– Ой-ой-ой, – слегка засмеялся Алексей. – Выходит, я зря на него наябедничал?
– Выходит, – развел руками Хлудов. – Но ничего страшного. Тем более что наябедничать вы не успели. Так что не переживайте. Хорошо. А что вы еще можете сказать о Бажанове?
– Жесткий, самоуверенный, прущий по головам. Безжалостный, алчный. Настоящий бизнесмен.
– Что вы такое говорите? – Кажется, на этот раз Хлудов удивился совсем по-настоящему. – Разве у нас… разве у вас… разве это бизнес?
– А что же? – Алексей слегка развалился в кресле. – Бескорыстно куем щит родины? Куем, куем, но не так уж бескорыстно. Оборонное КБ – это большой бизнес для всех, но особенно для начальства. Огромные зарплаты, премиальные, авторские, плюс ордена, госпремии, ленпремии, академство, членкорство, служебные машины, шикарные квартиры, дачи, загранпоездки… Вот вы, конечно, знаете, сколько я получаю. Жуткие деньги по нашим меркам, шестьсот семьдесят на руки. Но у меня еще служебная «Волга». Сколько стоит купить «Волгу» и нанять шофера? И арендовать гараж? У меня даже две «Волги»! Потому что, пока меня возят на одной, другую подкручивают в гараже, шприцуют передний мост. Постоянное техобслуживание – это тоже деньги, если бы машина была моя собственная. Лечусь в Четвертой управе. Бесплатно у знаменитых профессоров, которым простой советский гражданин платит червонец, а то и четвертак за консультацию. Отдыхаю по льготным путевкам в пансионатах, куда простой советский гражданин и вовсе ни за какие деньги не попадет, а ежели захочет себе что-то похожее своими силами организовать, то ему придется снять дачу и нанять много прислуги – повариху, уборщицу, экономку, чтоб ходила на рынок… Рыночные, опять же, продукты. Бабок не напасешься!
– Какое это имеет отношение? – Хлудов удивился еще сильнее и совершенно искренне.
– Товарищ генерал, – сказал Алексей. – Дорогой Николай Петрович. Вы, наверное, крупный разведчик, но в экономике, извините, вы полный профан.
– А вы разве экономист? – казалось, Хлудов чуть обиделся.
– Нет, что вы! Но иногда приходится считать, много и тщательно. Так вот, товарищ генерал, я всего лишь хочу сказать, что на деле, реально, я получаю в три или даже в пять раз больше, чем зарплата по ведомости. Думаю, и вы тоже, но ладно, извините. Итак, остается жилье. Сейчас я живу в кооперативе, мама подарила на папино наследство. А вот стану академиком или генконструктором – а лучше и то и другое, – тогда попрошу серьезную квартиру в серьезном доме, типа в высотке на Котельниках или на Горького, девять… И дачу тоже в хорошем месте. Жуковка, Барвиха… И ведь дадут! Бизнес, товарищ генерал. Еще какой! А в бизнесе не жалеют конкурентов. Собственно, это мне сам товарищ Бажанов, Леонид Васильевич, объяснил, когда первый раз меня выпихивал из проекта, вроде не понравилась ему моя система. «Ничего личного, Алеша! Это бизнес!» Спасибо Ярославу Диомидовичу, не дал меня заменить. – Алексей перевел дыхание и облизал пересохшие губы.
Хлудов внимательно на него смотрел, как будто старался все запомнить; смешно, ведь у него в портфеле наверняка магнитофон.
– Я вам больше того скажу, товарищ генерал. Может быть, это не положено вслух говорить, но мне это лично покойный Ярослав Диомидович рассказывал и подписку о неразглашении с меня не брал. Один наш крупнейший физик и гениальный при этом инженер-изобретатель, русский громовержец, вы знаете, о ком я…
Хлудов смотрел на Алексея во все глаза, никак не показывая лицом, что он вообще что-то слышит и понимает.
– О нем, знаете, в энциклопедии пишут, что он, дескать, «в последние годы отошел от научной деятельности». – Алексей хихикнул и подмигнул Хлудову. – Но не в том дело. А дело в том, это этот русский громовержец изобрел окончательное сверхоружие, которое позволило бы нам выйти из гонки вооружений. Но в любой нужный момент мы только нажимаем кнопку, и агрессор напрочь уничтожен, сметен с лица земли! – Алексей даже облизнулся. – Смыт стометровой океанской волной, как объедки с грязной тарелки! А мы сможем вкладывать все средства в мирное развитие нашей советской страны. Казалось бы, ах! А? Чем плохо? Но громовержцу указали на дверь. Иди отсюда, громовержец, изобретай дальше свои ватрушки и штрудели. – Алексей этак шаловливо намекнул на знаменитую «слойку», сахаровскую конструкцию водородной бомбы.
Хлудов слушал непроницаемо.
– Вот так. Но почему? Конечно, в Генштабе громко говорили, что десятки миллионов жертв – это недопустимо, мы не людоеды, мы не воюем с мирным населением и прочее гуманное фа-фа ля-ля. А на самом деле почему? А потому, что бизнес. Вы представляете себе, сколько НИИ и КБ пришлось бы закрыть, сколько генералов отправить в отставку, сколько академиков вывести за штат? Вчера ты был шеф сверхсекретного объекта, а теперь иди в МИФИ, учи студентов? Так, что ли? Нет, брат громовержец, дудки! Не надо нам твоего окончательного супероружия, нам надо получать зарплаты, премии, квартиры и дачи, Золотые звезды, в Академию избираться. Гонка вооружений – это сто тысяч личных бизнесов. Вот примерно таким манером… – громко вздохнул Алексей. – И я, простите меня, подлеца, я вдруг подумал, что товарищ Бажанов решил дополнительно заняться бизнесом с английскими товарищами. С господами, в смысле. С джентльменами.
