На углу Сухаревского переулка стоял милиционер в служебных валенках.
– Не знаю, как с ним разговаривать, – шепнул я Орлову, – как с милиционером или как с художником?
Валенки шагнули к нам.
– Ищущие бамбук следуют за мной, – сказал милиционер в сретенское пространство, оборотился спиной и направил валенки в переулок.
Он шагал быстро, рассекая метель, взрывая сугробы. Спотыкаясь и поскальзываясь, мы поспешили за ним.
«Ищущие бамбук следуют за мной», – повторял я про себя. В первой половине этой фразы чувствовался художник, а во второй – милиционер.
Старайтесь избегать отточий в прямой речи героев. Только в самых красноречивых пассажах, где говорящий сделал огромную, мхатовскую паузу, следует их использовать. Можно возразить, что, например, все книги нобелевского лауреата Светланы Алексиевич, точно снимавшей речь людей и монтировавшей ее в эпические текстовые полотна, буквально испещрены отточиями. Но, во-первых, если это запись очень длинных монологов, то отточий и правда не избежать; а во-вторых, таков авторский стиль Алексиевич, много точечек – это ее ремесленный знак, клеймо…
Также избегайте обильных ремарок в духе «смеется», «плачет», «бьется головой об стену». Максимум две, ну, три на интервью. Если же герой разговаривает у вас цитатами на несколько предложений, то все необходимые ремарки зашивайте в текст вокруг этих цитат, а не помещайте «улыбается» или «обхватил голову руками» внутрь их.
Отдельная история – с диалогом.
Диалог – самый сложный из жанров. Даже небольшой кусочек разговора, переданный в виде…
– Эй, постой.
– Что тебе надо?
– Мне нужны твои очки, одежда и мотоцикл.
…требует работы, сопоставимой с несколькими абзацами косвенной речи.
Прибегать к такому приему можно только в том случае, если вы уверены, что слова обоих героев точно записаны, что эти слова яркие, диалог не топчется на месте, а каждая реплика работает на развитие сюжета.
А теперь по порядку. Требование к записи – то же, что в случае интервью: диктофон, предупреждение, что запись уже началась, приемы снижения стресса и так далее (см. выше). Можно, конечно, предупредить читателя, что сейчас будет реконструкция разговора, который вы не записали. Но тогда у вас слабая юридическая позиция в случае, если содержание диалога не понравится героям; они просто докажут в суде, что вы врали.
Яркие реплики – значит своеобычные, уникальные, характерные для этого человека, работающие на его историю. Раз уж вы вводите в текст такую сложную конструкцию, как диалог или полилог, то читатель должен проговорить текст за обоих персонажей в голове, представить их и понять, как этот диалог продвинул сюжет (или прогрессию героев) вперед.
Лучший образ для диалога – перестрелка. В идеале каждый выстрел должен быть неожиданным для оппонента. У каждого диалога, конечно, своя драматургия. Если вы его зачем-то вставили в текст, значит, он должен или раскрывать героев, или в сжатом виде сообщать что-то важное не только о них, но и о развитии событий.
Пример близкого к идеальному диалога, точнее, даже полилога, приведен в главе 8.
Иногда диалог напрашивается в рассказ как часть картины, композиции, где речь и произносимые слова – изобразительные средства, где они звучат как музыка. Но это уже высокая литература, а для нас важно в первую очередь, чтобы в диалоге не было ничего лишнего, пустого. Например, его нельзя использовать для того, чтобы сгружать туда факты о героях или сюжете. Фрагмент из главы 6 (Мэтисон против Беренсона) – пример того, как деликатно вставлять в перепалку бэкграунд одного из героев. Но нельзя, чтобы герои пересказывали биографию друг друга или предавались детализированным воспоминаниям. Все мемуарные эпизоды можно дать косвенной речью со вставленными репликами героев, но только не диалогом.
Автор должен превратиться в большое ухо, которое внимательно слушает, что и как говорят.
Выводы
Итак, суммируя вышесказанное, мы должны…
1. Быть интересными собеседниками, пришедшими на интервью со своей повесткой, своими содержательными идеями и наблюдениями.
2. Досконально знать бэкграунд героя и искренне интересоваться его ролью в истории.
3. Если собеседник говорит скучно или явно скрывает что-то, иметь на этот случай продуманные провокации, которые выведут из навязываемого вам тона разговора, и не бояться их осуществлять.
4. Если собеседника несет, как Остапа, – подбрасывать поленья в огонь, пока не выговорится целиком и без остатка, а также сражаться за право публиковать сказанное без правки. Но не врать. Никогда.
5. Не злоупотреблять диалогами, а если и применять их, то так, чтобы они развивали действие и сообщали о героях что-то важное.
Как надо
1. Внимательно следить за героем, записывая все детали.
2. Точно снимать и воспроизводить его речь, включая все ее особенности.
