И без тебя душа моя не может…
Простые будни сделались счастливей,
Все в мыслях о тебе бегут часы,
Я понимаю, мир такой красивый
Лишь оттого, что у меня есть ты![32]
— Слушай, мне кажется, у вас любовь, — мельком прочитав письмо, ответил Алексей.
— Не верю я в эту любовь. А жениться меня не заставишь.
Немного подумав, продолжил:
— Конечно, женщина нужна. Я же служу во Владике, а там этого товара достаточно.
Коркин посмотрел на фото, расположенное на столе, под оргстеклом.
— Это и есть та самая Татьяна?
Белов утвердительно кивнул.
— Красивая девушка. Глаза у нее добрые, — отметил товарищ. — А что у тебя с рукой? — спросил Алексей друга.
— Разбил локоть. Доктор говорит, попала грязь, нужно ложиться в госпиталь. Скоро идем домой. Обойдется, — небрежно ответил он.
Обойтись не получилось. С приходом в главную базу Владимир на месяц лег во флотский госпиталь.
Предположения Коркина о новых выговорах и неприятностях подтвердились уже на следующий день. Погиб моряк, старшина первой статьи Фархимов, откомандированный с группой офицеров бригады на вьетнамский корабль для ремонта радиотехнической аппаратуры. Работая на отключенной станции со всеми мерами предосторожности, он получил удар тока высокого напряжения. Это вьетнамский моряк включил по ошибке станцию.
Флагманский радиометрист эскадры рассказывал:
— Наш моряк ремонтировал радиолокационную станцию на вьетнамском сторожевике. Стоял рядом со мной. Мы соблюдали все меры предосторожности — диэлектрические перчатки, резиновый коврик. Вьетнамский матрос непонятно по какой причине включил генератор. Пошел ток 5000 вольт. Я еще спросил моряка, сильно ли ударило током. Он мне ответил и тут же упал. Корабельный врач зачем-то делал ему иглоукалывание. Не помогло.
На следующий день Алексей с командиром знакомились с телеграммой, полученной из штаба флота. В ней шла речь об электротравмах на флоте за три последних месяца.
— Двадцать четыре случая гибели от электротока. Словно для нас телеграмма, — скорбным голосом прокомментировал командир.
— Да, не зря все же пишут подобные телеграммы и приказы, — вздохнул Алексей.
В каюте воцарилась тишина. Командир не спеша достал сигарету и равнодушно затянулся табачным дымом. Они оба осознавали свою вину, но уже ничего нельзя было поделать. Моряк погиб. Командир вспомнил, как на прежнем корабле мать погибшего матроса сказала во всеуслышание: «Чтобы вы страдали так, как он страдал, когда умирал!»
— Хоть бы сняли с должности и отправили в Союз, — в сердцах сказал командир. — Ну ее к черту, такую службу. То моряк перед боевой вены порезал, девушка, видишь ли, замуж вышла. То пьют всякую гадость и травятся. Беда с личным составом. А боевая служба лишь начинается, что еще будет дальше?
Чтобы разрядить обстановку, Алексей попытался успокоить командира.
— Во всем виновата наша флотская организация. Начальники подгоняют, ставят нереальные сроки и задачи. А как мы их выполним, никого не волнует!
— Наш флагманский офицер руководил ремонтом. Он и должен ответить, — подытожил командир. И продолжил: — Вспомни, как нас на боевую службу готовили? Моряков со всей бригады собирали, а сплаванность? А топливо и продукты? То тети Маши-кладовщицы, то прапорщика — начальника склада нет. У них после 18 часов море на замок. Я за два месяца перед боевой лишь один день дома был! И тыловые за все тянут, то спирт, то тушенку. Как будто не они для нас, а мы для них. Подумать только, на полгода идем в моря, а на корабле не получена мука! В тропики уходим, а вместо кондиционеров нам сбрасывают металлолом.
Первая неделя на боевой службе ознаменовалась трагедией. Алексей и в этот раз вспомнил подъем на левый, несчастливый борт своего корабля в Тимофеевке. Стечение обстоятельств, случайности жизни заставляли его верить в роковую судьбу. Такие же мысли возникнут у него и тогда, когда он будет падать вместе с подбитым вертолетом в Таджикистане. После той случившейся с ним через пятнадцать лет трагедии он впервые сходит в церковь и наденет нательный крест.
Тело погибшего моряка в цинковом гробу увозил на родину БПК «Хабаровск». Вьетнамское правительство наградило его посмертно орденом, а наше — медалью «За отвагу». Моряк на самом деле совершил подвиг в мирное время. Подвиг — это поступок. Девятнадцатилетний башкирский паренек совершил его уже тем, что погиб на посту, выполняя боевую задачу. В мирное время. Вышестоящее командование усмотрело в его гибели показательный пример советско-вьетнамской боевой дружбы. Видимо, по этой причине никого и не наказали. Как всегда, по флоту разошлась телеграмма с известием о подвиге, где прозвучало название корабля, бригады и место дислокации. Прочитав ее, командир с облегчением сказал:
— То, что не назвали фамилий командования корабля, больше чем поощрение. Лучшее поощрение — ненаказание. И вообще, лучше бы нас все забыли на эти шесть месяцев морей! — воскликнул он в сердцах.
