Тем не менее он обращался к философским сочинениям, классическим и современным, позволявшим совершенствовать филологический анализ. Среди них в первую очередь работы К. Г. Юнга и Г. Башляра, которые отец переоткрыл для себя. Он не отвергал классические тексты Фрейда, нередко используя в своих исследованиях терминологию и логику рассуждения основателя психоанализа. Постструктурализм был еще одной линией философской мысли, которая вызывала у него интерес. Отец с увлечением читал Делеза, Гваттари, Кристеву, Фуко, Деррида. Он подготовил спецкурс, посвященный истории их идей. Однако их методологические приемы использовал крайне редко и с большой осторожностью, оставаясь в рамках академической филологии. Он сохранял в своих работах важные для себя понятия, такие как «гений», «душа», «произведение», обозначая тем самым различие между своими исследованиями и современной филологической модой.
Тем не менее приемы герменевтического анализа открывали ему новые грани классических текстов, позволяли увидеть незамеченные доселе силовые линии литературной истории, классическая версия которой виделась ему уже как провокация. В этой истории его интересовали прежде всего две темы: проблема модерна и неотделимая от нее проблема искусства как игры. Объекты его научного интереса: Гёте, Ницше, Моцарт, Шиллер, Бродский, которым он посвятил свою единственную монографию «Поэзия. Философия. Игра»[682]. Монография стала результатом его многолетнего труда, охватив философию, историю, литературу, музыку. Здесь в полной мере проявилось его блестящее умение герменевтически истолковывать самые затемненные художественные тексты, делать их прозрачными, предъявлять их как область встречи культурной традиции и конкретной логики художественного воображения. Фауст Гёте рассматривается в монографии как архетипическая фигура, воплощающая некое пра-чувство, лежащее в основе европейской культуры с ее стремлением к абсолютному знанию, поглощению мира. С другой стороны, Фауст – человек модерна, развивавшийся от субъективизма чувства к субъективизму воли, как и вся европейская культура[683]. Игра оказывается главной темой монографии. Показывая различное понимание игры, анализируя различные ее версии, Алексей Аствацатуров существенно обогащает ту традицию мысли, которая включает в себя такие яркие работы, как «Веселая наука» Ф. Ницше, «Homo Ludens» Й. Хейзинги и «Эрос и цивилизация» Маркузе.
Ряд концепций и положений монографии отец развил в последующих статьях. К сожалению, монография стала итогом его научной деятельности. Таковой она не задумывалась. Было множество планов, среди которых монография о Жан Поле, разработка спецкурса по современной западной литературе, серия статей о литературе модерна. Из всего задуманного удалось воплотить лишь немногое.
Последние годы подарили ему тот научный контекст, о котором он мечтал в молодости. Отец принимал активное участие в деятельности Российского союза германистов, среди его коллег и товарищей – ведущие российские исследователи немецкой культуры: А. И. Жеребин, А. Л. Вольский, Ю. В. Каминская, Г. В. Стадников, Л. Н. Полубояринова. Он много преподавал, много печатался, выступал с докладами на научных конференциях и семинарах, рецензировал диссертации и дипломные работы, всякий раз демонстрируя виртуозный филологический аналитизм.
Алексей Георгиевич Аствацатуров являл собой живой пример актуальности и силы академической науки, ее неразрывной связи с современностью, и его имя останется навсегда вписанным в историю отечественной германистики.