3. Проникнуться к нему искренним интересом и изучить все детали его биографии (если герой – нечто неодушевленное, вроде продукта, научного открытия или явления, все равно надо его полюбить и изучить).
4. Слушать героя и приходить к нему со свежими идеями, которые характеризуют вас не как диктофон на ножках, но как собеседника.
5. Вытащить героя в какие-то необычные обстоятельства и прожить рядом с ним сколько-нибудь долгий отрезок времени. Если речь о явлении или ситуации – попробовать оказаться внутри нее или по крайней мере поговорить с ее демиургами.
Как не надо
1. Смотреть на героя, явление или ситуацию с заранее выбранной позиции так, чтобы она перевешивала факты, которые вы соберете и верифицируете.
2. Видеть в герое только приятное и светлое.
3. Видеть в герое только неприятное, пошлое и злое.
4. Слушать, но не слышать героя, тратить его время на обсуждение несвежих идей.
5. Не пытаться вытащить героя в необычные обстоятельства и удовлетвориться поверхностным интервью.
Надо реально – не наигранно, не фальшиво, а искренне, даже маниакально – интересоваться своими героями.
Глава 8Личный стильАвтор и язык
Язык – плод оригинального мышления. Учитесь формулировать в уме и переносить формулировки на бумагу или экран. Текст создается в голове, и вам остается только записывать его. Не ждите диктовки свыше, озарения, состояния экстаза – садитесь и пишите, а в остальное время думайте. Вырабатывайте свою интонацию на уровне потока мысли. Письмо – просто технический процесс.
Интонация – способность думать о предмете не так, как кем-то предписано о нем думать, а вашими собственными мыслями, с использованием слов из вашего словаря. Если он катастрофически неширок – читайте Даля, да какие угодно фразеологические, диалектные, даже технические словари. Действенный метод – приучить себя к игре в синонимы. Берете слово и начинаете придумывать слова, которыми можно его заменить без существенного ущерба для смысла. После того как такой список сложился в голове, можно пройтись по оттенкам значения каждого слова и еще раз проверить, действительно ли оно передает смысл описываемого явления.
Во всех нас сидит страх рассказать о чем-то, что мы знаем, чересчур просто (эксперты или коллеги решат, что наше знание неглубоко), или чрезмерно сложно (неспециалисты ничего поймут), или недостаточно строго (вас сочтут поверхностным шутником). Этот страх – убийца вашей личной оригинальной интонации. Когда вы рассказываете что-то близкому другу, вы не выпендриваетесь, не строите из себя что-то – вы равны себе; вот и оставайтесь собой с читателем. Не бойтесь себя, своего языка.
Язык отражает опыт. У всех нас есть своя социальная и интеллектуальная история. Мы жили в таких-то обстоятельствах и читали такие-то книги, попадали под влияние таких-то людей или просто запоминали такие-то обороты. Не надо своей истории стесняться. Именно она дает вам и вашему мышлению, языку уникальное сочетание разных взглядов на ситуации, реакций, способов выражать себя. Великий филолог Михаил Гаспаров писал, что представляет личность как перекрестье лучей – социальных отношений – на ночном небе
Я вырос в бандитском районе, куда в 1970-х боялась заезжать милиция. В моем подъезде жили вор в законе, козырная проститутка и несколько пьяниц. Вор играл на гитаре романс Гомеса, сидя на лавочке у подъезда, а вокруг него ходили соратники – в начале нулевых они, как правило, держали у уха сотовый телефон и рычали туда что-то вроде: «Чтобы в ближайший час ментов рядом не было!» При этом в соседних домах жили партийные деятели, рядом с ними – генералы МВД и футболисты «Динамо», техническая интеллигенция. Жизнь смешала всех в коктейль и взболтала. С ними болтался и я, существуя в нескольких языковых реальностях одновременно.
Я шел на тренировку по футболу, разговаривал там, большей частью матом, с детьми рабочих, водителей автобусов, челноков, держателей палаток из Отрадного и других окраинных районов, затем переодевался, собирал вратарскую форму и перчатки – и ехал на курсы при Успенском монастыре на Сретенке, где филологи разбирали Новый Завет, – и это были еще две языковые среды.
Ровно такая же социальная многослойность, если присмотреться, присутствует в биографии почти каждого. То, как и что вы думаете, носит отпечаток опыта. Наша задача – не только не стесняться этого отпечатка, но и вырастить из него свою уникальную интонацию. Ваш личный говор возникает в точках смешения разных языков, там, где вы переосмысляете свои знания и мысли и излагаете органичным для вас способом. Не копируете других журналистов, писателей, родственников, знаменитостей, преподавателей.
Если ваша нынешняя интонация не кажется вам оригинальной или раздражает чем-то другим и при этом дело не в том, что вы стесняетесь себя, значит, надо ее корректировать.