– Кстати, – прервал Швейцарец философа за стойкой, – часом, не ваша скотина полночи за окном серенады выводила?
– А-а, ночью, – Борис поскреб пузо, зевнул, – то лекарь наш, Мымыков, хулиганил. На него, почитай, кажное полнолуние находит – хватает посредь ночи метлу и ну скакать по улице.
– И давно?
Содержатель с сомнением глянул на стену, где на фоне потемневших досок желтел обтрепанный календарь – на 1982 год, как не без труда различил Швейцарец.
– Лет пять как. Раньше у него другой бзик был – требовал, чтобы его главным бактериологом всея Руссии величали. Сам-то он из этих… мээнэсов которые… пробиркомойщик, короче… а поначалу, когда в поселок забрел, вовсе говорить не мог, токо мыкал… крепко, видать, приложило человека по черепушке. Ну, председательша наша тогдашняя, Матрена Степановна, светлая ей память, в документы евойные глянула и решила, что дохтур, хоть какой, лишним не будет.
– А сейчас он в колдуны подался? – уточнил Швейцарец. – Или, с учетом специфики метлы как транспорта, в ведьмы?
– В волшебники, – Борис, нахмурившись, хлопнул себя вначале по правому карману фартука, затем по левому… сунул в левый карман руку и выложил на прилавок небольшой пузырек, наполненный чем-то сероватым и очень мелким. – Во.
– Занятно.
– Что там написано? – живо спросила Тайна.
Швейцарец в очередной – он уже сбился со счета, в который именно раз, поразился тому, как изменила прошедшая ночь его… его Тайну. Как прошептала она тогда – стереть? И ведь получилось, черт побери, сработало! Она живая, теперь – живая! Одна только улыбка чего стоит… до войны мир восторгался улыбкой Джоконды, но при виде улыбающейся Тайны ваша Джоконда разом бы скисла, завяла и тихонько потопала к вашему Леонардо плакаться в жилетку. Господи, а я хотел ее в скит, да она б там, среди этих постных монашек, еще вернее, чем у храмовников…
– Ау! Ну что там написано?
– Оберег Великаго Волшебника, – Швейцарец хмыкнул.
– Сушеные микробы, – пряча пузырек обратно в карман, с гордостью заявил Борис. – Не хухры-мухры… реально помогают.
– Еще бы, – без тени иронии произнес Швейцарец. – Обычные микробы, наверное, от одного вида этих мутантов псевдоподии откидывают.
– Вот я и говорю – помогают, – согласно кивнул Борис. – Реальный оберег, всего-то за пять «семерок»… а детишкам Мымыков их и вовсе даром раздал. Любит он их.
– Микробов?
– Не, детей. Иной вечер усядется на крыльце и ну сказки всякие рассказывать. Добрые такие, смешные… про вампиров там или оборотней.
Глава 11
Три каскадера по пескам
Плелись едва-едва,
Один ловушку прозевал,
И – их осталось два.
Что-то в произошедшем все же казалось ему глупым и нелепым, хотя на самом деле в случившемся не было ничего такого уж… необычного. Не они первые. И наверняка – не последние.
Просто в какой-то момент тетке Фортуне наскучило приглядывать за ними. Быть может, всего на секунду она отвернулась, отвлеклась на кого-то другого – только вот они были в скелете. И здесь, в любимом заповеднике смерти, к ее услугам имелось несчетное количество возможностей заполучить то, что старуха с косой сочла хорошей прибавкой к уже имеющейся коллекции.
Точнее – того.
Айсман заподозрил неладное минут через двадцать. Слишком поздно – впрочем, поздно было, скорее всего, и с самой первой секунды. Кашель ведь был всего лишь внешним проявлением, а сколько длился инкубационный период заразы? Минуту, две, час… день, месяц – теоретически рассуждая, она вообще могла сидеть в Энрико еще с первых послевоенных лет. Как часовая мина с поломавшимся заводом – лежит себе, лежит, а потом какая-нибудь крохотная ржавчинка, которую и в микроскоп-то не разглядишь, возьмет и разрушит хрупкое равновесие, и пружина снова начнет раскручиваться…
Можно сказать, им не повезло вдвойне – характерные признаки основных скелетных зараз Шемяка помнил тверже, чем порядок сборки-разборки Сашки, но вот незадача, кашель-то среди этих признаков и не значился. И потому вначале он даже пошутил: «Похоже, приятель, и у тебя аллергия на респиратор имеется».
Такое могло быть запросто – и бывало не раз, в конце концов, эти маски не вчера с завода вывезли.
Он всерьез дернулся лишь два десятка минут спустя, когда очередной приступ кашля едва не согнул Энрико напополам.
– Пять минут на перекур!
Курить, и вправду, хотелось распрозверски, но при любом другом раскладе он бы уж как-нибудь дотянул до реки – ну или хотя бы еще квартал прошел. Здесь же, как услужливо подсказала ему память, неподалеку, на карте Анны расползалось нечто зеленоватое со щупальцами – словно крохотного болотного спрута придавили. Что за смысл таила эта каракатица, знал, похоже, только сам художник – нынешняя владелица карты лишь озадаченно хмурилась, – но Айсман считал, что ничем хорошим эта клякса быть не может. По элементарной причине – ничего хорошего в скелете нет в принципе. И та, помеченная жирным красным крестом фигня в левом верхнем углу наверняка тоже в итоге окажется какой-нибудь дрянью, что бы там ни воображали по этому поводу Анна с Энрико.
