«0—9—00—285557777888. „Крутится, вертится, шар голубой“. Поехали! Ю. А. Гагарин».
Нужно ли говорить, что первое, что я сделал дома – набрал номер?
– Да? – сказал голос.
Знаете, в Гагарине самое важное это голос. Он бы стал рок-певцом на Западе. Женщины кончали, слышал его голос. Мужчины плакали. Но когда я позвонил ему, это был голос надежды, который, казалось, утратил надежду. Еще бы. Я позвонил в 2009 году. Он написал записку в 1964. Шар голубой крутился и вертелся почти полвека.
– Крутится, вертится, шар голубой, – сказал я неуверенно, глядя в записку.
Голос помолчал. Улыбнулся. А потом сказал:
– Поехали.
ххх
Иногда я спрашивал его, один ли я такой у него. Он говорил, что да. Хотя, конечно, были и другие, с кем он разговаривал.
– Есть еще один чувачок в Москве… – говорил он.
– … работает литературным критиком в журнале для хипстеров и пидарасов, – говорил он.
– Я ему целую книгу про себя надиктовал, – говорил он.
– Зовут Лев, а фамилия кажется, Дани… Дану. ю.. Данулкин… Данилкин – говорил он.
– Хер их поймешь, москвичей, с их странными фамилиями, – говорит он.
– Сам-то я не москвич, – говорит он.
Хипстеры и пидарасы… Как видите, я подтянул лексикон Юрия Алексеевича до современного уровня. А он взамен диктовал мне то, что должно было взорвать мир. Откровения первого космонавта. Правда об истории человечества. Истина об Иисусе и Пилате, Семилетней войне и Ленинградской блокаде. Я слушал его, и все вставало с головы на ноги. Я был словно человек, приседавший со 100—килограммовой штангой всю жизнь, а потом выполнивший несколько приседаний налегке. Я словно почувствовал лунную невесомость. И даже как-то – он надиктовал мне Откровения о покорении Америки (я знал, что там не обошлось без лазерных ударов) , – от полноты бытия запел.
– Бей меня и кусай, – пел я.
– Лезвием острым режь, – пел я.
– Только не уходи, – пел я.
– На-все-гда, – пел я.
– Что это ты поешь, Володя? – спросил он.
Я рассказал ему о своей любимой певице Маре. Он попросил меня к следующей встрече подготовить ее альбом. Мне приятно осознавать, что и я внес маленький вклад во всестороннее развитие этого уникального человека.
– «Не взаимная любовь», «Дельфины» и «Самолеты» мне понравились, – сказал он.
– А вот «Чё на чём» и «Холодным мужчинам» голимая попса, – сказал он.
И я по сей день с ним совершенно согласен.
ххх
Конечно, идея издать его Откровения была совершенно провальной.
И я честно предупреждал его об этом.
– Поймите, Юрий Алексеевич, – говорил я.
– Книжный рынок идет к упадку, – говорил я.
– Критик Нестеров, ушедший в издательство, так и говорит, что издательства нынче разоряются, – говорил я.
– И нет никакого смысла идти в издательства, – говорил я.
– Ну, разве что для того, чтобы рассказывать, как нынче плохо в издательствах, – говорил я.
– Бездушные издательские монстры… – говорил я.
Меня не издавали уже 15 лет, но из трусости я даже не называл имена этих монстров.
– Ну, Володя, придумай же что-нибудь! – начинал нервничать он.
Само собой, я попробовал. Максимум, который я выжал из литературных агентов, – которые сотрудничали со мной в ту пору, когда я еще что-то писал, – оказалось обещание рассмотреть возможность перспективы издания в серии «Фантастика стран СНГ и Восточной Европы». В мягкой обложке. В сборнике повестей. В 2022 году.
– Пойми, Володя, – мягко сказал мне агент.
– Гагарин, космос… это уже не тренд, – сказал мне он.
– Тренд это исторический детектив, вапмпиры, опять же, – говорил он.
– А как же та херня, что выходит сейчас про Гагарина в ЖЗЛ?! – говорил я.
– Это ведь тоже Он надиктовал, так почему же то, что Гагарин надиктовал о себе какой-то еру… – говорил я.
После чего понимал, что говорю в пикающую трубку.
– Юрий Алексеевич, может, за свой счет? – робко предлагал я.
– Володя, это унизительно, – говорил он.
И я его прекрасно понимал.
– Представь себе Иисуса, который оплатил издание Завета, – сказал он.
– Не могу, – сказал я.
– Вот и я, – сказал он.
– И потом, Володя, – сказал он.
– Писатель, который издает себя за свой счет, просто «хромая утка», – сказал он.
– А что это вы на меня так смотрите, – сказал я.
– А с чего ты решил, что я на тебя смотрю? – говорил он.
Я просил его немного подождать и что я что-нибудь придумаю. Со стороны я, наверняка, напоминал школьника, который ждет экзамена, к которому не подготовился, и утешает себя отговорками. Ну, или на школьника, чья девчонка залетела, у которого нет денег на аборт, и который все ждет и ждет, ждет и ждет… Чего?
Большого космического чуда.
ххх
Потом он перестал звонить.
Я, конечно, прекрасно понимал, почему.
В 2011 году в мире вышло 17 книг о космосе и Гагарине. По общепринятой версии, все дело было в юбилее. Мол, он взлетел ввысь в 1951 году и, так как прошло ровно 50 лет… Но меня, конечно, это не обманывало.
