– Подслушиваешь их разговоры несчастные, – продолжил он.
– Ты не вербуешься, наконец, – сказал человек в плаще.
– Значит, – сказал он, – тебя уже завербовали и ты стучишь на кого-то другого.
– Осталось выяснить, на кого, – сказал он торжествующе.
– Я просто нищий, – сказал Моклитару, и всхлипнул.
– Я… я… я… – всхлипывал экс-хореограф.
– Соберись, – сказал человек в плаще, – давно пьешь?
– Лет семь, – сказал Моклитару.
– Недолго тебе еще, – сказал человек в плаще.
– Вам тоже, – сказал Моклитару, глядя, как жадно тот допил пиво.
– Я на государственном коште, – сказал человек в плаще, – такие спиваются гораздо дольше.
– Так на кого ты работаешь? – спросил он.
– Клянусь, ни на кого, я нищ, я алкоголик, я опустился, – сказал Моклитару, и снова стал плакать.
– Алкоголики все слезливые, – сказал человек в плаще.
– Так будешь стучать на нас? – спросил он хореографа.
– За зарплату да, – сказал, плача, Моклитару.
– Не вербуется, гаденыш, – сказал человек в плаще.
Встал, и вышел. Моклитару повертел пустую кружку, собирая языком остатки пены, и вытер слезы. В кафе было пусто. Бармен в углу старательно делал вид, что ничего не заметил.
Хореограф вздохнул и стал ждать посетителей.
ххх
Зимой человек в плаще спас Моклитару жизнь.
Намерения, у него, правда, были прямо противоположные.
Когда Моклитару выходил из кафе – уже темнело и сразу за дверьми, окаймленными по периметру мигающими лампочками, начиналась ночь, – его уже ждали. Человек в плаще и еще один человек в плаще.
– Вот ты и попался нам, гад, – сказал человек в плаще.
– Агент иностранной разведки, – сказал еще один человек в плаще.
– Какой еще разведки? – спросил Моклитару, пока они подталкивали его к стене.
– Ты же сам не захотел нам рассказать, – сказал человек в плаще.
– Значит, эта тайна умрет с тобой, – сказал еще один человек в плаще.
– Я требую адвоката, – сказал Моклитару.
Люди в плаще рассмеялись. Старший показал Моклитару завтрашнюю правительственную газету. На ней чернел приговор Моклитару.
«Государственная разведка разоблачила агента иностранных спецслужб! Сопротивляясь, подонок погиб! Разведчики оправдали существование нашей спецслужбы на годы вперед. Подонок подслушивал разговоры национальной интеллигенции в культовом местном кафе! Грим нищего… Легенда алкоголика.. Вербовка.. На кого… Чьи силы…»
– Зачем? Что это? – спросил Моклитару, поняв, что его правда убьют.
– А ты, вражина, думал, что зимний отпуск только у бомжей бывает? – спросил человек в плаще.
– Мы получим за тебя премию, – сказал мечтательно еще один человек в плаще.
– Лично я поеду в Румынию, в горы, – сказал человек в плаще.
– А я в Болгарию, тоже в горы, – сказал еще один человек в плаще.
– Ладно, пора кончать с ним, – сказали хором оба.
– Слушайте, – сказал Моклитару, замерзший, потому что верхней одежды у него, конечно же, не было, – но ведь не делается все это ТАК.
– А как это делается? – спросил, смеясь, старший.
– Ведь врагов государства убирают тайно, – сказал спившийся хореограф, вспомнив пару фильмов, которые смотрел в детстве
– Верно, – сказал человек в плаще. – НАСТОЯЩИХ действительно убирают тайно.
– Вот как дружка твоего, Лоринкова, – сказал еще один человек в плаще.
– Он всех нас так задолбал своей так называемой гражданской позицией, что его пришлось убрать, – признался он.
– Или ты думал, что он в Португалии посуду моет, ха-ха? – спросил Моклитару человек в плаще.
– Да, – сказал помощник, – помню ту операцию…
– Премия и три недели летнего отпуска в Тунисе, – сказал он.
– Но ты-то не настоящий враг государства, – сказали хореографу люди в плащах.
– Поэтому тебя можно замочить явно, и получить за это премию и отпуск.
– Я проте… – начал Моклитару.
Но не закончил. Мужчины деловито пырнули его ножом тридцать четыре раза, и ушли.
Моклитару умер.
ххх
Но какой-то молодой врач больницы скорой помощи, у которого все еще чесалось побыть Айболитом, решил иначе. И Моклитару спасли, зашив все его тридцать четыре дырки, и откачав после двух клинических смертей. Хореограф, лежа в теплой палате всю зиму, без алкоголя, под капельницами, окормляемый диетическим питанием, понял, что его спасли. Во всех смыслах. В больницу, правда, пытались прорваться местные журналисты, но им объяснили, что убитый агент совсем другой, а этот – просто бомж, пострадавший в пьяной драке.
– Повезло тебе гаденыш, – сказали люди в плащах, когда пришли навестить хореографа.
– Живучий, как кошка драная… – поэтично восхитились они.
– Что с моей женой? – спросил вдруг Моклитару.
– А у тебя есть жена? – спросили люди в плащах.
– Я думал, вы знаете всё, – сказал Моклитару.
– Мы знаем все, что нам нужно, – сказали люди в плащах.
– А твое семейное положение нам не сдалось, – огорчили они Моклитару.
И ушли, оставив хореографу сок и булочку.
