– Ну вот, теперь ты понимаешь, в чем суть служения.
Я знаю пару хороших шуток про службы и служение, но вовремя прикусываю язык.
Себастьян подбоченивается и оглядывает катер.
– Ну, что нужно делать?
– Вытащить сиденья и содрать старую обивку. Ах да, еще отскоблить липкий слой. Что, уже сожалеешь о своем великодушии? – Я вручаю Себастьяну перчатки и позволяю себе поглазеть на него ровно три секунды. Он опрятен до безупречности, а еще много времени проводит на свежем воздухе: кожу позолотило солнце.
– Зачем ты даешь перчатки мне? – спрашивает Себастьян, отталкивая их.
– В гараже есть еще одна пара.
Себастьян согласно кивает, я спрыгиваю на землю и перевожу дыхание – медленно иду к гаражу и обратно. Если бы я слушал маму, то не упустил бы шанс расставить точки над i, объяснить, что, хоть Себастьян и знает мой секрет, у нас с ним ничего не выйдет.
«Скоро, – обещаю я себе. – Скоро я с ним поговорю. Наверное».
Мы вытаскиваем из катера второе кресло, скамью, а когда принимаемся за ковер, оба уже в поту, хотя температура вряд ли выше шестидесяти градусов[28] – для февраля это рекорд.
– Не пойми меня неправильно, – начинает Себастьян, – но почему твой отец вешает эту работу на тебя, вместо того… Я не знаю… – Он виновато косится на наш дом. – Вместо того чтобы кому-нибудь заплатить?
Вслед за Себастьяном я смотрю на наш дом. Находится он, пожалуй, в лучшем районе Прово. Здесь у всех красиво изогнутые подъездные аллеи и большие ровные лужайки. Здесь у всех достроенные подвалы, а над гаражами – комнаты для гостей. Да, мои родители хорошо зарабатывают, но транжирами их точно не назовешь.
– Моя мама считает каждый цент, а рассуждает примерно так: «Купить лодку я мужу позволила, но обслуживает ее пусть своими силами».
– Очень в духе моей мамы. – Себастьян крепко хватается за особо неподатливую часть обивки и дергает. В тесном кокпите раздается треск рвущегося материала. – По крайней мере в том, что касается пересчета центов, – уточняет он. – Ее девиз: «Носи, пока до дыр не порвется. Без новинки любой обойдется».
– Пожалуйста, не говори это моей маме! Она на футболке такой девиз напечатает.
Или на наклейке на бампер.
Наконец обивка отдирается – Себастьян выпрямляет спину и швыряет ее за борт. Бабах! – она приземляется на брезент, подняв облако пыли. Тыльной стороной ладони Себастьян вытирает пот со лба.
Силком отрывать взгляд от его торса – самое настоящее преступление.
Себастьян оценивающе смотрит на ободранный кокпит.
– Старый, не старый, а катерок что надо.
– Да уж. – Я встаю и вылезаю на подъездную аллею. Обоих родителей до сих пор нет дома, и пригласить Себастьяна войти суперзаманчиво.
– Выпьешь что-нибудь?
– Да, с удовольствием.
Через гараж Себастьян проходит за мной в дом. На кухне я открываю холодильник, наслаждаясь охлажденным воздухом, хлынувшим мне в лицо, и смотрю, что у нас есть. Папа сейчас в больнице, мама с Хейли уехали по магазинам.
Это радует, но тет-а-тет с Себастьяном ощущается с особой остротой.
– У нас есть лимонад, кола, кола-лайт, «Витаминвотер», кокосовая вода…
– Кокосовая вода?
– Мама любит пить ее после тренировок. По мне, так на вкус она как водянистый крем для загара.
Себастьян встает у меня за спиной, чтобы заглянуть в холодильник, и я забываю, как дышать.
– А на этикетке об этом не пишут… Странно, правда? – Он смеется, и я чувствую, как вибрирует его грудь.
Боже, я в полном раздрае…
– Давай «Витаминвотер», – просит Себастьян, откашлявшись.
Я достаю две бутылки, одну протягиваю Себастьяну, другую, едва он отворачивается, прижимаю себе ко лбу.
– Твой папа – доктор? – спрашивает Себастьян, обводя взглядом кухню. Вот он откручивает крышку и подносит бутылку к губам, чтобы как следует напиться. Мое сердце бьется в такт каждому глотку…
…один
…два
…три.
Себастьян делает вдох, и лишь теперь осмеливаюсь вдохнуть я.
– Да, в клинике Университета долины Юты. – Я снова поворачиваюсь к холодильнику, надеясь, что голос у меня не надламывается. – Перекусить не хочешь?
– Да, пожалуй. – Себастьян подходит ко мне. – Руки можно вымыть?
– Да, да, правильно!
Бок о бок мы стоим у раковины, намыливаем руки и споласкиваем под краном. Мы стукаемся локтями, а когда тянусь за полотенцем, я задеваю Себастьяна бедром. Случайно задеваю, а мысли за долю секунду перелетают от бедер к тазовым костям Себастьяна и к тому, что между ними. Извращенец я полный!
Сообразив, что торчать у раковины и глазеть Себастьяну на бедра нельзя, я передаю полотенце ему и возвращаюсь к холодильнику.
– Бутерброды будешь?
– Да, спасибо!
Я достаю из холодильника мясную нарезку, сыр и так далее, а из посудомойки – тарелки и несколько ножей. Себастьян уселся на кухонный табурет. Через разделочный стол я придвигаю к нему упакованный хлеб.