– Сними маску, отдышись.
– Сейчас…
Шемяка потянулся за кисетом… да так и застыл в виде статуи Наполеона.
– Чего это у тебя на подбородке? – резко спросил он.
– Где? – недоуменно переспросил Энрико, потирая упомянутую часть лица, а секундой позже и он замер, оцепенело глядя на кончики собственных пальцев…
…испачканных чем-то красным.
– Рик, что случилось?
– Назад!
До сегодняшнего дня Айсман считал выражение «не своим голосом» исключительно дурацкой выдумкой. Однако сейчас он свой голос не узнал. Вернее, он и не подозревал, что способен говорить ТАК!
– Рик!
– Назад, я сказал!
Она все еще не понимала, а скорее – не могла поверить, и Сергею пришлось хватать ее за пояс и оттаскивать. Хоть драться не начала, и на том спасибо.
– Анна, не подходи.
– Рик… да что ж это…
– Ты раньше когда-нибудь так вот кашлял? – быстро спросил Шемяка.
– Нет.
– Так… – Айсман с трудом удержался от добавления еще одного слова – возможно, жопа была еще не настолько уж полная.
– Когда ты первый раз прокыхыкал? Полчаса назад?
– Вроде того.
Энрико, сбросив рюкзак, медленно опустился на мостовую.
– Так… – повторил Сергей. – Кроме кашля, еще что-нибудь чувствуешь? Жарко, холодно, башка ноет, кишки винтом крутит? Ну, быстрее! Соображай!
– В груди режет, – Рик сплюнул розовым. – Думал; ерунда, дыхалка сдает, не мальчик все-таки, набегался… или фильтр воздух пересушивает.
– Б**, ну не бывает в скелете ерунды! – Шемяка, крутанувшись, что было дури саданул ногой по стене. – Б**, говорил же – как только чего необычное почувствуете, сразу в голос орите! Немедленно! Язык, б**, стер – и как дробью по броне!
– Извини.
– Да что мне теперь с твоего «извини»?! Что я с ним делать буду?! На хлеб вместо варенья мазать?!
Рик снова закашлял.
– Не психуй! – резко сказала Анна. – Тоже мне… Ледяной Человек. Перестань дергаться и делай.
Шемяка обернулся к ней.
– Что? Делать? – вкрадчиво, четко выделяя паузами каждое слово, произнес он. – Ты. Самая. Умная. Да. Вот. И скажи. Что делать?
– Что-нибудь! Ты говорил, у тебя эти травы-настои болотные на все случаи припасены!
– Что-нибудь ему не поможет, – Айсман говорил уже почти спокойно. Первый всплеск бешеной ярости прошел, оставив после себя лишь тоскливую пустоту. – Кашель и боль в грудной клетке… ни разу про такое не слышал. А пробовать наугад…
– Мутация какой-нибудь легочной дряни, – досадливо поморщился скуластый. – Чахотка или туберкулез.
– Молчи уж… вирусолог…
– Ты хочешь сказать, – глядя в лицо Сергею, медленно процедила девушка, – что не будешь ему помогать?
– Анна…
– Рик, не вмешивайся. И вообще тебе сейчас лучше молчать!
– Анна, – устало вздохнул Энрико. – Он хочет, вернее, он говорит, что не может мне помочь. И он совершенно прав, а я – олух царя небесного. Умудрился…
– Рик, не смей так говорить. Если он не хочет поделиться своими драгоценными заварками, мы сами… – Анна, спохватившись, принялась яростно копаться в мешке. – Мы тоже не с пустыми руками шли.
– Анн, я не хуже тебя знаю, с чем мы шли, – скуластый, дернув головой, охнул. – Чудо-юдо-таблеток, способных одолеть неизвестную доселе заразу, в твоем рюкзаке нет и быть не могло.
– Рик, мы должны пытаться. Слышишь? Рик!
Собравшийся было ответить ей скуластый вновь зашелся в кашле.
Шемяка участия в перепалке не принимал – он стоял чуть в стороне, даже не сняв рюкзак, просто уперся им в стену позади. Для него все уже было четко и ясно, как выстрел в упор. Открытым пока оставался лишь вопрос – пометила костлявая одного лишь Энрико или Сергей и Анна через пару часов получат возможность догнать сотоварища на Последней Тропе? Вопрос этот, впрочем, также не требовал каких-либо экстренных телодвижений – если болезнь уже в них, десяток минут не решают почти ничего, а экстракт дрызг-травы слишком дорог, чтобы накачиваться им в профилактических целях… тем более, когда речь идет о пальбе наугад.
– Анна, послушай, – мягко проговорил Энрико. – Ты упрямая, но поверь, это не подходящий случай… демонстрировать характер. Со мной все… кончено. И смысл тратить лекарства, время, силы, рисковать самим – нет. Извини, что подвел…
– Не смей, – она смотрела даже не на Энрико, а куда-то в воздух прямо перед собой. – Даже не думай. Я запрещаю тебе сдаваться. Слышишь, десятник! Приказываю драться до последнего! Я – приказываю, слышишь!
Неожиданно Сергея словно захлестнула волна. Жалость… досада… сожаление… – он не мог бы выделить, вычленить отдельные компоненты этого сложносоставного, как длинное предложение, чувства.
– Знаешь, куда можешь заткнуть свои приказы? – грубо произнес он. – Раскомандывалась… офицерша недоделанная. Вертела-вертела, как хотела… так хоть помереть спокойно позволь.