Глава шестаяДананг
Из штаба эскадры пришел новый приказ — следовать в порт Дананг для оказания помощи вьетнамской бригаде надводных кораблей в подготовке к учениям. Известие с воодушевлением было воспринято экипажем.
Алексей, наученный горьким опытом последних происшествий, понимал, что главное для корабля — иметь ход. Поэтому основное внимание уделял личному составу боевой части, механикам. Перед выходом в море решил побеседовать с моряками.
Капитан-лейтенанта Аксенова, командира боевой части, моряки просто боготворили. Да и с дисциплиной там все было нормально. Никаких притеснений со стороны старослужащих. В то же время тетрадь бесед с личным составом, несмотря на требования политотдела, он демонстративно не заполнял. Формализм претил ему с первого дня службы.
Коркин зашел к командиру БЧ-5. Из-за коричневой занавески, что закрывала кровать, торчали голые ноги.
«Отдыхает, может, не тревожить?» — подумал Алексей. Но в это время занавеску отбросила волосатая рука и показалась взлохмаченная голова механика.
— Заходи, замполит, — радушно пробасил заспанный голос.
Аксенов поставил на стол чайник рядом с полной окурков пепельницей. В каюте было неуютно и неприбрано. Видно, что ее хозяина мало заботили удобства. В открытом иллюминаторе вставлен кусок картона, для того чтобы поступал забортный воздух. Было жарко.
— Пришел ругаться из-за неработающих кондиционеров?
Поставленные на скорую руку еще в родной базе японские «Хитачи» оказались в неработающем состоянии. Такой прискорбный факт выяснился лишь в море. Из десяти кондиционеров собрали лишь пять. Поставили их на наиболее важные для боевой готовности боевые посты. Конечно же, и в кают-компанию. Именно она являлась местом досуга офицеров.
— Нет, не буду, — односложно ответил Алексей.
Удобно усевшись в кресле, он отхлебнул из стакана чаю. Механик уловил его настроение.
— Значит, будешь воспитывать из-за бумаг? Некогда мне их писать. У меня все по факту. Есть у корабля ход — работа сделана. Нет хода — и корабль никуда не пойдет. Вот тебе и вся политработа.
— Посади за это дело командира группы, пусть заполняет, — предложил примирительно Алексей. Он прекрасно понимал, что с приходом в новую базу местный политотдел проверку начнет в первую очередь с состояния бумаг.
— Еще какая-нибудь помощь тебе нужна, ведь через три дня в море? Помнишь историю с поломкой на БПК «Хабаровск» во время слежения за американской авианосной группой? Телеграмма командующего Тихоокеанским флотом красочно и сочно расписала чрезвычайное происшествие в Южно-Китайском море в ходе выполнения боевой задачи. Информирование на флоте поставлено на высоком уровне. Мне ребята с «Хабаровска» рассказывали, что любое мало-мальски заметное происшествие отмечалось шифротелеграммами. Офицеры под роспись знакомились с текстом, а замполит при необходимости проводил с личным составом партийно-комсомольскую работу по предупреждению подобных случаев.
— У нас с техникой должно быть все нормально, — уверенно ответил механик.
Алексей еще раз обвел взглядом каюту. У всех офицеров под куском оргстекла обязательно лежала фотография жены или любимой девушки. На столе механика валялась инструкция по приведению в боевую готовность боевой части да фотография полуголой японки. Каждый уважающий себя офицер доставал в иностранном порту эротический журнал. Картинки полуголых красавиц, видимо, восполняли недостаток настоящих женщин.
— Сергей Петрович, замечаю, не получаешь ты писем с «большой земли». Что произошло? Давай запрос в политотдел телеграммой направим? Чем нужно, помогут, — предложил он.
— Тут не поможешь, — без энтузиазма ответил Аксенов.
Из рассказа командира Алексей знал, что у механика сложилась необычная ситуация. Женился он еще на четвертом курсе училища на женщине старше его лет на двадцать. На своей преподавательнице. Кандидате наук.
— Ревнует она меня.
— К кораблю, что ли? — с удивлением спросил Алексей.
Аксенов молча протянул ему листок, заполненный убористым почерком.
Алексей быстро пробежал текст.
— Ревнует и не верит, что в походе. Думает, ушел к другой женщине, — отрешенно глядя в пожелтевший от табачного дыма потолок каюты, проговорил механик.
Для Алексея чувство ревности было незнакомо. Все училищные отношения с киевлянками проходили увлеченно, но быстро. Вспышки влюбленности настигали, как волны. Но разбивались о его нежелание углублять отношения. Воспоминания о них хранила в своей бесчувственной памяти курсантская записная книжка.
— Давай вместе сфотографируемся, и ты пошлешь ей фото, — нашелся замполит.
— Под пальмами, что ли? — в раздумье проговорил механик.
При этом взгляд капитан-лейтенанта ожил, редкие рыжие брови ощетинились, отчего он стал похож на ныряющего в воду зверька. Но так же быстро настроение и поменялось. Пропала нервозность, взгляд стал спокойнее и увереннее.