Нет, не появились.
Мне не нравится, что разговор мы прервали небрежным «Созвонимся позже», а еще меньше – что Себастьяну невдомек, как сильно меня задело сказанное в четверг. Я читал о таком в брошюрах, которые принесла мама, – у детей-квиров обостренная неуверенность в себе, страх, что нас отвергнут не из-за личных качеств, а из-за нашей глубинной сущности, – но сам подобного прежде не испытывал. Если Себастьян не считает себя геем, какого черта он ко мне липнет?!
Я плотнее прижимаю Осси к себе: тяжесть ее тела успокаивает.
Мэнни зовет нескольких парней помочь ему собрать большой радиоуправляемый «Хамви»[54], потом они по очереди катают его по неровной земле, по тропке к озеру, по некрупным камням вокруг парковки.
Отвлекает нас шум драки, завязавшейся поодаль, возле моей машины. Приятели Коула хохочут и тузят друг друга. На наших глазах крепыш, которого, кажется, зовут Мика, сбивает Илая с ног. Илай брыкается, толкается, пинается, а встать не может. Не представляю, за что его повалили наземь. Потасовка явно дружеская, но мне в кайф видеть его уложенным на лопатки. С Илаем мы и парой слов не перекинулись, но у него на лбу написано: «Придурок».
– А ну слезь с меня, педик! – вопит Илай.
Внутри меня абсолютный ноль – все замирает. Энергия, до самой последней капли, расходуется на то, чтобы сохранить лицо.
Осси тоже замирает в моих объятиях. Слово «педик» эхом летит над озером, но за живое оно задело только нас двоих.
Мика смеется еще громче и помогает Илаю встать.
– Да у тебя хренов стояк, ты, педрила гребаный! – Илай отряхивает джинсы. Он раскраснелся пуще прежнего.
Я отворачиваюсь, якобы решив просто полюбоваться горами на горизонте, но, когда бросаю взгляд на Осень, вид у нее такой, словно она готова оторвать Илаю яйца голыми руками. И не упрекнешь ее: я в шоке от того, что кто-то до сих пор так говорит.
Мика отходит в сторону как ни в чем не бывало и поднимает свою упавшую радиоигрушку. Остальные направляются к нему. Все, инцидент словно волной смыло…
– Мудак! – шипит Осси, смотрит на меня, а я пытаюсь сдержать гнев и улыбнуться. Еще я мысленно зову Себастьяна и наконец понимаю, откуда его фальшивая улыбка. От большого опыта.
Осень встает и стряхивает с джинсов сухие травинки.
– По-моему, нам пора.
Я следую ее примеру.
– С тобой все в порядке?
– Да, – отвечает она. – Просто компания не нравится. Зачем Коул общается с этими отморозками?
Мне компания тоже не нравится, и я вздыхаю с облегчением.
– Понятия не имею.
– Ребята, вы же только что приехали! – протестует Мэнни. – Вы что, не хотите эти тачки погонять?
– Я сказала Таннеру, что утром чувствовала себя неважно, – врет Осси. – Сейчас еще хуже стало.
– Я ее личный таксист. – Я пожимаю плечами, словно Осень утаскивает меня против моего желания. Наверное, коктейль из радиоуправляемых машинок и гомофобии мне не в кайф.
Мэнни провожает нас к машине и вдруг останавливает меня у водительской двери.
– Таннер, Илай там такую пургу нес…
У меня аж затылок потеет.
– А что он нес?
– Да ладно тебе! – смеется Мэнни и многозначительно смотрит в сторону: не заставляй, мол, меня говорить об этом вслух. – Короче, Илай – идиот.
Я тянусь к двери, собираясь ее открыть.
Странно-то как…
Плохо-то как…
Похоже, Мэнни знает мой секрет. Откуда он знает?
Только Мэнни с толку не собьешь – он поднимает солнечные очки на лоб и озадаченно прищуривается.
– Погоди, Танн! Чтобы ты знал: у нас все ровно. Так ведь? Я никому не позволил бы лить на тебя дерьмо.
Когда Мэнни сжимает меня в объятиях, я не сопротивляюсь, но рядом с ним чувствую себя крохой. Перед мысленным взором прокручивается пленка воспоминаний, и бедный, низкооплачиваемый кинофрик выискивает футаж, где Мэнни догадывается, что мне нравятся парни. Конкретные кадры не находятся, шансов было хоть отбавляй.
– Мэнни, братан, ну конечно же, у нас все ровно! Я вообще не понял, в чем проблема.
Мэнни отстраняется, смотрит на Осень, которая стоит не шевелясь, потом снова на меня.
– Нет-нет, прости, братан, я был не в теме. – Мэнни пятится от меня, разворачивается и уходит, оставив нас с Осенью в облаке ветреной тишины.
– Что это было? – спрашивает Осси, глядя ему вслед.
– Почем мне знать? – Я смотрю на нее, подбирая простое объяснение. Это же моя фишка: соображаю я быстро, на ходу. Обычно даже на лету. А сегодня… Не знаю, может, я устал. Может, выбит из колеи отрицанием Себастьяна. Может, надоело обороняться. Может, ураган чувств, лжи и полуправды сорвал ставни с окон, и Осси смотрит мне прямо в душу.
– Таннер, в чем дело?
Таким же тоном Себастьян на горе сказал: «Не понимаю, почему ты так расстроен». Все она понимает, как и Себастьян. Осси просто хочет услышать это от меня.
– Кажется… – Я поднимаю глаза к небу. Над нами летит самолет, и я гадаю, куда он направляется. – Кажется, я влюблен в Себастьяна.
