— Какая же я расперяха! — захныкала девочка. — Это летает моё перо! Наверное, я выронила его, когда спрыгивала с тележки автокатафалка!
Алиса вытянула руку и попыталась схватить парящую утрату. Но как бы высоко она ни поднималась на цыпочки, её пальцы не дотягивались до зеленовато-жёлтого пера.
В тот самый момент, когда она вытянулась до максимально возможного размера и почти дотронулась до неуловимого пёрышка, часы на ратуше начали медленно динь-донить звонкую песню полуденных курантов. При первом куранте Алиса почувствовала, как на её плечо легла чья-то мягкая ладонь. Испугавшись, что за ней пришли псолицейские, девочка сбросила с плеча ладонь и повернулась к стоявшему сзади человеку. Представьте себе её удивление, когда она увидела перед собой вполне нормального мужчину. Этот джентльмен был абсолютно естественным — без всяких животных примесей, хотя под тёмно-синим вельветовым костюмом проступал внушительный живот. Мужчина носил тёмно-синюю вельветовую кепку, и с его плеча на длинном ремне свисала тёмно-синяя вельветовая сумка. Всё в нём было бархатистым и мягким, как вельветовая ткань!
— Кто вы? — спросила Алиса.
— Они прозвали меня Зенитом О'Час, — ответил джентльмен.
— Кто вас так прозвал?
— Сотрудники "Времени". Дело в том, что я родился в эту самую минуту точно тридцать восемь лет назад, когда солнце находилось в самом пике своей максимальной высоты.
Зенит О'Час указал рукой на часы ратуши (которые медленно и посекундно отбивали дюжину курантов).
— Значит, сейчас ваш день рождения? — захлопав в ладоши, прокричала Алиса.
— Да, годовщина моего рождения.
— Желаю вам многочисленных повторений этого счастливого события!
— Я искренне надеюсь, что тот злосчастный день уже не повторится.
— Почему?
— Он стал для меня ужасным. Можешь, мне поверить. С тех пор он ежегодно омрачает мою жизнь. Тебя зовут Алиса, верно? Твоё полное имя Алиса Плизанс Лидделл?
— Да, моё полное имя Алиса Плизанс Лиддел. А как вы узнали об этом?
— Я встречал тебя раньше, но только в книгах.
— В книгах? — с удивлением спросила девочка.
— В книгах, как ты и сказала. Только в них! Хотя эти книги не совместимы с понятием "только", потому что они будут существовать всегда. К сожалению, наш разговор ещё больше опечалил меня.
— Сегодня ваш день рождения, мистер О'Час, — возразила Алиса. — В этот день вы должны быть счастливым.
— Я не могу быть счастливым. Меня гнетёт ужасная болезнь.
— Хм! На мой взгляд, вы выглядите совершенно здоровым. Я даже обрадовалась, встретив ещё одного нормального человека. Вы ведь не болели генофилией?
— Моя болезнь серьёзнее. Видишь ли, я инфицирован бритиками.
— Вы заразились братиками? — не веря своим ушам, спросила Алиса. — Какими именно? Родными или двоюродными?
— Я сказал "бритиками", а не "братиками". Бритики во множественном числе и с прописной буквой "и" в первом слоге — это прожорливый рой литературных обозревателей, чьи языки остры, как бритвы. Я писатель, чтобы ты знала.
— А что вы пишите, мистер О'Час? Расписания поездов?
(Алисе очень понравилась эта шутка.)
— Нет-нет, — ответил Зенит. — Я не могу протоколировать время и писать одноразовые произведения. Попробовав однажды, я нашёл, что один раз — это слишком мало. Обычно людей тянет на вторую попытку или третью, после чего они становятся графоманами.
— А какие произведения вы пишите? — спросила Алиса. — Художественные или документальные?
— Худоментальные. Кто-то пишет прозу, кто-то — поэзию, а я пишу протезию.
— Протезию?
— Вот именно! Книги про всякие тезисы. Кстати, я автор "Нелепостей".
— Каких ещё нелепостей?
— Нелепость — это книга, на которую не лепятся штампы бритиков. Сталкиваясь с моей протезией, они заменяют худоментальный стиль на свой критинический. Они потирают крылья и создают шелестящие сухие отзывы, которые затем печатают в литературных альмонашках.
— Что же такого ужасного в ваших "Нелепостях"? — спросила девочка.
— На данный момент мною написано только две "Нелепости". Первую я назвал "Углобус", а вторую — "Стулбец". Бритики ненавидят эти книги. Вот, почему я такой несчастный. Даже в день своего рождения.
— Я думаю, всё дело в том, что вы вставляете в названия произведений лишние буквы "у".
— Меня уже не изменишь. Боюсь, что я прирождён для написания нелепостей. Хочешь послушать небольшой абзац из моей книги?
— Ну, если так нужно, — ответила Алиса.
Писатель сунул руку в вельветовую сумку и вытащил книгу с названием "Углобус". У неё была ярко-лазурная обложка, украшенная угловатым глобусом. Зенит О'Час пошелестел страницами и нашёл тот отрывок, который искал.
— Эта любовная поэма называется "Ничто не рифмуется с ленью". Ты готова слушать, девочка?
— Наверное, да. Кроме того "ничто", которое не рифмуется с ленью.