Глядя на то, как Луна прибывает, я, постанывая, перечитывал куски из книг, скачанных в интернете.
Конечно, почти все они были плохо написаны, и почти в каждой было по грамму правды на тонну лжи. Но тем отчетливее я слышал голос Юрия Алексеевича, который на ломанном английском надиктовывал всем этим говнюкам то, что должно было оставаться Только между нами. Между ним и мной. Между первым космонавтом Земли и единственным на земле человеком, для которого Луна не просто спутник, а часть тела.
И Луна эта болела, и передавала своими токами холодную, блестящую боль, в моё тело, изнывающее без своей части. Я страдал, я мучился без нее, и я хотел, чтобы Луна упала, наконец, на Землю. И ко мне вернулась часть самого меня. И я знал, что рано или поздно верну ее. Так или иначе, но мы с Луной окажемся вместе, знал я.
Так что, когда вышла книга про Гагарина в ЖЗЛ, я не сомневался ни секунды.
Я купил билет на самолет и, – ощущая себя мумией Иисуса в космическом корабле, совершающем свое вечное путешествие, – съел континентальный завтрак от «Air Moldova», слушая рев двигателей и чувствуя сухость во рту. Выпил красного вина, – но это зря, носом пошла кровь, – и с безразличным лицом проскользнул мимо таксистов аэропорта Домодедово. Добрался на рейсовом автобусе за 50 рублей до первой станции метро, и снял номер на ночь в общежитии для чернорабочих из Средней Азии. По стене, размахивая усиками, как дворник-таджик – метлой, полз таракан, и я раздавил его без жалости. И уже на следующий день стоял напротив здания, где работал человек, укравший у меня живого Гагарина. Я ждал его, ни о чем не думая.
Он же – мужчина с лицом легата, потерявшего свой легион в битве при Каннах, и пытающегося показным спокойствием скрыть страх перед неминуемой казнью в Сенате, – вышел из здания лишь к вечеру.
И, словно извиняясь за долгое ожидание, сразу пошел мне навстречу.
Немудрено. Ведь в руках я держал его книгу с Гагариным на обложке, и выглядел поклонником, жаждущим автограф. Да я, собственно, автограф и попросил. И когда он, наклонившись над книгой, начал было писать, я быстро и сильно ткнул его в затылок острым металлическим предметом. Еще Гагарин не раз говорил мне в беседах, – ну, когда мы отдыхали, конечно, а не во время работы над Откровениями, – что стиль нужно выдерживать. Всегда и везде. И просил это запомнить.
Я запомнил, поэтому тюкнул своего врага альпенштоком.
Так что мой Лев тоже погиб от орудия альпинистов и тоже, так сказать, во время работы над документами.
Стоя на коленях на мостовой, он держал в руках свою книгу и, глядя на меня недоуменно, заваливался набок.
И я понял, что он похож на сектанта, умирающего с космической Библией в руках, а я – на истового ортодокса, предавшего еретика смерти.
Но главное в средневековых войнах было не убить тело.
Главное было уничтожить душу.
Так что я вырвал у него из рук книгу с портретом Юрия Алексеевича.
И он умер без Гагарина в руках.
ххх
Оказалось, я мог бы этого не делать.
Ведь в книжке, которую я читал, дожидаясь темноты, не было ни слова из того, что диктовал мне сам Гагарин. Это оказалось Житие, но и только. Мой же Завет, полученный от самого Юрия Алексеевича, так и остался между нами. Видимо, – понимал я, глядя на то, как колышется от сквозняков хитиновый панцирь раздавленного мной утром таракана, – Гагарин просто пытался подстегнуть меня.
Или, говоря прямо, являл мне знамения.
Которые я, как ученикам и полагается, истолковал неверно.
Но сейчас это уже не имело никакого значения.
Дождавшись ночи, я вышел на крышу общежития и уселся на стул, к которому привязал несколько газовых баллонов, на которых здесь, – конечно же, нелегально, – готовили еду. Стал ждать Луну. Она, конечно, пришла. Мы вот-вот должны были соединиться, так что оба немного волновались. У меня чуть тряслись руки, она то и дело пряталась за странные, невесть откуда набегающие облачка. Они меня нервировали. Я знал, что вот-вот доставлю себя на Луну, и не желал промахнуться.
Я неумело, – все-таки шесть лет как бросил, – закурил, а потом прижег шнур, и тот зашипел и побежал огоньком к баллонам. Луна засияла очень ярко, повисла прямо надо мной, и мы улыбнулись друг другу. И я увидел и ощутил бесконечное одиночество Луны в великом безмолвии космоса. Она улыбнулась мне ласково, и я успел подумать, что в одном Юрий Алексеевич оказался не прав.
Иисус все-таки оплатил издание Завета и оплатил сполна.
Просто это был безналичный расчет.
СОБАКИНЫ КОСТИ
Первый раз я повел его на бассейн зимой.
Мне казалось, ему понравится то же, что и мне – мы же все-таки отец и сын..
Например, первое теплое касание, которое еще не стало удушливым и жарким, – как в конце тренировки – ведь зимой в воду ныряешь, как в постель в холодной комнате.
Еще – думал я – он обратит внимание на ощущение невесомости. Когда повисаешь между дном и поверхностью, воображая себя космонавтом, с оторвавшимся от станции «Мир» – или откуда они выходили в открытый космос? – тросом. Это ощущение и это зрелище, – зрелище перевернутого мира – так завораживает, что да