Один собаковод, седой интеллигентный мужчина лет сорока, вычесывал свою овчарку прямо на поле — дома ему было мало времени, что ли? Целый ворох шерсти уже начесал, а все продолжал. Мы остановились, залюбовавшись собакой. Красавица.
— Вот увидишь, завтра первое место возьмет, — категорически заявила Нинка, показывая на овчарку. — Специально потом пойдем и спросим, если не веришь. (Так оно потом и вышло — эрудиция у нашей Нинки была как у кинолога.)
— Что-нибудь возьмем, — улыбнулся мужчина, — что-нибудь обязательно возьмем, да, Лайла? — сказал он, ласково поглаживая собаку. Лайла прищурила глаза. — Первый раз на выставку?
— Первый, — вздохнули мы.
— Не волнуйтесь, все будет хорошо. У вас отличная собака, уж поверьте мне, я-то что-нибудь в этих делах понимаю. Главное, не волнуйтесь только, а то собаке передастся.
— Да мы и не волнуемся, — встряхнула головой Нинка, я тоже подтвердил. А у самих кошки на душе скребли.
— Вот нам будет сложнее, да, Лайла? Овчарок — сами видите сколько.
— Догов тоже хватает, — вздохнула сестра.
— Есть, но все равно не столько. Ну ничего, держитесь бодрее. А я вот вычесываю свою собачку, чтобы завтра быть, значит, в лучшем виде. Дома-то не успел. Верите ли, перед самым отъездом только и узнал о выставке. Портфель в зубы — и сюда. Даже медалей своих не захватили. Думал, уж не успею. Фу-ух! Ну, желаю успехов. А медаль мы завтра новую заработаем, да, Лайла?
Собака радостно взвизгнула и лизнула хозяина в лицо. Мы пошли дальше. Целый незнакомый дотоле мир открывался нам. Никогда не думал, что собак и собаководов так много. Сколько собак! И все гладкие, породистые, красивые. Дези тоже чувствовала, что придется побороться, и несколько поубавила самоуверенности. Мы подходили то к тем, то к другим породам, но люди вступали с нами в беседу неохотно. Знали, что водится за дожистами кичливая черта: высокомерничать, задирать нос, всех остальных собак, кроме догов, за собак не считать. И вообще я уже знал, что надо щадить чувства собаковода, ибо никаких отрицательных разговоров о своей собаке он не терпит. Каждому его собака кажется лучше всех.
Проводилась выставка на большом стадионе, при стечении тысяч зрителей. Многие привели сюда не только своих близких, но и друзей и знакомых. Другие приезжали на машинах, в «Москвичах» и черных «Волгах», с надменными холодными псами в чеканенных ошейниках — не то что мы с нашей Дези в чахлом автобусе, как бедные родственники, да еще с солдатским ремнем вместо ошейника. Этот ошейник сделал нашей собаке из своего старого брезентового ремня отец, фабричных тогда в продаже не было. Надо его было хоть немного обузить, сделать поизящнее, как хотела Нинка: так он был слишком груб и широк для Дези и как-то скрадывал и искажал чистую, гордую линию ее шеи, укорачивал ее. Да еще вдобавок мы в этом автобусе пропылились, глянцевито-шелковая шерсть собаки потускнела, в лапы набилась семечная шелуха. Но мы все-таки надеялись, что наша собака скажет сама за себя.
При входе на стадион стоял ветврач, проверяющий ветеринарные справки у владельцев собак и делающий внешний беглый осмотр животных. Врачу обычно достаточно лишь взглянуть в глаза собаке: чистые блестящие глаза — признак здоровья.
Мы вошли в секретариат, сдали родословную на собаку и получили взамен картонный жетон на веревочке, номер. Наш номер на выставке был 809.
Всюду был лай и гам: колли, доберманы, боксеры, эрдельтерьеры, черные терьеры, московские сторожевые, кавказские овчарки, овчарки — последних было больше всех. И музыка, буфет, веселье. Многие увешались собачьими медалями и ходили позванивали ими.
Это был настоящий праздник, но пьяных нигде не было видно.
Футбольное поле было поделено на небольшие участки — ринги, огороженные веревками с трепещущими на них праздничными флажками.
В центре каждого ринга, под полосатым огромным зонтом, восседал эксперт со своими помощниками — судьи.
На рингах производится сравнительная экспертиза собак по экстерьеру, после чего присуждаются различные оценки: «отлично», «очень хорошо», «хорошо» и «удовлетворительно», а также места для каждой оценки: «1-е отлично», «2-е отлично», «1-е оч. хор», «2-е оч. хор.» — и так далее, хоть до десятого «отлично» и пятнадцатого «очень хорошо», — все будет зависеть от собак. Оценка «удовлетворительно» дается без мест, и этим собакам вязка запрещается. Отчеты экспертов о выставках служат основой для отбора лучших производителей и подбора наиболее подходящих пар для селекционной работы с породами. На ринги выводятся собаки, разделенные по полу, возрасту и породе. Младшая возрастная группа — от девяти месяцев до полутора лет, средняя — от полутора до трех, старшая — от трех до девяти.
Дога не рекомендуется выставлять рано: хорошо с года, с года и двух месяцев, а еще лучше — с полутора лет, в этом возрасте доги уже окончательно складываются, набирают все свои лучшие свойства, и их уже судят по всей строгости ринга. Нашей Дези на этой первой ее выставке было год и четыре.
Мы стояли, ждали своего выхода. И, конечно, ужасно волновались. Но друг другу этого не показывали. Народу было тысяч десять, не меньше. Да еще собаки. Стоял такой гам, что приходилось кричать друг другу в ухо.