– Ну, как дела с проектом? – Он разворачивает полиэтиленовую упаковку и выкладывает хлеб на тарелки.
– С проектом?
Смеясь, Себастьян наклоняется вперед, чтобы заглянуть мне в глаза.
– С литературным проектом. С романом для семинара, который ты посещаешь.
– Да, точно… – Мясная нарезка тоже упакована, я должен ее вскрыть, поэтому выигрываю еще как минимум десять секунд. Мне их не хватает. – Все отлично.
Себастьян удивленно вскидывает брови.
– Отлично?
«В последнее время я пишу только о тебе, но тут полный порядок. В неловкое положение я тебя не поставлю».
– Ага. – Я пожимаю плечами, под тяжестью его внимания ни на что четче и внятнее не способный. – Думаю, получается замечательно.
Себастьян отрывает листок салата и аккуратно кладет себе на хлеб.
– Дашь мне еще почитать?
– Обязательно! – вру я.
– Сейчас?
– Нет! – слишком резко отвечаю я. – Не сегодня!
– Можешь приехать ко мне после уроков на следующей неделе, и мы посмотрим, что получается.
«Витаминвотер» застывает во рту. Сглатываю я с огромным трудом.
– Ты серьезно?
– Конечно. Как насчет пятницы?
Он дает мне неделю на вычитку написанного.
– Хорошо.
– Принесешь мне первые несколько глав. – В глазах у Себастьяна вспыхивает огонек.
На редактуру у меня чуть больше пяти дней. Нужно как минимум изменить имена. Возможно, еще перейти от дневниковой формы к более художественной.
Господи, дай мне сил!
Несколько минут мы едим молча – передаем друг другу пакет чипсов, запиваем их кофеиносодержащей – вот безобразие! – колой. Потом Себастьян встает и подходит взглянуть на фотку, прикрепленную к холодильнику.
– Классная фотка! – хвалит он, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть. – Где снимали? Здание просто нереальное.
На фотке я летом после десятого класса, стою перед высокой, сложного архитектурного стиля, церковью.
– Это храм Святого Семейства, он в Барселоне.
Себастьян смотрит на меня круглыми от удивления глазами.
– Ты был в Барселоне?
– Папа участвовал в крупной научной конференции и взял нас с собой. Классно получилось! – Я встаю за спиной у Себастьяна, тянусь ему через плечо, показываю и объясняю: – Все фасады храма совершенно разные. Я у фасада Страстей, самого простого по стилю. Вот в этих башнях, – я показываю на веретенообразные колокольни, тянущиеся к облакам, – можно подняться на самый верх.
– У тебя здесь такое лицо! – Себастьян смеется. – Ты будто знаешь какой-то неизвестный фотографу секрет.
Себастьян так близко, что я вижу крошечную родинку на крыле его носа. Когда он хлопает глазами, я вижу, что его ресницы едва не касаются щек. Так и подмывает рассказать, что во время той поездки я целовался с парнем. Он был у меня вторым. Звали его Дакс, он приехал в Барселону с родителями. Для докторов и членов их семей устроили ужин, а мы с Даксом улизнули от всех и целовались, пока губы не онемели.
Так что, да, я знал секрет, неизвестный фотографу. Хотя несколько месяцев спустя я рассказал родителям про Дакса.
Хочется кивнуть Себастьяну, мол, прав ты, прав, потом объяснить, в чем секрет, и посмотреть на его реакцию. Но вместо этого я вру:
– Я высоты боюсь. Помню, чуть не свихнулся, когда родители сказали, что по нашим билетам можно подняться наверх.
Себастьян поднимает подбородок и смотрит на меня.
– Так ты поднялся?
– Ага! Всю дорогу держал маму за руку, но поднялся. Может, поэтому у меня тут такой довольный вид.
Себастьян отходит от холодильника и возвращается за стол.
– Однажды мы проехали сорок миль до Нифая…[29] – начинает он. – Ты круче, что говорить!
Я выдавливаю смешок.
– Нифай – это тоже круто.
– Мы посетили храм в Пейсоне, видели реэнактмент с тележками на Мормонской тропе…[30] Так что да, это круто.
Теперь смеемся мы оба. В знак сочувствия я кладу ему руку на плечо.
– Ну, может, в следующий раз круче будешь ты.
– Это вряд ли, – отзывается Себастьян, улыбаясь поверх банки с колой. От его улыбки в кровь мне выбрасываются эндорфины.
– Давай покатаемся на катере, когда доведем его до ума?
Себастьян ставит банку рядом со своей тарелкой.
– Ты уже катался без родителей?
– Ну, прицеп я самостоятельно не возил, но, думаю, справлюсь. В июле мы собираемся на водохранилище Пауэлл. Поехали с нами!
На долю секунды Себастьян мрачнеет, потом возвращается к обычному для себя амплуа классного парня.
– Отличная мысль!
– Вдруг нам повезет и скоро совсем потеплеет? – говорю я. – Вдруг лето придет раньше времени?
А вдруг он видит, как бешено колотится мое сердце?
– Очень надеюсь.
Глава восьмая
На выходных я каждую свободную минуту выбираю замену именам Таннер, Танн и Себастьян. В итоге Таннер становится Колином, Себастьян – Эваном. Условные имена получают все мои одноклассники. Осень превращается в Одри, Фуджита – во Франклина, Литературный Семинар – в спецкурс по химии, на который берут только отличников.