– Это даже хуже для нас! – ухмыльнулся Егор. – Рембат просто так на фронте никто держать не будет. Только если рядом есть крупная танковая или механизированная часть, дивизия или корпус.
– Ну! Целый батальон не иголка в стоге сена! – повернулся к Щукину Алексеев.
– Да не рембат нам нужен! – проговорил Егор. – Наша задача зафиксировать наличие именно танковых частей. Как небольших, так и всех остальных. Даже пара-тройка танков или самоходок из засады может дел натворить и задержать целое наступление.
– Найдем рембат, найдем и танки! – послышался позади голос Борисова.
– Точно, командир! – согласился с ним Королев.
Егор посмотрел на гитлеровца, потом резким движением извлек из-за пазухи планшет и, раскрыв его картой вперед, резко развернул ее у фрица перед лицом:
– Показывай!
Немец дернулся, но очень быстро взял себя в руки, сосредоточился и стал водить трясущимся пальцем по бумаге. Остановив его в одной точке, он что-то пробормотал. По мнению разведчиков, это означало именно искомое Щукиным место. Тот развернул карту к себе и прочитал название ближайшего населенного пункта. Потом окинул взглядом его окрестности и прикинул в уме весь предварительный маршрут.
Гитлеровец в это время испуганно смотрел то на него, то на расположившегося рядом Королева. Потом снова на Егора и опять на его заместителя. Разведчик заметил такое попеременное движение глазами от него к младшему сержанту. Наблюдавшие все это Партизан, Рыжий, Борисов и Алексеев засмеялись. Наконец, суть происходящего дошла и до Егора. Он понял, что пленный заметил их с Королевым внешнее сходство и опешил.
Щукин улыбнулся, но тут же вновь стал серьезным.
– Кончайте фрица. Он нам больше не нужен, – сухо произнес он и поднял глаза на Рыжего.
Тот резким движением обхватил плечом и предплечьем руки голову пленного, поджал ее под себя, вытянув немцу шею до предела, и дернул голову, словно встряхнул. Раздался негромкий хруст ломающихся костей. Тело в серой шинели судорожно дернулось и тут же обмякло. Руки солдата расслабленно упали на колени.
Привыкший за годы войны к частому лицезрению смерти, Егор все равно внутренне не принимал ее. Каждая человеческая гибель у него на глазах, своих или врагов, словно не проходила мимо. Чувства солдата просто притуплялись при виде очередной жертвы войны. Он часто терял в боях товарищей. Многие умирали у него на глазах или даже на руках. Но душа его все равно упорно отказывалась принимать вид чьей-то гибели. Просто каменело его сердце, а перед собой он видел цель, боевую задачу. А потому продолжал жить сам и сам же иногда отнимал жизнь у еще кого-то, если это был враг, если это нужно было для дела, для победы в бою.
– Ты не серчай, командир, – негромко произнес Рыжий, когда увидел скорбный взгляд Егора, наблюдавшего смерть пленного немца. – У меня на глазах всех моих односельчан, жителей целой деревни, фрицы пожгли на второй месяц войны. Загнали всех в колхозный амбар и сожгли заживо. Так что нет у меня для них пощады. Нет!
Егор схватил его за руку.
– Я тебя не сужу, солдат! – начал он, стоя почти лицом к лицу с Рыжим. – Мою деревню в декабре сорок первого тоже сожгли. К каждому дому рано утром огнеметчики подходили и поджигали. Успел выскочить на сорокаградусный мороз, значит, не сгорел. А не успел…
Егор остановился и отвернулся. Тяжесть воспоминаний всегда не давала ему покоя. Картина гибели его дома стояла у него перед глазами каждый раз, когда он засыпал ночью.
– Похоже, командир, что в лесу фрицы появились, – произнес один из разведчиков, что подбежал к Егору. – Цепью идут. Много их.
– По нашу душу! – поднял на него глаза Щукин. – Уходить надо.
Он обвел взглядом всю свою группу и пальцем прочертил в воздухе контур круга, визуально означавший общий сбор и завершение всех текущих действий. Разведчики по очереди начали выстраиваться в колонну и, пригнувшись, побежали за своим командиром, озираясь по сторонам на случай опасности, что могла возникнуть откуда угодно.
– Все! Привал! – негромко прокричал Егор, остановился и повернулся к своим бойцам, когда прошло более получаса их непрерывного рейда по огромному лесному массиву.
Уставшие разведчики почти все после этого попадали на снег, интуитивно занимая место там, где можно было легко занять позицию для круговой обороны и стрельбы из положения лежа из автомата. Щукин расположился под высоким деревом с толстым стволом и достал из-за пазухи планшет с картой. Быстро сориентировавшись на ней, он подозвал к себе двух разведчиков:
– Григорьев, Данилин, ко мне!
Два бойца, несмотря на физическую усталость, быстро поднялись и подошли к командиру.
– Здесь предположительное место нахождения вражеской ремонтной части, – указал он пальцем точку на карте и тут же кивнул в сторону направления следования к ней. – От нас не меньше километра. С вас результат разведки с юга и запада от этого места. Глубину прохода определите сами. Особое внимание обращайте на наличие танков, самоходок и бронемашин. Смотрите, нет ли отпечатков следов на снегу.
