Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не раскрыть карты.
– Что?
Себастьян находит нужную страницу и показывает мне строчку.
– Здесь в имени Таннер у тебя опечатка. Ты собирался вставить вместо него Колина, но из-за опечатки автозамена не прошла.
ЧЕРТ ПОДЕРИ!
Опять эта глупая опечатка в собственном имени!
– Ну да, правда… Изначально роман был про меня и абстрактного парня.
– Неужели? – спрашивает Себастьян, и глаза у него вспыхивают от любопытства.
Я тереблю скоросшиватель, которым скрепил распечатки.
– Нет. Ты, наверное, не ве…
Себастьян перелистывает страницу и показывает мне.
Я чуть слышно матерюсь.
Сложив пальцы замком, Франклин перекатывается с носка на пятку.
– Разумеется, Себ очень занят. – (Себ… От такого стонать впору!) – Но и я, и он считаем, что такой курс пойдет на пользу каждому. Уверен, Себ вас вдохновит.
Себ… Найти и заменить уменьшительное имя я не подумал.
Себастьян собирается что-то сказать – не пойму, что выражает его лицо, но точно не ужас, – когда у двери раздается голос:
– Себастьян, сынок, ты здесь?
Мы оба поворачиваемся на звук. Я готов расцеловать женщину, спасшую меня от жуткого позора. В комнату заходит его мать, я узнаю ее по фотографиям. Она миниатюрная, с русыми волосами, собранными в хвост, одета в рубашку с длинными рукавами и джинсы. Уж не знаю, почему я ожидал увидеть старомодное цветастое платье в стиле «Жен-сестер»[35] и огромный бант Молли-мормонки[36] в волосах, но синапсы у меня в мозге быстро трансформируются.
– Мам, привет! – с улыбкой говорит Себастьян. – Это Таннер. В этом семестре он занимается на Литературном Семинаре.
Миссис Бразер улыбается, пожимает мне руку, приветствует в своем доме. Сердце у меня до сих пор стучит, как отбойный молоток, и я гадаю, не кажусь ли припадочным. Миссис Бразер предлагает мне подкрепиться или что-нибудь выпить. Она спрашивает, над чем идет работа, и в ответ мы несем какую-то литературную пургу, не глядя друг на друга.
Литературная пурга, очевидно, устраивает миссис Бразер, потому что она обращается к Себастьяну:
– Ты перезвонил Эшли Дэвис?
Словно по собственной воле взгляд Себастьяна то и дело устремляется ко мне.
– Напомни, пожалуйста, кто это?
От объяснения миссис Бразер у меня падает сердце.
– Эшли – координатор наших мероприятий. – Она делает паузу и многозначительно добавляет: – И консультант по вопросам семьи и брака.
– Ах да, ясно. Нет, я еще не звонил ей.
– Обязательно свяжись с Эшли, ладно? – просит миссис Бразер, тепло улыбаясь. – Я обещала ей, что ты позвонишь. По-моему, уже пора.
Уже пора? О чем это она? Родителей беспокоит, что в девятнадцать лет у Себастьяна нет девушки? Мне казалось, перед отправкой на миссию серьезных отношений не заводят.
Или родители подозревают, что он гей?
Себастьян начинает отзываться, но мать мягко перебивает его, отвечая на некоторые мои вопросы:
– Я не говорю, что ты должен кого-то полюбить. Просто хочу, чтобы ты… ну, завел знакомства… – (Ух, она намекает на девушек!) – Тогда по возвращении с миссии можно…
– Ладно, мам, – тихо говорит Себастьян, снова стреляет в меня глазами и улыбается матери, мол, не обижайся, что я тебя перебил.
Миссис Бразер, видимо, довольная его ответом, меняет тему:
– Твой издатель уже прислал расписание промотура?
Себастьян морщится и качает головой:
– Нет, еще нет.
Улыбка гаснет на губах миссис Бразер, на лбу проступает морщина.
– Боюсь, мы не успеем все организовать, – сетует она. – Нужно оформить тебе документы и договориться по срокам с ЦПМ. Если ты уезжаешь в июне, времени в обрез. Неизвестно, куда тебя отправят, поэтому нужна трехмесячная подготовка в центре.
В любом другом доме столь тщательное планирование подвигло бы меня на шутку об агенте Кью[37] и ручках, превращающихся в топоры-мачете. В любом, но только не в этом. Потом до меня доходит. Мозги у меня, как старый мамин «бьюик». Мама вечно выжимала педаль газа до того, как запустится мотор, свечи заливало, и приходилось ждать несколько секунд, пока они очистятся. Столько же времени нужно мне, чтобы догадаться: Себастьян и его мама говорят об этом лете.
Другими словами, о том, когда он уедет из Прово на два года.
ЦПМ – это центр подготовки миссионеров. Себастьян уезжает через четыре месяца.
Раньше четыре месяца казались мне вечностью.
– Я спрошу, – обещает Себастьян. – При последнем разговоре мне пообещали прислать план-график тура со всеми остановками, как только они его составят.
– До твоего отъезда нужно столько всего успеть, – говорит миссис Бразер.
– Знаю, мам. Я напомню им о себе.
Легонько поцеловав сына в макушку, миссис Бразер уходит, и комнату накрывает плотная тишина.