Глава пятнадцатая
Осси улыбается. Улыбка глянцево-нелепая, как у робота. Я с трудом сдерживаю смех: первым на ум приходит, что у Осени фальшивая улыбка куда фальшивее, чем у Себастьяна, но брякнуть это сейчас – наихудший вариант.
– Поговорим в машине? – предлагаю я.
Осень разворачивается и идет к пассажирской двери тоже на автомате, как робот. Я в непонятном ступоре – в голове крутятся слова и взгляды Мэнни, – но сильнее ступора безумное облегчение, ведь впереди долгожданный разговор с Осенью.
Осси захлопывает дверцу. Я залезаю в салон и сую ключ в зажигание, только чтобы пустить тепло.
– Так…
Осень поворачивается ко мне, поджав ногу под себя.
– Ну, что за пургу сейчас гнал Мэнни?
– Похоже, он догадался, что я на парней.
Осень хлопает глазами. Я знаю, что она против дискриминации геев: Осси обожает Эмили и Шивани, критикует отношение СПД к квир-прихожанам, прошлой весной раздавала флаеры на мероприятии Центра толерантности средней школы Прово. Но поддерживать ЛГБТ в принципе – это одно, и совсем другое – в реальности. В своей жизни. В лице своего лучшего друга.
– Фактически я бисексуал. Подозревал я это давным-давно, а удостоверился в тринадцать лет.
Осень показывает себе на лицо.
– Если вид у меня странноватый, пожалуйста, не пойми превратно. Расстроена я только из-за того, что ты не открылся мне раньше.
Я пожимаю плечами. Вряд ли стоит зацикливаться на том, что, когда с ней откровенничать, решаю я сам.
– Вот, теперь открылся.
– Думаю, это очень важно.
Это меня смешит.
– Конечно, важно. Я объясняю, как бьется мое сердце.
В глазах у Осени изумление.
– Но в десятом классе ты тискался с Джен Райли. Я сама видела, – говорит она. – А как насчет Джессы, Кейли и Трин? Ты же сексом занимался. С девушками.
– Я и с тобой тискался, – напоминаю я. Осень краснеет, а я тычу себе в грудь. – Бисексуал!
– А вот если бы у нас в школе училась девушка – умница, красавица, наша общая знакомая… Если бы я влюбилась в нее и разбиралась в своих чувствах самостоятельно, ничего тебе не говоря, ты не обиделся бы?
О таком я и не помышлял. Да, слегка обидно даже предполагать, что я был бы рядом и готов помочь, а Осень не доверилась бы мне.
– Понимаю тебя. В свою защиту скажу, что это Прово. И ты же знаешь мою маму. По этому вопросу она совершенно непреклонна: все, кто не с нами на сто процентов, те против нас. Я боялся, что мы с тобой начнем спорить или ссориться.
– Боже… Теперь многое проясняется. – Осень поворачивается к окну и медленно выдыхает. На стекле появляется облачко конденсата. Осень рисует на нем сердечко, фоткает и выкладывает в снэпчате с комментарием «ВАУ!» огромными красными буквами.
– Итак, Себастьян, – говорит она.
– Ага, Себастьян в курсе. – Я намеренно «не понимаю», к чему клонит Осси. – Выяснил он случайно. По синопсису моего романа… Я забыл удалить слово «квир», да и там автобиографией за милю пахнет.
У Осени глаза на лоб лезут от легкости, с которой я произношу «квир». Забыл я, что не у каждого матери спят в ночнушке с надписью «МОЙ РЕБЕНОК-КВИР ПОКОРЯЕТ МИР!».
– Твой роман о нем?
– Сначала я писал о своей жизни в этом городе. Потом появился Себастьян, и… да, роман о том, как я в него влюбился.
– Так он?..
– Себастьян никогда не говорил мне, что он гей, – отвечаю я и по сути не вру. Выдавать его я не вправе ни при каких обстоятельствах. – На миссию он собирается, так что, наверное…
Осень улыбается и берет меня за руку.
– Танн, это не значит, что Себастьян не гей. Многие мормоны – геи. И многие миссионеры, и даже многие женатые мужчины.
– Ну да, наверное. Я просто… подавлен.
Осень сжимает мне пальцы, а прежде, чем задать следующий вопрос, краснеет.
– Ты когда-нибудь спал с парнем?
– Нет, – качаю я головой. – Только целовался. У меня еще в Калифорнии пару месяцев был бойфренд.
– Вау! – Она закусывает губу. – Как представлю, что вы с Себастьяном целуетесь…
Неожиданно для себя я смеюсь и, судя по звуку, с облегчением.
– Ну вот, узнаю подругу Осень!
Осси забрасывает меня вопросами, и мы решаем поехать в молл.
Как отреагировали мои родители?
Что об этом думает Хейли?
Нравятся ли мне другие парни из нашей школы?
Скольких парней я целовал?
Парни целуются иначе, чем девушки?
Кого мне больше нравится целовать?
Планирую ли я каминг-аут?
Я отвечаю на все вопросы, ну, почти на все. Разумеется, я не могу сказать, что целовать Себастьяна – лучшее, чем я занимался в жизни.
И, конечно же, я говорю, что планирую каминг-аут, сразу по приезде в колледж. Едва пересеку границу штата, открою окно машины и начну махать радужным флагом.
В нашем разговоре незримо присутствует легкая обида на то, что я не пошел на откровенность раньше. К счастью, Осень легко отвлечь – обнимашками, приколами, мороженкой. На душе становится легче.