Пытаться возродить отношения с Кришем было нелепо. Это стало ясно после того, как он спокойно поведал Джек о своих планах на ее карьеру – начиная с ее работы ассистентом в его лаборатории.
– Если будешь публиковаться со мной и моими постдоками из «Свободной лаборатории», то через пять лет про «Желчные таблетки» никто и не вспомнит. – Они наконец были одни – в его квартире, ужинали, – и поэтому Криш, слава богу, перестал настойчиво хватать ее за руку. – Тебе просто нужно залечь на дно и постепенно подняться наверх. А потом ты уже сама сможешь подавать на гранты.
Он говорил этим теплым, рассудительным тоном, в который она влюбилась, а его глаза оставались такими же чарующими, как и раньше.
Но Криш не понимал, кто она теперь. Возможно, он уже давно ее не понимал. Она не хотела снова карабкаться по карьерной лестнице. Для нее существовал другой путь, и он вел не к профессорской должности в университете. Ее недавний опыт – избиения, цветы, распускающиеся на тюремных стенах, утраченная радость от написания текстов для знаменитого андеграундного сайта – сделал это еще более очевидным. Проблема заключалась в том, что Криш не мог и помыслить о жизни за пределами университета, а Джек надоело делиться своими чувствами с таким ограниченным человеком.
Она решила изложить Кришу сокращенную версию правды.
– Я пока не знаю, чем хочу заниматься.
– Тебе нужно заниматься генной инженерией. Смотри, как хорошо у тебя получается копировать препараты. Ты ведь это написала всего за одни выходные.
Когда он стал столь безмятежно слеп к ее желаниям?
– Не бойся, – выпалила она. – Я пойду в твою «Свободную лабораторию».
Этот ответ, похоже, удовлетворил Криша, и больше он о пятилетнем плане на будущее Джек не заговаривал.
10 июля 2144 г.
– Приехали? – Тризед посмотрел из окна на широкую реку, изгибавшуюся под мостом.
– Да.
Внезапный удар ностальгии заставил Джек на мгновение задохнуться. В центр Саскатуна, который обнимала река Саут-Саскачеван, вели четыре моста, построенные в XX веке. Солнце садилось, и небоскребы превращались в волнистые тени; их турбины вращались почти беззвучно. Когда машина проехала мимо полевых исследовательских станций и оранжерей университета, темнеющее небо уже приобрело цвет подгоревшего мяса.
Она уже более двадцати лет не была в «Свободной лаборатории». Более десяти с тех пор, как они с Кришем в последний раз обменялись холодными, бессмысленными сообщениями – «ты как? я в порядке». Они расстались, потом отдалились друг от друга, и Джек понятия не имела, как он отреагирует, когда увидит ее сейчас. Она следила за публикациями Криша в журналах со свободным доступом и знала, что его мечта сокрушить патентную систему ничуть не ослабла. Именно на это она рассчитывала. Кроме того, он в долгу перед ней за то, что закрыл «Желчные таблетки». Даже сейчас она злилась на него за то, что он так поступил.
Джек спрятала машину в студенческом гараже, чтобы ее не засекли спутники из космоса, и зарегистрировалась в сети парковок с помощью поддельного идентификатора. Университетский городок мало изменился, но с тех пор как Джек в последний раз была здесь, «Свободная лаборатория» обновилась. Теперь она занимала длинное, невысокое здание, которое раньше служило виварием, а в XXII веке получило тюнинг. А вот местная система безопасности застряла в другой эпохе: Джек обошла ее с помощью простого эмулятора радиочастотной идентификации.
Джек, Мед и Тризед оказались в помещении, которое представляло собой гибрид сарая с лабораторией. Огромная комната была заполнена столами, секвенаторами, принтерами, амплификаторами и десятками разноцветных пластиковых планшетов. Кто-то вывел на противоположной от двери стене слова «Свободная лаборатория» с помощью вирусов, которые съели всю краску до штукатурки, оставив после себя тонкую золотую корочку. Было уже поздно, и почти все ушли ужинать, но Джек услышала разговор двух людей за шумом принтера в одном из кабинетов рядом с общей комнатой. Один из них рассмеялся, и Джек сразу узнала Криша. Внезапно ей стало не по себе. Странная будет встреча.
– Идите за мной, – сказала Джек Тризеду и Мед, надеясь, что ее голос прозвучал властно, и указала на кабинет.
Когда в кабинет Криша вошла Джек, он со смехом разговаривал с одной из своих студенток. В его волосах виднелась седина, а смуглая кожа потеряла достаточно коллагена, чтобы вокруг глаз и рта появились морщины. Но он все еще был очень похож на человека, с которым она познакомилась несколько десятилетий назад.
– Привет, Криш, – невозмутимо обратилась к нему Джек. – Пары минут не найдется? Обсудить методы лечения зависимостей?
Он уставился на нее – пирата в комбинезоне с короткими серебристо-черными волосами, с ножом за поясом, в компании беглого раба и робота-ученого. Его глаза расширились, но Джек была вынуждена признать, что он неплохо скрывает свой шок.
Студентка, похоже, почувствовала, что происходящее ее не касается, и быстро ретировалась. Джек не знала, с чего начать, поэтому сразу перешла к сути дела.