– Извини, что так получилось, – прерывает молчание Себастьян. Я смотрю на него, ожидая увидеть напряженное лицо, но он широко улыбается. Неловкого разговора между нами как не бывало. Неловкого разговора между ним и матерью – тоже. – Нужно многое согласовать. Я должен скорее показать маме расписание промотура.
– Ясно. – Я щиплю себя за нижнюю губу, думая, как задать интересующий меня вопрос. Это отвлекает Себастьяна, даже улыбка гаснет – он внимательно смотрит, как я касаюсь своих губ.
Не знаю, что особенного в этой крохотной заминке, но мне она говорит о многом, как и его реакция на собственное признание, что в субботу, когда мы занимались катером, он приехал специально ко мне.
Она говорит о многом, потому что улыбка Себастьяна казалась естественной, пока он не взглянул мне на губы, а потом раз – и погасла.
В комнате душно от невысказанных чувств. Они грозовыми тучами висят у нас над головами.
– Куда ты едешь? – спрашиваю я.
Себастьян смотрит мне в глаза, улыбки как не бывало.
– После промотура? Служить на миссию.
– Ага, ага. – Сердце у меня стучит, как сотня стеклянных шариков, катящихся по полу. Зачем только я вынудил его произнести это вслух?! – И ты не знаешь, куда тебя отправят?
– Это выяснится в июле. Ты же сам слышал, что документы мои еще не поданы, но я не могу это сделать до выхода книги.
Человеку непосвященному суть миссии понять сложно. Парней – девушек порой тоже, но не так часто – на два года отрывают от дома и могут отправить в любую точку мира. Зачем? Плодить мормонов. Секс тут ни при чем, по крайней мере пока. Миссионеры плодят мормонов путем крещения.
Их видел каждый: пешком или на велосипеде, в чистых брюках и отглаженных белых рубашках с коротким рукавом. Причесанные, с лучезарной улыбкой и блестящими бейджами они спрашивают, не желаем ли мы послушать об Иисусе Христе, нашем Господе и Спасителе.
Большинство обывателей, улыбаясь, отвечает «Спасибо, нет» и отворачивается.
Моя мама никогда не отвечает «нет». Еще в Пало-Альто она объясняла нам с Хейли: как бы она ни относилась к СПД – уверяю вас, вещать ей о Книге Мормонов она миссионерам не позволяет, – эти парни далеко от дома. В большинстве случаев это так, миссионеры целый день на ногах – обивают пороги и утюжат мостовые. Если пригласить их в дом, они оказываются милейшими, приятнейшими людьми. Лимонад и снеки они принимают, рассыпаясь в благодарностях.
Миссионеры – добрейшие люди на свете. Но они захотят, чтобы вы прочли их книгу и увидели истину так, как ее видит их церковь.
Во время служения на миссии запрещено смотреть телевизор, слушать радио и читать книги, за исключением нескольких, дозволенных церковью. Юношам надлежит повзрослеть, погрузиться в веру глубже, чем когда-либо прежде, познать одиночество, проповедовать Евангелие и помогать своей церкви расти. Им запрещено заводить подруг. Заниматься сексом, разумеется, тоже запрещено, особенно с представителями своего пола. Миссионеры желают спасти вас, потому что считают, что вы нуждаетесь в спасении.
Вот таким миссионером хочет стать Себастьян.
Эта мысль не идет у меня из головы, особенно здесь, в этом доме, где все указывает на ее правильность – разумеется, Себастьян хочет стать таким. Он уже такой. То, что он легко увидел себя в моем романе, что он в курсе моих чувств к нему, не меняет абсолютно ничего.
Даже комичность моего романа меня больше не волнует – я показал бы Себастьяну первый вариант, в котором он занимает все мои мысли, пообещай он мне остаться.
Он хочет служить на миссии? Хочет отдать церкви два самых лучших, безумных, диких, беззаботных года? Он хочет отдать ей жизнь – в буквальном смысле отдать жизнь?
Я смотрю себе на руки и гадаю, зачем я здесь. Пейдж с блестящим сердечком до меня далеко. Я – король наивных креветок.
– Таннер!
Я поднимаю голову. Судя по пристальному взгляду, Себастьян окликал меня не раз.
– Что?
Он пытается улыбаться. Он нервничает.
– Ты что-то притих.
Если честно, терять мне нечего.
– Я немного в шоке от того, что ты на два года отправляешься на миссию. Типа я только сейчас осознал, что это за миссия.
Разжевывать и раскладывать по полочкам больше не нужно. Себастьян все понимает, он улавливает подтекст: «Я не мормон, ты мормон», «Надолго мы останемся друзьями?», «Просто другом тебе я быть не хочу». Он понимает и улавливает, по глазам вижу.
Вместо того чтобы проигнорировать мои слова, или сменить тему, или посоветовать мне приобщиться к искусству молитв, Себастьян встает и поправляет задравшуюся сбоку футболку.
– Пошли прогуляемся, нам обоим нужно многое осмыслить.
На вершину горы ведет миллион троп, и в хорошую погоду на каждой кого-нибудь да встретишь. Но погода в Юте непредсказуемая, теплый фронт давно прошел, поэтому гуляющих нет.
Сегодня гора наша, мы бредем вверх по раскисшему, топкому склону, пока у обоих не сбивается дыхание, а дома в долине не превращаются в точки. Лишь когда останавливаемся, я понимаю, с каким рвением мы карабкались по тропе, изгоняя каких-то демонов.