Бойцы переглянулись между собой и в знак согласия синхронно кивнули.
– Те, кто за нами прочесывал лес, сюда не сунутся. Скоро темнеть начнет, – уточнил он, предвидя вопрос своих солдат о месте сбора группы после окончания выполнения задания и возвращения назад. – В темноте они бродить не будут. Сворачиваться уже должны и на исходную топать.
Егор не зря выбрал именно их для проведения разведки. Григорьев был расчетливым и внимательным, не делал лишних движений, обладал редкой наблюдательностью и отличным зрением. Родом он был из Вятки, о чем говорила его характерная особенность речи, а на жизнь до войны зарабатывал в охотничьей артели. К тому же он был старше всех в группе Егора, а значит, имел больший жизненный опыт.
Данилин являлся одногодкой Щукина, был постарше того всего на пару месяцев. Работал до призыва на фронт на железной дороге слесарем. Он был внимательным, подмечающим мелочи. Именно он первым увидел внешнее сходство Егора со своим заместителем.
– Десять минут на отдых, и выдвигайтесь, – велел Щукин бойцам и позвал к себе еще двоих: – Борисов, Первяков!
Оба разведчика, устало переставляя ноги, подошли к нему. Щукин повернул к ним карту и, указывая на ней на предполагаемое место расположения вражеского рембата, сказал:
– От вас все то же самое, только по северной стороне. В бой не ввязываться, действовать осторожно. Глядите в оба, если заметите любую технику фрицев.
– Есть, товарищ сержант! – по очереди ответили бойцы и вернулись на свои места, чтобы отдохнуть перед дорогой.
Высокий и худой Борисов, по мнению Егора, был самым быстрым из его солдат. Во время бега он нисколько не задыхался, дышал всегда одинаково ровно, никогда не волновался, оставался вечно спокойным и казался непоколебимым. Ничто его не раздражало и не пугало. Выражение лица разведчика не менялось ни при каких обстоятельствах, а взгляд всегда был хитрым, глаза прищуренными. Он был осторожным и внимательным.
Первяков напомнил Щукину его бывшего инструктора по рукопашному бою, который был прикомандирован в отправленную на отдых и переформировку дивизию в далеком уже сорок втором году. Там он находился специально для того, чтобы передать свои навыки бойцам из разведывательных подразделений, собранных отовсюду в период короткого и временного затишья. Первяков был подвижным, немногословным, смотрел на всех из-под низко надвинутых бровей, постоянно сопел из-за сломанного носа и буквально не сидел на месте. По характеру он был вспыльчивый и заводной. Мог резко ответить любому и норовил ввязаться в любую драку с кем угодно, независимо от габаритов соперников и их числа. Где бы солдаты ни находились, в тылу на формировании или сейчас, на вражеской территории, Первяков постоянно набивал костяшки на кулаках или ребра ладоней о стволы деревьев. Готовность к драке у него была постоянная.
Отправив на задание именно этих разведчиков, Егор сделал ставку на скорость, внимательность и рассудительность бойцов. Горячность и крайний риск в стиле бывшего старшины и Рыжего ему сейчас были не нужны.
– Разреши дорогу проверить, товарищ сержант! – обратился к нему Алексеев, видимо, недовольный тем, что остался сейчас без работы и вынужден был просто охранять подступы к временной стоянке разведчиков. – Пройдем по паре километров вправо-влево, следы срисуем, посмотрим все вокруг.
Он обвел рукой в воздухе сектор предполагаемого обхода, где на карте Егора как раз была прочерчена лесная дорога или широкая тропа.
– Валяй! Только без фокусов! – сдавленно произнес сержант и одарил Алексеева строгим начальствующим взглядом.
Тот кивнул в ответ и, махнув рукой Рыжему, через полминуты скрылся вместе с ним в лесном массиве.
– Хороша европейская зима! – не то с досадой, не то с радостью в голосе произнес Егор, осматриваясь вокруг себя. – Снег местами лежит, а не сплошным толстым ковром, как у нас. Мороз слабый. Две с половиной зимы в окопах провел. Чего только там не пережил! И замерзали, и гнили в распутицу, и тонули, и вшей пригоршнями из гимнастерок выгребали.
– Да-а, – поморщился, соглашаясь с ним, Королев.
Несмотря на вольную беседу, все оставшиеся разведчики не расслаблялись, а продолжали вести наблюдение по сторонам, охраняя подступы к месту своего отдыха и будущего сбора остальных.
Через сорок минут подал знак о себе идущий назад Алексеев.
– Есть кое-что! – сказал он, расположившись между Щукиным и Королевым. – На дороге справа фрицы когда-то заслон готовили. Три окопа для самоходок соорудили. Рядом – стрелковые ячейки для пехоты, примерно на взвод. Только не очень свежее все. Похоже, что так, на всякий случай. Как бы заранее. И следы на подходе уже подмыло. А главное, что с того места наша дорога хорошо видна. Там от пятисот метров до километра к ней. И по фронту не меньше полутора. Танковую роту остановить можно, не меньше.
– Почему решил, что окопы именно для самоходок? – строго посмотрел на разведчика Егор.