Наконец нас объявили по радио:
— Сучки-доги младшей возрастной группы — на ринг!
Державшаяся до той поры Нинка в последний момент струсила, ноги у нее ослабли, и она сунула поводок мне. Ни за что не хотела идти с собакой, чуть в обморок не упала. Пришлось идти. Я потоптался немного в нерешительности и взял поводок. Дези же вела себя молодцом. Она лишь с упреком посмотрела на хозяйку и натянула поводок, позвала меня вслед за другими: пошли, мол, нечего с ней разговаривать. Нинка потихоньку перекрестила собаку.
Вылетел я на ринг первым, за мной потянулись другие. Народу вокруг нас столпилось — уйма, и все кричат, спорят, делятся мнениями, фотографируют, советы дают. Собак в младшей возрастной группе много, а зрителей — еще больше. И все «знатоки», ученые. Кто шпицами догов называет, кто «китайскими» овчарками. Что это за такие овчарки — отродясь не слыхивал.
Построили нас в одну шеренгу, я первый выстроился — как лидер. Ежусь под взглядами зрителей, трушу. Но начали осмотр с другого конца, до нас, стало быть, с Дези еще далеко. Оценивали масть собак, прикус, проверяли наличие полной зубной формулы и т. д. Требования к зубам отличаются особенно большой строгостью, ибо недостатки зубной системы устойчиво передаются в потомстве. А зубы — главное оружие собаки.
Я все жду, а Нинка мне все что-то в спину кричит, ничего не разберу. Дези головой вертит туда-сюда. Хоть бы молчала уж, балда, не волновала собаку. Начали понемногу выгонять из строя: то прикус у собаки неправильный, то хозяин не может справиться с собакой, не может показать ее зубов (собаки этого не любят), то окрас грязный, то вообще не в ту возрастную группу попали. Зрители кричат, неистовствуют, смеются над собаководами-неудачниками, свистят, как на футболе. Собаки ведут себя тихо, покладисто — доги вообще народ смирный, не то что бульдоги, боксеры и овчарки, особенно овчарки, те то и дело между собой, даже на ринге, схватываются, грызутся. Доги смирны, зато владельцы их бунтуют, кричат, спорят с судьями, скандалят: «А мне говорили!», «А я слышал!», «А я читал!» — ни за что не хотят с ринга уходить, пришлось даже к помощи милиции прибегнуть, удалить одного молодчика. Все, конечно, считают, что их собак «засуживают», несправедливы к ним. Но судьи — народ неумолимый.
Подошли к нам с Дези. Я показал ее зубы, вроде ничего. «Посадите собаку» — посадил. «Положите собаку» — положил. Проверили детали форм собаки: линию шеи, прогиб спины, постав лап, как собака держит хвост и т. д. С меня — пот в три ручья. Но все было у нашей Дези великолепно: грудь, конечности, спина — все формы были развиты отлично. А почему бы и нет: спала она правильно, выгуливали ее достаточно и питание тоже было нормальное. Мне сказали, осмотрев собаку: «Ходите пока первыми, как стоите», — у меня аж сердце подпрыгнуло от радости.
Потом мы стали ходить с собаками по кругу. Солнце, жара, собаки киснут, хвосты повесили, устали. Собаководы тихонько подсвистывают, взбадривают своих питомцев: держитесь, мол, милые, держитесь, еще немного. Кто из толпы кричит: «Гана!», «Кармен!», «Дина!», «Миледи!» — тоже подбадривают каждый свою собаку. Нинка тоже вовсю горланит: «Дежка! Дежка!» Молчала бы уж, собаководша. Дези держится молодцом, духа не теряет, я тоже взбодрился, глядя на нее. Идем всё первые. А сзади, за моей спиной, то и дело переставляют собак, меняют местами, только нас не трогают. Затем всех остановили. Всем, кроме нас с Дези и еще двух собаководов с собаками сразу за нами, объявили оценки, поздравили их, потом сказали: «Первым трем собакам остаться, остальные свободны!» — и все наши друзья по рингу, кто довольный, кто не очень, кто совсем недовольный, разошлись. Остались мы трое. Все три наши собаки — черные (мраморные доги редко получают высокие оценки на выставках из-за более строгих требований к окрасу). Судьи начали спорить, горячатся, кричат: кому из нас дать «первое оч. хор.», кому — второе, кому — третье, — оценки «отлично» в младшей возрастной группе не присуждаются, поскольку собака в этом возрасте еще не вполне сложилась.
Солнце распекает нас нещадно. Мне уж было все равно, скорей бы конец. Напряжение — огромное. Как будто тебе самому сейчас выносят приговор. Никогда бы раньше не подумал, что так могу переживать за собаку. А судьям что — они под зонтиком, в тенечке. Водичку газированную попивают.
Спорили они эдак минут сорок, но так к единому мнению и не пришли. Позвали главного кинолога, большого специалиста по догам. Он быстро осмотрел наших собак — и все они опять удалились под зонт. Посовещавшись, они дали нашей Дези «третье оч. хор.» (с вручением малой золотой медали), догу за нами — первое и третьему — второе. Нас переставили. У Дези нашли несколько тяжеловатой голову (у сучки голова должна быть более изящной, чем у кобеля, и вообще, по последним веяниям, более легкой, чем у нашей собаки; раньше считалось наоборот). Боюсь, однако, что какую-то роль здесь сыграл наш бедный ошейник — но все равно эти чеканенные, на «Волгах», были оставлены далеко позади. Из тридцати девяти собак мы были третьими. Тоже неплохо.