективе.
Но мистер Хейг был согласен на общую с нами линию. Мы оба должны были сообщить прессе, что мы хотели незамедлительного применения UNSCR 502, что мы обсудили, чем могут помощь США. У услышал, как британская сторона видит ситуацию, и как серьезно мы настроены, но он не должен был оставить ни малейшего впечатления, что наша позиция хоть как-то изменилась, или что мы проявляли гибкость.
В действительности, на наши дружественные разногласия в Лондоне мистер Хейг мог взглянуть с некой долей ностальгии, когда он прибыл в Буэнос-Айрес и начал пытаться вести переговоры с аргентинской хунтой. Стало очевидно, что сама хунта глубоко разделилась во мнениях, и что генерал Гальтиери, что министр иностранных дел синьор Коста Мендез, похоже, меняли свои мнения каждый час. В один момент мистеру Хейгу показалось, что он добился уступок, но когда он уже собирался улетать в Англию в пасхальное воскресенье 11 апреля – когда он действительно садился на самолет – синьор Коста Мендез вручил ему бумагу, которая опровергала уступки, которых он, как ему казалось, тогда добился всеми правдами и неправдами.
В пасхальный понедельник первые корабли ударной группировки начали прибывать на остров Восхождения, на полпути к Фолклендам. Американская команда вернулась в Лондон утром того же дня, 12 апреля.
354 Эл Хейг начал с устного пересказа своих переговоров в Буэнос-Айресе. Он сообщил, что заметил расхождения во взглядах между тремя родами аргентинских вооруженных сил. Флот был настроен воевать. Однако ВВС не хотели войны, а сухопутные войска находились где-то посередине. Он разработал набор предложений, которые, как он считал, аргентинскую сторону можно заставить принять. Было семь ключевых элементов:
Во-первых, и Британия, и Аргентина соглашаются покинуть острова и обозначенную окружающую территорию в течение двух недель.
Во-вторых, дополнительные военные силы не подтягиваются, а ушедшие силы возвращаются к своей повседневной службе. Аргентинская сторона хотела от нас заверения в выводе нашей ударной группировки из Южной Атлантики, но Эл Хейг сообщил им, что это невозможно, и считал, что их устроит вариант с возвращением британских войск к их повседневной службе.
В-третьих, будет сформирована комиссия (вместо губернатора) из американских, британских и аргентинских представителей, которые должны будут действовать совместно (по всеобщему согласию или в соответствии с мнением большинства – не обозначалось), чтобы проследить за выполнением соглашения. Каждый из членов комиссии может поставить свой флаг над свой штаб-квартирой.
В-четвертых, с Аргентины снимаются экономические и финансовые санкции.