Может, Хейли не ошиблась: затея та еще.
Собравшись с духом, я нажимаю на кнопку звонка. По дому разносится трель, потом слышится голос Себастьяна: «Я открою!»
Меня тотчас бросает в дрожь.
Дверь распахивается, и на крыльце резко заканчивается кислород. Себастьяна я не видел с семинара, прошедшего в непонятном мне молчании. Тогда он не мог даже смотреть на меня, зато сейчас смотрит. Все нейроны с маркером «Зачем я здесь?» тают в серый клейстер.
Закрыв дверь за собой, Себастьян выходит на крыльцо. На нем классические брюки и белоснежная рубашка, расстегнутая на вороте. Видны гладкая шея и ключица, просматривается грудь… Еще немного, и у меня потекут слюни.
Может… Себастьян повязывал галстук, но снял его для меня?
– Спасибо, что пришел.
От отчаяния подскакивает пульс, от страха облажаться колет в сердце. Хочется с порога заверить, что все главы будут переписаны, но я лишь благодарю за приглашение.
– Так, предупреждаю сразу: будет скучновато, – говорит Себастьян и кивает на дверь: пошли, мол. – Еще разговор, к сожалению, может зайти о церкви. – Он запускает руку себе в волосы, и я тут же вспоминаю, как касался их на вершине горы. – По-другому мои родные не могут.
– Шутишь, да? Посмотри на меня, я обожаю разговоры о церкви.
– Да, конечно! – смеется Себастьян, приглаживает себе волосы, поправляет рубашку и тянется к дверной ручке.
Я накрываю его ладонь своей: подожди секунду!
– Ощущения странноватые или это у меня нервы шалят?
Ясно, что я провоцирую его намекнуть, что он помнит о случившемся на прогулке и не жалеет об этом.
Его ответ – лучшее, что я слышал за всю гребаную неделю.
– Нервы шалят не только у тебя. – Себастьян заглядывает мне в глаза и улыбается. Ничего прекраснее я в жизни не видел, семейным фото, что украшают комнаты, такая улыбка и не снилась.
– Я переписываю свой роман! – выдаю я, поддавшись порыву.
У Себастьяна глаза лезут на лоб.
– Правда?
– Угу. – Я тяжело сглатываю: бешеный пульс не дает нормально дышать. – Постоянно думаю… об этом, но понимаю, что такое сдавать нельзя. – Тревожная перспектива переписывать главы и радость от встречи с Себастьяном завязываются в животе тугим узлом. Меня колотит, и ложь срывается будто сама собой. – Я уже по новой начал.
Очевидно, именно это хотел услышать Себастьян, потому что он мгновенно светлеет лицом.
– Отлично. Я могу тебе помочь. – Три секунды он смотрит мне на губы, потом заглядывает в глаза. – Готов?
Я киваю. Себастьян открывает дверь, дарит мне еще один ободряющий взгляд, и мы переступаем порог.
В доме пахнет свежим хлебом и жареной индейкой; на улице чуть холоднее, поэтому окна слегка запотели. Вслед за Себастьяном я прохожу мимо малой гостиной в передней части дома – «И снова привет, фото семнадцатилетнего красавца Себастьяна! Привет, бесконечные Иисусы! Привет, мрачная плакетка!» – в конец коридора, где с одной стороны большая гостиная, с другой – кухня.
Мужчина, предположительно отец Себастьяна, смотрит там телевизор. Увидев нас, он встает. Он буквально на пару дюймов выше Себастьяна, именно от него унаследовавшего светло-каштановые волосы и веселое добродушие. Не знаю, чего я ожидал от него – может, большей импозантности? – но протянутая для рукопожатия рука и сногсшибательная, как у сына, улыбка застают врасплох.
– Ты Таннер, да? – Ярко-голубые глаза мистера Бразера лучатся умиротворенностью. – Я много о тебе слышал.
Он… и что теперь?!
Я бросаю на Себастьяна вопросительные взгляды, но он демонстративно смотрит в другую сторону.
– Да, сэр, – отвечаю я и тут же исправляюсь: – То есть епископ Бразер.
Он смеется и кладет мне руку на плечо.
– Епископ Бразер я только в церковных делах. Зови меня Дэн.
Папе не понравилось бы, что я зову отца друга по имени, но спорить не буду.
– Хорошо, мистер… Дэн.
По ступенькам спускается пожилой мужчина. Темные кудри на висках седеют, костюм аскетически-строгий, но при этом вид у него моложавый, даже проказливый.
– Аарон попросил помочь ему с лего. Потом спросил, откуда мне известно, как собирать, и я сказал, что все дело в дипломе инженера. Теперь он тоже хочет диплом инженера, чтобы собирать лего до конца дней своих. Наверное, все средства хороши…
Себастьян встает рядом со мной.
– Дедушка, это Таннер. Мой друг с Литературного Семинара.
Меня осматривает еще одна пара ярко-голубых глаз.
– Ты тоже писатель! – восклицает дед Себастьяна и тянется за рукопожатием. – Меня зовут Эйб Бразер.
– Рад знакомству, сэр, – отвечаю я. – Настоящий писатель – Себастьян, а я скорее мартышка, дорвавшаяся до клавиатуры.
Эйб и Дэн хохочут, а Себастьян глядит на меня, сдвинув брови.
– Это неправда.