— Прекрасно. Тогда я начну...
Вот поэма, которую начал читать Зенит О'Час:
"Ничто не рифмуется с ленью,
Кроме ступени на лестнице,
Разве что липкий варень
В детской шутливой песнеце."
— Что скажешь, Алиса? — спросил Зенит.
— Вы говорили, что будете читать любовную поэму, — нерешительно ответила девочка. — Но я не заметила в ваших словах ни капельки любви.
— Потому что это только первый стих.
— А сколько их всего?
— Два.
— Какое счастье! — прошептала (очень тихо) девочка.
Вот продолжение поэмы:
"Лень невозможно рифмовать!
И люди злятся в неведении,
Забыв, что можно изменять
Слова при правильном хотении."
Зенит замолчал и выжидающе посмотрел на Алису. Толпа на площади Альберта по-прежнему напирала на девочку. Она чувствовала себя очень стеснённо от толчков и просьбы высказать честное мнение.
— Откровенно говоря, я не поняла, почему вы назвали эти стихи любовной поэмой.
— Потому что я влюблён в язык! Неужели не ясно?
— Значит, это любовь заставляет вас придумывать всякие "песницы" и "варени" для рифмовки "лени"?
Её всплеск бритики расстроил писателя и заставил Алису пожалеть о своей откровенности.
— Вышеуказанные слова являются моим изобретением! — огрызнулся О'Час. — Это худоментальные слова, порождённые моим умом! Я выкормил их, вырастил сильными и ловкими, чтобы однажды они пробрались в языковый словарь. Вот, о чём я мечтаю, понимаешь? Дважды еженощно — а иногда даже трижды еженощно — я играю со старыми словами и создаю из них новые. И ты, Алиса — особенно ты, как близкая подруга Чарльза Доджсона — должна понять мои желания.
— Вы знаете мистера Доджсона? — спросила девочка.
— Мне известно всё о тебе, — ответил Зенит. — Я видел иллюстрации с твоими образами в книгах "Алиса в стране чудес" и "Алиса в Зазеркалье". Эти книги написал Чарльз Доджсон.
— Я уже слышала о них, — нетерпеливо сказала Алиса.
— Подобно мне, Чарльз Доджсон использовал nom de plume, что означает писательский псевдоним. Он назвал себя Льюисом Кэрроллом.
— Так вас зовут не Зенит О'Час?
— Конечно, нет. Таких глупых имён не бывает.
— А как вас зовут по-настоящему?
— Ты хочешь узнать моё nom de real? Хорошо, я назову тебе его попозже. Но сначала скажи, что ты делаешь в Манчестере? И почему из всех возможных эпох ты выбрала именно 1998 год?
— Я провалилась сюда сквозь часовой механизм, — ответила Алиса. — Мне нужно вернуться домой, чтобы успеть на двухчасовой урок по грамматике.
— Возможно, тебе стоит поискать свою историю в Центральной библиотеке.
— Интересно, почему моя история находится в библиотеке? — спросила девочка.
— Потому что в наше время ты стала знаменитой. История твоей жизни содержится в книге "О реальности и реалистичности".
— Что означает слово "реалистичность"?
— Реалистичность — это особый вид реальности. Мир воображения, более мощный, чем повседневное существование! Его примером может служить наш разговор через многие года после окончания твоей реальной жизни. Возможно, я напишу о тебе третью книгу и назову её "Сквозь часовой механизм и то, что Алиса нашла в Зачасовье".
— Это будет глупое название, мистер О'Час! Потому что, пройдя сквозь часовой механизм, я почти ничего не нашла. А мне нужно отыскать пять паззл, попугая Козодоя и куклу Салию, которая, между прочим, является Автоматической Алисой.
— Хм! Автоматическая Алиса! У меня появилась новая идея. Я напишу триквел!
Алиса не понимала, как можно написать три "квл", потому что даже одно из них не имело никакого смысла.
— Если вы действительно такой умный, мистер О'Час, то расскажите мне, пожалуйста, чем является эллипсис, — попросила она.
— Эллипсис — это троеточие, которое писатель использует для обозначения пропущенных слов или какого-то сомнения в конце незавершённой фразы...
— О, спасибо! По крайней мере, я узнала то, что мне не доставало.
Внезапно Алиса обрела ещё один недостающий предмет. Перо, парившее над площадью, опустилось прямо в её пальцы.
— Это перо Козодоя! — закричала она.
— Козодоя? — переспросил Зенит О'Час. — Какое чудесное nom de plume. В будущем триквеле я превращу перо в пролезной билет.
— Вы думаете, мне понадобится куда-то пролезать, используя билет? — спросила Алиса.
— Пока это всё, чем я могу тебе помочь. Надеюсь, ты понимаешь, в чём дело? Иначе Бюро случайных совпадений предъявит мне иск за нарушение авторских прав. Кстати! До меня только что дошло! Наверное, я уже пишу "Автоматическую Алису", и мы оба являемся её персонажами!
Девочка хотела спросить, что он имеет в виду, но в этот самый миг часы на ратуше пробили последний из двенадцати курантов, и рука писателя ещё раз опустилась на плечо Алисы. То был последний полуденный удар. И последнее дружеское прикосновение в чужом и незнакомом мире... А затем он исчез...