Моклитару подумал, что у блокадных детей и такого не было, и расплакался.
ххх
Следующим летом, выписавшись из больницы, посвежевший и помолодевший Моклитару стал братом Иеговы. Но ежедневного маршрута не сменил. Ходил все по тем же заведениям, только теперь вместо ручек и жалостливых историй подкладывал на столики Библии.
– Братья мои, – говорил он алкашам, окружавшим его, как голуби окружают туриста на площади Святого Марка.
– Я излечился и вы сможете, – говорил он.
И рассказывал всем свою историю. За небольшими исключениями – пара пьяных и обколотых подростков, жаждавших на новую дозу, вместо людей в плащах, – в ней все было правдой. И звонок от жены, как предупреждение Бога. И слезы о бедных детках. И все такое. Деток Моклитару водил с собой. Двоих пацанов – восьми и десяти лет – в костюмчиках и с папками. Конечно, когда не было уроков. Мальчишки были степенными и важными. Маленькие Свидетели. Моклитару получал за Служение кое какие деньги, так что ребята начали отъедаться. Жена хореографа от счастья потеряла дар речи, и стала разносить с глухонемыми ручки и игрушки по кафе.
Моклитару думал, что сорвал банк во всём.
– Я пришел к вам, братья, как послание, – говорил он.
– Я пришел к вам как предупреждение, – предупреждал он.
– Я пришел к вам, – говорил он.
Кое кто и правда завязывал. В конце концов, пример был более чем убедительный. Все помнили, в каком положении был Моклитару ДО и в каком появился ПОСЛЕ. Все считали, что Моклитару спас сам Бог. И хореограф, раскладывая Библии на замызганные столики кишиневских кафе, иногда думал, что, возможно, Творец хотел бы конкуренции с нашей стороны в чем-то. Хоть мы никогда у него не то, что не выиграем, но даже и не сравнимся с ним. Но он конкуренции все равно хочет и ее поощряет.
Хотя бы просто для того, чтобы быть в форме.
ххх
Спустя четыре года исцеленному было явлено Чудо.
Экс-хореограф и проповедник Моклитару, раскладывая Библии, наткнулся в одном ихз кафе на покойника. Жестоко убитый писатель Лоринков пил кофе, сваренный на песке, неприлично – чересчур неприлично для умершего, – хлюпая.
– Я пришел дать вам… – растерянно сказал Моклитару.
– Чего? – спросил Лоринков, и поднял глаза.
– Ох ты, – сказал он. – Воскресший Лазарь.
– Моклитару, вы бросили пить? – подвинул он стул хореографу.
– Мне сказали, ты давно погиб, – сказал Моклитару.
– Я? – удивился Лоринков.
– Да я мою посуду как заводной, и только и успеваю, что по ночам написать кой чего, – сказал он.
– В Португалии, – сказал Моклитару.
– В Испании, – сказал Лоринков.
– Чертова Молдавия. Всё переврут, – покачал он головой.
– Я думал ты покойник, – еще раз сказал Моклитару.
– Да ничего со мной не случится, – утешил Лорикнов хореографа, и крикнул, – два коньяка и еще кофе.
– Я не пью, – сказал Моклитару.
– Нет проблем, я выпью два, – сказал Лоринков.
– Не стоит пить, – сказал Моклитару.
– Я и не пью, – нелогично сказал Лоринков.
– Давай я тебя угощу, – сказал Моклитару, потянувшись к кошельку.
– Не стоит, – резко сказал Лоринков.
– А в чем дело? – спросил Моклитару.
– Я никогда не позволяю молдаванам себя угощать, – сказал Лоринков.
– Ну, чтоб не спиться, – пояснил он.
– Молдаване всех спаивают, – сказал он, и хищно подвинул рюмку хореографу.
– Ты суеверен, – сказал Моклитару.
– Это имеет резоны, – сказал Лоринков.
Моклитару подумал о себе и вынужден был согласиться.
– Вот, в отпуск приехал, расслабляюсь, – сказал Лоринков.
– Давай расслабимся, читая Библию, – сказал Моклитару.
– Давно это с тобой? – спросил Лоринков.
– Бог спас меня, – сказал Моклитару.
– Бога нет, – сказал Лоринков жестко.
– Я это давно для себя выяснил, – сказал он жестоко.
– Это еще почему? – спросил Поклитару, оживившись в предчувствии спора.
– А как же ленинградские дети? – спросил Лоринков, и выпил коньяк.
Моклитару поник.
ххх
В тот день хореограф впервые пришел на Собрание слегка выпившим.
Но потом держался еще немного. Пить он начал спустя полтора месяца. В первую очередь проданы были Библия и папки. Потом пиджак и галстук. Последними ушли брюки. Жена, – как коллега по работе, – пила вместе с ним, и квартиру они пропили очень быстро. Дар речи к ней так и не вернулся. Когда, выпив, она попала под автобус и ее привезли в больницу, она не смогла сказать, какая у нее группа крови, и умерла.
Моклитару, пьяный, оборванный, на радость публике вновь стал попрошайничать в кафе напротив городского КГБ. Он плясал у столиков, и говорил, что ненавидит Бога и что Бог несправедлив, раз допускает мучения детей. Его дети были уже взрослыми, и с отцом отношения порвали. Моклитару этого, во время своей ссоры с Богом, не заметил. К осени его видели на улицах в одних семейных трусах. Он был настолько грязнен, что его брезговала задерживать полиция.