– Ну, тебе виднее! – сквозь смех бормочу я. Если честно, разве не унизительно то, что я смог написать лишь о происходящем со мной день ото дня, а потом дал Себастьяну прочесть в страшно исковерканном виде?
На кухне Себастьян знакомит меня со своей бабушкой Джуди, которая интересуется, местный ли я. Думаю, этот вопрос расшифровывается как «Из какого ты прихода?».
– Таннер живет возле загородного клуба, – поясняет Себастьян и спрашивает, нужна ли наша помощь. Когда его мать и бабушка заверяют, что нет, он говорит, что мы поработаем над моим романом.
От паники меня прошибает ледяной пот.
– Хорошо, милый! – говорит его мать. – Ужин будет готов минут через пятнадцать. Скажи девочкам, пусть руки моют, ладно?
Себастьян кивает и уводит меня по коридору.
– Я не принес распечатки нового варианта, – шепчу я. Поднимаясь вслед за ним по ступеням, я отчаянно стараюсь смотреть себе на ноги, а не ему на спину.
Наверху лестницы коридор расходится в противоположные стороны.
Комнаты.
Себастьян останавливается у комнаты Фейт. Пурпурно-розовая романтичная жуть с признаками доподросткового ангста едва не течет за порог.
Себастьян стучит и заглядывает за дверь.
– Скоро ужин, так что мой руки, ладно?
Фейт что-то отвечает, и Себастьян отходит от двери.
– Ты слышал меня? – шепчу я чуть громче. – Я не принес распечатки новой версии.
Зря я намекнул, что уже начал писать заново? Себастьян скоро захочет увидеть переработанный вариант?
Себастьян смотрит на меня через плечо и подмигивает.
– Я тебя слышал. Тебя я сюда позвал не работать.
– А-а… Ладно.
Себастьян плутовато улыбается.
– Я ведь должен показать тебе дом?
Я уже чувствую, что смотреть здесь особенно не на что – на втором этаже всего четыре двери, – но киваю.
– Спальня родителей, – говорит он, показывая на самую большую комнату. Над кроватью там висят еще одна фотография храма Солт-Лейк и принт с надписью «Семья – это вечное». На стенах школьные и отпускные фотографии – всюду улыбающиеся лица.
– Вот ванная, вот комнаты Фейт и Аарона. Моя – внизу.
Мы спускаемся на первый этаж, сворачиваем за угол, спускаемся еще по одному пролету. Наши шаги глушит толстый ковер, чем дальше, тем слабее голоса наверху.
Какой светлый у них подвал! Лестница спускается в очередную гостиную, просторную и застланную ковром. В одной ее части телевизор, диван, кресла-мешки, в другой оборудована кухонька. За гостиной еще несколько дверей.
– Это комната Лиззи. – Себастьян показывает на первую дверь, затем переходит к следующей. – А эта – моя.
У меня аж дух захватывает: сейчас я увижу комнату Себастьяна!
Комнату, в которой он спит.
Комнату, в которой он…
К моему огорчению, в комнате образцовый порядок. С фантазиями о Себастьяне на мятых простынях придется немного повременить. На полке выстроились футбольные трофеи, чуть выше флаг команды «Пумы Университета Бригама Янга». В углу стоит ярко-синяя болельщицкая рука из поролона с логотипом – огромной буквой Y. Представляю Себастьяна на матче: он кричит вместе с толпой, на губах широкая улыбка, сердце бешено колотится.
Себастьян стоит у двери, а я обхожу его комнату – ничего не трогаю, только приглядываюсь к фотографиям и корешкам книг.
– Жаль, я по твоему дому от души не пошнырял! – сетует Себастьян, и я смотрю на него через плечо.
– В следующий раз, – обещаю я с улыбкой и… на миг немею от осознания того, что следующий раз состоится. – Если честно, меня удивило приглашение на ужин с твоими родными после… – Я подбираю нужные слова, но вижу, что Себастьян меня понимает, когда от шеи к скулам у него растекается румянец.
– Мама любит сближаться с нашими гостями, – поясняет Себастьян. – А я к себе почти никого не зову.
– А-а, ясно.
– Думаю, маме захотелось получше тебя узнать. – Он быстро поднимает руки. – Никакой вербовки, клянусь!
Еще один вопрос слетает с языка, будто по своей воле:
– Думаешь, она чувствует, что я?.. – Вместо того чтобы закончить фразу, я поднимаю брови.
– Думаю, такое ей и в голову не придет. Скорее, мама просто хочет понять, кто мои друзья, особенно если не знает их по церкви.
Себастьян смотрит так, что в животе у меня начинается пинбол. Я вырываюсь из плена его глаз и обвожу комнату взглядом. Книги повсюду – на полках, высокими стопками лежат у кровати, низкими – на письменном столе. Возле компьютера Библия в кожаном переплете и в чехле на «молнии». Спереди золотым вытиснены инициалы Себастьяна.
– Эта Библия для церкви, – поясняет Себастьян. Шагнув к столу, он вынимает ее из футляра и переворачивает тонкие страницы.
– Она огромная!
– Ее называют четверной, – смеясь говорит Себастьян. Я беру у него Библию и чувствую ее вес.
– Много же у вас догм.
– Пожалуй, ты прав, можно и так сказать. – Подавшись ко мне, Себастьян открывает книжищу и показывает содержание. – Видишь? Здесь не одна книга, а целых четыре: Библия, Книга Мормона, «Учение и заветы»[39] и «Драгоценная жемчужина»[40]