и Леонард Бернштейн[59]. Последний порекомендовал Рудольфу посетить класс дирижирования при школе Джульярда. Друзья и коллеги Нуреева вспоминали, с какой страстью он принялся «зубрить» Баха на своем маленьком портативном пианино, сумку с которым – а пианино было достаточно тяжелое – носили все его коллеги и ученики по очереди.
В 1992 году, во время европейского турне, танцовщик дирижировал венским Резиденц-оркестром. Весной того же года по приглашению директора Татарского оперного театра, Рауфаля Мухаметзянова, Рудольф Нуреев посетил Казань, где дирижировал балетами «Ромео и Джульетта» и «Щелкунчик».
Подруга юности Рудольфа Нуреева, Любовь Мясникова рассказала: «Вспоминаю его последний день рождения – 17 марта 1992 года. Он приехал из Казани, где дирижировал музыкой Сергея Прокофьева “Ромео и Джульетта”, совсем больным. Мы не знали, что у него СПИД – это только наша старшая сестра Марина – врач, прекрасный диагност, высказала такое предположение, которое мы с гневом отвергли. Думали, у него просто воспаление легких. Мама волновалась: у Рудика температура, надо что-то делать… Вместе с тем мы так хорошо посидели, пришли друзья, Нинель Кургапкина… Рудик был очень доволен, просто счастлив, ему звонили со всего мира. Но устал. Пошел в другую комнату, прилег на диванчик.
Мама спрашивает: “Рудинька, вы добились всего, чего хотели, а чего вы все-таки хотели бы еще?” А он отвечает: “Жить! Жить! Жить!”».
В 1992 году на премьере балета «Баядерка», поставленной в Гранд-опера (в постановке Нурееву помогала давняя партнерша и подруга Нинель Кургапкина – Прим. авт.), артист получил высшую награду Франции за заслуги в области искусства. Уже тогда он ходил с большим трудом.
«В начале девяностых Рудольф позвонил мне и сообщил, что завел собаку. Он всегда хотел купить себе четвероногого друга и наконец решился – взял маленького ротвейлера из приюта для больных животных. Это его очень воодушевило, – рассказывала журналистам актриса Жанетт Этеридж. – Я предупредила Рудольфа, чтобы он не вздумал обучать собаку французскому и русскому языкам, поскольку я смогу разговаривать с ней только на английском. Судя по тому как собака меня понимала и слушалась, когда я впервые ее увидела, Рудик специально обучил ее английскому.
Собаку Рудольф назвал Солярия. На самом деле, это должен был быть Солор – в честь любимого героя Нуреева из «Баядерки». Но собака была представительницей слабого пола.
После смерти Руди собаку взяла Марика Безобразова».
«Он по-прежнему совершал перелеты: Лондон – Париж – Вена, потом была поездка в Россию. В середине марта, находясь в Петербурге, Рудольф почувствовал себя значительно хуже и вернулся в Париж, – рассказывала балерина Марика Безобразова. – Здесь его ждал личный врач Мишель Канези и частный госпиталь, где Рудольф лечился под вымышленным именем. К середине апреля он почувствовал себя лучше и, взяв с собой медсестру, уехал в Нью-Йорк, где должен был дирижировать «Ромео и Джульеттой» в Американском театре балета. Только некоторые из его ближайших друзей знали о том, чем Руди болен. С каждым днем организм его слабел, но Рудольф продолжал делать вид, что у него все в порядке. Он купил себе новую яхту в Неаполе, загорал на своем острове, а потом с головой окунулся в репетиции «Баядерки», которая открывала сезон в Париже в октябре. Рудольф занимался постановкой балета и должен был выступить в качестве дирижера. Ему помогали 62-летняя Нинель Кургапкина и французские друзья.
А потом были поездки в больницу, медицинские процедуры дома, таблетки, капли. Но каждый вечер, в шесть часов он начинал собираться в оперу. Однажды Рудик рухнул на пол на глазах у всех присутствующих. Все замерли, а Нуреев рявкнул: “Продолжайте в том же духе!”
После случившегося рядом со сценой поставили диван, с которого Рудольф наблюдал за танцующими.
Помню, как он вернулся домой после трудной и продолжительной репетиции. Рудику явно было очень плохо. Именно в этот момент к нему пришли Мод и Нинель. “Кого послать первой?” – спросила я. “Балетное дело – превыше всего. Позовите Нинель”.
Он угасал, но продолжал совершать перелеты. Последний раз я увидела его после Рождества, в госпитале. Рудольф лежал на подушках, он не узнал меня, но в его палате звучала музыка Баха. Нуреев дирижировал, видимо, репетируя какой-то будущий свой концерт».
Умер Рудик 6 января 1993 года, в возрасте 54 лет.
Только годы спустя после его смерти по постановлению Конституционного суда РФ, Рудольф Хамитович Нуреев был оправдан на основании Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий».
Из статьи, опубликованной в газете «Нью-Йорк таймс», от 7 января 1993 года: «“Смерть Рудольфа Нуреева была вызвана сердечным заболеванием, – сказал врач знаменитого танцовщика Мишель Канези, отказавшись вдаваться в подробности. – Исходя из пожеланий моего подопечного, я больше ничего не могу сказать”.