– Вы ошиблись! – очень строго сказал Хлудов. – Беспочвенные подозрения на грани клеветы. Не надо. Не тридцать седьмой год, слава богу. Леонид Васильевич Бажанов был в полном доверии руководства.
– Полагаю, был и остается, – в третий раз придрался Алексей.
Хлудов вздохнул, спрятал в папку фотографию этого драного листочка с пустым, как оказалось, материалом Базиленко на Бажанова. Завязал тесемки. Положил на оранжевую папку сцепленные ладони. У него были мясистые, но сейчас уже дряблые пальцы. Наверное, когда-то он был силач, спортсмен, мог кулаком сбить с ног. Или вообще прикончить, голову свернуть.
– К сожалению, был, – еще раз вздохнул Хлудов. – Товарищ Бажанов скончался.
– Почему я не знаю? – только и мог сказать Алексей.
– Позавчера поздним вечером. То есть формально вчера утром, в половине третьего ночи примерно. В Центральной клинической больнице Четвертого главного управления. Около полуночи привезли на «скорой» в тяжелом состоянии. Обширный инсульт. Лучшая бригада по реанимации. Профессора Симонова на вертолете доставили с дачи. Но увы. У него были проблемы с сосудами головного мозга, вскрытие показало. В последний месяц жаловался на страшные головные боли, сотрудники рассказали. На испытания две недели назад поехал из последних сил, чувствовал необычное сильнейшее утомление, жена сообщила. Огромная утрата. Погиб, можно сказать, почти на рабочем месте, – укоризненно сказал Хлудов. – Завершил испытания и умер. А вы говорите, бизнесмен…
– Царствие небесное, – сказал Алексей. – Но странно. Если голова целый месяц страшно болит плюс необычное утомление, бери машину, езжай в Кунцево или на Мичуринский. Что за дела?
– Мы про смерть ничего не знаем, – вздохнул Хлудов и подпер голову кулаком, как будто он не генерал КГБ, а задумчивый деревенский дедушка. – Смерть всегда странна и непонятна. Особенно внезапная. Отчего умер Ярослав Диомидович Смоляк? Почему вдруг инфаркт посреди ясного дня? Почему умер ваш родитель, сколько ему было? Шестьдесят пять? Вроде ведь не болел?
– Шестьдесят три. Не болел. И не жаловался.
– Ну вот видите! – сказал Хлудов. – И Бажанову тоже что-то около того. И Смоляку. Скажу вам по секрету, ваша квартира, Алексей Сергеевич, чемпионская по части странных смертей. Ваш отец. Потом Смоляк заехал перед смертью. До этого еще одна дама то ли отравилась, то ли не пойми что… Жена известного художника. Он раньше жил в вашей квартире.
– Какая дама? – вздрогнул Алексей. Ему был непонятен и тяжел этот разговор. – Первый раз слышу. Да и слышать не хочу, простите. И вообще это не моя квартира, это квартира моей матери. Я уже лет десять живу по другому адресу.
– Но все равно ведь отчий дом, – сказал Хлудов. – Еще вернетесь, когда мама состарится. Но самое интересное – давным-давно в вашей квартире жил один академик, фамилию забыл, двойная фамилия, польская, то ли Лех-Забельский, то ли Забело-Леховский… Поляк. Крупнейший биохимик с медицинским уклоном. Уехал в СССР, спасаясь от режима Пилсудского. То ли сам добровольно, то ли переманили, да какая разница. Тут сразу личная встреча со Сталиным, избрали в Академию, орден Ленина, дали организовать свой институт, квартира пять комнат на двоих с женой, машина с шофером. А в тридцать четвертом – тю-тю!
– Враг народа? Агент всех разведок? – усмехнулся Алексей.
– Если бы! – Хлудов развел руками. – То-то и оно, что нет! Никаких репрессий. Он просто исчез. Мы сами его искали. С собаками, в прямом и переносном смысле. Исчез, и все тут. Утром вдвоем с женой вышел из подъезда, отпустил шофера, сказал, что хочет пройтись до института пешком. Институт у него был в Крестовоздвиженском, ныне переулке Янышева. Где Генштаб задом выходит, а раньше были разные домики. А жена, дескать, зайдет на Арбатский рынок, купит свежего варенца, знаете, что такое варенец?
Алексей помотал головой.
– Вроде самодельная ряженка. С корочкой. Колхозники продавали. Очень вкусно. Рассказываю, прямо слюни глотаю, – и Хлудов на самом деле сглотнул. – Теперь варенца не делают. Да. Значит, купит свежего варенца и еще творогу, еще чего-нибудь, и пускай, значит, шофер за ней часа через два приедет. Домой отвезет. Это шофер потом рассказал. То есть это он сказал шоферу, а шофер потом – нам. Значит, пешком по Калужской, по Якиманке, через мост, а там по Воздвиженке направо. Ныне проспект Калинина. Ровно четыре километра по карте. Час ходьбы, если не особо торопясь. Полтора, если вообще гуляючи, вразвалочку, с остановками у мороженых ларьков. – Хлудов вздохнул и замолчал.
– И что? – машинально спросил Алексей. Мама говорила ему, как он ребенком все время подгонял: «И что? И что? И что?» – когда ему рассказывали сказку.