– Я знаю, мы давно не виделись, но тут возникла одна проблема со скопированным препаратом. И нам нужна твоя помощь.
Криш молча вышел из кабинета, сдвинул в сторону гудящий секвенатор на одном из лабораторных столов и жестом открыл в воздухе двумерный черный экран. В левом верхнем углу экрана замигал курсор. Наконец, Криш обратился к ним:
– Показывайте.
Джек и Мед наперебой рассказали о побочных эффектах «закьюити», дополнили картину наспех созданными симуляциями мозговой активности, которые парили в воздухе над проектором. Дымящуюся воронку, оставшуюся на месте отношений, лучше всего заполняет работа. Но Джек отвлекало присутствие Криша. У нее было столько ярких воспоминаний, связанных с ним, что было сложно не сравнивать этого человека, почти незнакомца, с тем, кто помог ей основать целое движение – и разрушил его, пока она сидела за решеткой.
Мед продолжала объяснять, не замечая, что происходит между Джек и Кришем.
– «Закьюити» создан как простой препарат для работы, верно? Ты легче сосредотачиваешься, когда работаешь, дольше не отвлекаешься. Но он стал таким популярным потому, что глубоко проникает в центр удовольствия и устраивает человеку мощный прилив дофамина, когда тот выполняет свою работу или занимается чем-то еще. Мой пациент решил принять двойную дозу, чтобы веселее было красить дом.
Мед скривила губы, задумавшись о чем-то. Проектор включил трехмерный ролик о дофаминовых рецепторах, похожих на расцветающие тюльпаны. У краев их лепестков поблескивали частицы.
– Теперь, как видите, препарат стимулирует его дофаминовые рецепторы. Вот вам и взрыв удовольствия. Но смотрите, препарат делает кое-что еще. – Тюльпаны начали увядать и сморщиваться. Вскоре на экране осталась лишь половина рецепторов. – «Закьюити» уменьшает число дофаминовых рецепторов у нейронов среднего мозга и префронтальной коры. И это ключевой момент. Данный эффект влияет на принятие решений и делает мозг уязвимым перед зависимостью. Чем больше рецепторов теряет мозг, тем больше он зависит от того, что делал под препаратом – в данном случае красил. Пациент несколько лет будет избавляться от этой зависимости, если вообще выживет. «Закьюити» фактически переписал нейрологическую историю его мозга. Теперь у него есть мощная, долгосрочная зависимость, и больше всего на свете ему хочется ее подпитывать.
– Это хорошая новость для корпораций, которые покупают лицензии у «Закси», – подключилась к разговору Джек, – ведь теперь у них появится куча людей, которые одержимы идеей работы и выполнения проектов. Но вот в чем дело: корпорации внимательно регулируют дозы и сразу видят, когда у человека начинается негативная реакция. Но что делать с обычными людьми, которые просто хотят немного покрасить или поучиться? Это мои клиенты. Они принимают «закьюити» без какого-то контроля со стороны.
Джек открыла историю «ЗоунФид» о железнодорожном диспетчере.
– Конечно, это опасно. Некоторые из тех, кто принимает препарат самостоятельно, фактически превращаются в маньяков. Они отказываются делать все то, что не связано с дофаминовой наградой. Они не едят, не спят, не пьют воду. Они погибают не от самого «закьюити», а от побочных эффектов – обезвоживания, травм и отказа органов. Конечно, людям также приходится принимать все больше «закьюити», чтобы добиться эйфории, и от этого все становится еще хуже.
Мед посмотрела куда-то в даль, и новостная заметка исчезла. Проектор заменил ее на трехмерный молекулярный путь – схему, которая показывала, как препарат запускает изменения в молекулах нейронов жертвы.
Криш сосредоточился на рисунке Мед.
– Но чем это отличается от обычной зависимости? С точки зрения нейрологии это типичный процесс, похожий на пристрастие к азартным играм или даже трудоголизм.
– Отличие в том, что «закьюити» меняет анатомию мозга, делая его уязвимым для зависимости еще до того, как вы получаете кайф, – ответил бот. – Обычно такая потеря дофаминовых рецепторов происходит за месяцы или годы. Но пристрастие к «закьюити» возникает мгновенно. В краткосрочной перспективе вы получаете невероятное удовольствие от работы. Но в долгосрочной – химия вашего мозга меняется навсегда. Все, что вы хотите, – это вернуться к работе. Особенно если при этом вы можете принять еще «закьюити».
На лице Криша появилось виноватое выражение, которое Джек раньше не видела.
– Этот… пиратский «закьюити»… сделала ты?
– Да, я создала его аналог. Но не я сделала препарат вызывающим привыкание. И ни в одном из испытаний не было показано, что одним из побочных эффектов является долговременный ущерб здоровью.
– Ни в одном из опубликованных испытаний, – поправила Мед.
– Точно. Криш, люди должны знать, что «Закси» продвигает препарат, вызывающий привыкание. Ты можешь опубликовать анализ, используя привилегии, которые закон о патентах предоставляет исследователям. Кроме того, нам понадобится метод лечения. Вот почему мы пришли в «Свободную лабораторию».