Близкие друзья мистера Нуреева, в свою очередь, уверяют, что причиной его смерти стал СПИД. Артист поступил в госпиталь “Нотр-Дам-дю-Перпетюэль-Секур” в Леваллуа, в пригороде Парижа незадолго до смерти […]
В свободное от работы время мистер Нуреев любил устраивать вечеринки, его часто замечали в компании влиятельных людей».
Как часто эти самые «влиятельные люди» удовлетворяли за счет Рудольфа, за счет заработанного тяжким трудом имени собственное тщеславие. Так, узнав о том, что миллиардер Онассис опекает американскую и греческую певицу Марию Каллас, греческий миллионер Ниархос взял под опеку Рудольфа. Он предоставил в распоряжение артиста свою лучшую яхту и остров в Эгейском море.
«Что касается личной жизни, – продолжал корреспондент “Нью-Йорк таймс”, – танцовщику удалось сохранить ее в тайне. Как сказал мистер Нуреев в одном из интервью в 1970 году: “Конечно, у меня, как и у любого человека есть личная жизнь. Но я не думаю, что общественность должна о ней знать. Согласны?”».
В свое время в «Автобиографии» Рудольф писал: «Каждому должно быть очевидно, что очень неприятно становиться объектом назойливого любопытства, когда перед публикой раскрывают все детали твоей личной жизни. Такая форма журналистской болтовни – одна из тех вещей на Западе, которую я нахожу отвратительной».
Похоронили Рудика на русском кладбище «Сент-Женевьев-де Буа» под Парижем.
«Нью-Йорк таймс», 13 января 1993 года:
«Дубовый гроб Нуреева опустили в землю без богослужений. Он был похоронен в 60 футах от могилы хореографа Сержа Лифаря. Всего на этом кладбище лежат более трех тысяч русских. Похоронам предшествовала гражданская панихида.
Семья Нуреевых – две, оставшиеся в живых сестры, две племянницы и два племянника стояли вокруг гроба, лестницу заполнили ученики из балетной труппы, воспитанники знаменитого танцовщика (труппа состоит из 24 человек). Молодые люди положили по обе стороны парадной лестницы букеты белых хризантем. 45-минутная программа началась с фуги Баха «Искусство фуги». Затем последовали литературные отрывки на пяти языках, прочитанные друзьями танцовщика, а также дальнейшие музыкальные отрывки (в исполнении небольшого струнного ансамбля, флейтиста и сопрано) Баха, Чайковского, снова Баха. Читали стихи, по слухам, подготовленные к церемонии самим Нуреевым незадолго до смерти. Это были отрывки из произведений Пушкина, Гете, Рембо. Особенно были красноречивы строки из пушкинского «Евгения Онегина»:
Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! – взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря.
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии
И средь полуденных зыбей,
Под небом Африки моей,
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.
Надгробная речь была произнесена министром культуры и образования господином Джеком Лангом, который отметил, что Нуреев хотел быть похороненным во Франции, стране, куда он бежал из Советского Союза в 1961 году, где он возглавлял национальную балетную труппу и где он провел свои последние месяцы.
“Вы предпочли быть погребенным в земле Франции, которая гостеприимно приняла вас”, – сказал мистер Ланг. Также он отдал должное мужеству танцовщика, с которым тот боролся со своей болезнью (напомним, друзья Нуреева утверждают, что он был болен СПИДом).
“Он противостоял болезни и смерти с той же ясностью и тем же мужеством, которые определяли его жизнь, – сказал мистер Ланг. – Он молчал, но боролся. Он страдал, но работал”. На гражданской церемонии также присутствовали Франсуа Леотар – французский министр культуры в конце 1980-х годов, а также многие друзья и бывшие коллеги. Среди них были Патрик Дюпон, Иветт Шовир, Карла Фраччи, Линн Сеймур, Марика Безобрасова, Жизлен Тесмар, Каролин Карлсон, Зизи Жанмер, Ролан Пети, Жан Бабиле, Джон Ноймайер, Руди ван Данциг, Флемминг Флинт, Джон Тарас, Лесли Кэрон и Ли Радзивелл».
Спустя годы Шарль Жюд рассказал: «Когда Рудольф был еще жив, но очень сильно болел, его американский адвокат и врач, собравшись с духом, задали ему вопрос, где именно он хотел бы быть похоронен? Он попросил час на раздумье, а когда час истек, ответил, что хотел бы, чтобы его погребли в Париже».
Роскошным подарком, который друзья преподнесли Рудольфу Нурееву уже после смерти, стал цветастый ковер, укрывший его могилу. Художник Парижской оперы Энцо Фриджерио вспомнил, что его гениальный друг любил и коллекционировал килимы[60]. Энцо создал эскиз, повторяющий узор на одном из любимых килимов Нуреева. В качестве материала для воплощения идеи была выбрана мозаика, мельчайшие частицы которой визуально повторяют структуру ковра.
«Рудик был против, чтобы его хоронили рядом с Лифарем. Ведь, как это ни странно, именно Серж Лифарь (русский эмигрант первой волны во Франции) написал самую отвратительную, разгромную статью о Нурееве. Лифарь, который в 1961 году вручал Рудольфу награду, как лучшему танцовщику! Кажется, не было ни одной советской газеты, которая бы ее не перепечатала», – вспоминала Тамара Закржевская.