Сразу после переворота 1952 года Насер и его сторонники стали искать форму идеологического обоснования своей монополии на власть. В Конституцию Египта 1953 года была включена норма, запрещавшая деятельность политических партий. Это оправдывалось тем, что партии раскалывают общество, вызывая вражду между его различными слоями и классами. При этом допускалось создание организации, выражающей интересы «всего народа». С 1953 по 1957 год такую роль выполняла партия «Освобождение», а с 1957 года — организация «Национальный союз». С 1961 года Насер начал корректировать идеологию своего режима и сам режим в значительном соответствии с советской моделью. Лидером Египта были приняты такие важные элементы сталинской по своей сути модели социализма, как руководящая роль единственной партии и национализация крупной промышленности. В то же время Насер выступал в защиту лояльных режиму частных предпринимателей и традиционной религии египтян — ислама. При этом Египет формально оставался светским государством, а радикальные мусульманские организации типа «Братьев-мусульман» находились под запретом.
С конца 1961 года Насер приступил к созданию новой идеологизированной партии — Арабского социалистического союза (АСС). Ее создание как единственной правящей партии было одобрено Национальным конгрессом — собранием, выборы в которое проходили по куриям: от рабочих, крестьян, предпринимателей, интеллигенции, студентов и женщин. Целью АСС был провозглашен социализм. На его построение отводилось не менее 10 лет, но в Конституции 1964 года Египет уже был провозглашен «демократическим социалистическим государством».
Доктрина «арабского социализма» некоторое время использовалась и преемником Насера — Анваром Садатом. Но примерно через пять лет от нее, как и от сотрудничества с СССР, решено было отказаться.
Концепция «ливийской джамахирии», безальтернативно навязанная ливийскому обществу диктатором Муамаром Каддафи, в определенной мере тоже учитывала опыт СССР, но одновременно и опыт Египта времен Насера. Каддафи шел уже проторенной дорогой, но при этом не учитывал чужих ошибок. Его главный идеологический труд «Зеленая книга» вышел в ту пору, когда в Египте уже отказывались от социалистического проекта. Но Каддафи все же включил в название своего государства — Джамахирии — слово «социалистическая». При этом он предусмотрел важную роль шариата в правовой системе, и ислам был объявлен государственной религией.
Джамахирия формально означала систему выборных органов народного самоуправления — народных конгрессов, выстроенную пирамидально. Должность главы государства на верхушке пирамиды отсутствовала. Однако вся система представительств на практике дублировалась системой революционных комитетов (ревкомов), возглавляемых «революционным руководством». Во главе последнего находился, разумеется, лидер революции Каддафи. Таким образом, символически отказавшись от государственных постов, он сохранил абсолютную власть. Тому, кто был знаком с опытом власти генерального секретаря ЦК ВКП(б)/КПСС, особенно в те годы, когда эту должность не совмещали ни с одним из высших постов в государстве, всю эту ливийскую конструкцию трудно было признать оригинальной. Система ревкомов, по сути дела, выполняла роль «руководящей и направляющей» партии во главе с бессменным лидером. Адепты и пропагандисты Каддафи вели активную агитационную работу в других арабских государствах, но в целом без особого успеха.
Из всего сказанного можно сделать вывод, что в подавляющем большинстве случаев навязанные властью государственные идеологии утрачивали свое влияние и статус, как только из политики или из жизни уходил главный носитель власти. Судьба идеологии оказывалась тесно связана с судьбой диктатора. Так было и в Египте, и в Греции, и в Индонезии, и на Филиппинах, и в Ливии, и в других странах. Все попытки конструировать в сложных многослойных обществах, переживающих внутреннюю борьбу или даже раскол, единые, навязываемые сверху идеологии, заканчивались крахом. Поскольку в отличие от тоталитарных режимов авторитарные в основном не вмешивались в те сферы жизни, которые не были непосредственно связаны с политикой, процесс идеологизации не затрагивал значительных общественных групп. В этих обществах очень многие все же могли оставаться равнодушными к идеям вождей. При этом вожди обычно не посягали на незыблемость традиционных религий.
Нужно отметить, что иногда созданная одним диктатором ниша государственной идеологии использовалась другим диктатором для насаждения совсем иного набора идей, соответствовавших его вкусам, взглядам или новой политической конъюнктуре, как, например, в Египте при Садате — преемнике Насера или в Туркменистане при Бердымухамедове — преемнике Ниязова.
Еще одна интересная деталь. Иногда популярность лидера, насаждавшего определенную идеологию, сохранялась дольше, нежели само влияние этой идеологии. При авторитарных правлениях харизма обычно важнее идеи. В частности, популярность Насера в Египте и Сухарто в Индонезии все еще достаточно высока. Хотя использовавшиеся ими идеологемы почти полностью забыты.
Глава 5Стабильность и сменяемость авторитарных лидеров
Стабильности всякого авторитарного режима в наибольшей мере способствует достаточно длительное пребывание у власти одного лица — основателя и гаранта режима. Общественно-политическая жизнь таких государств вращается в основном вокруг личности диктатора. И если он обладает сильной харизмой и обеспечивает некоторые иные условия стабильности, его правление, а значит, и существование режима может быть долгим. Президент Филиппин Маркос оставался во главе государства 21 год, из которых 15 лет правил единолично, как полновластный диктатор. Президент Египта Мубарак правил 30 лет, президент Индонезии Сухарто — 32 года, каудильо Испании Франко — 36 лет, президент Парагвая Стресснер — 45 лет.
Немаловажно понимать, какими способами поддерживалась устойчивая популярность данных лидеров и обеспечивалась готовность значительной части населения мириться с несменяемостью власти. Практика функционирования авторитарных режимов позволяет выявить по крайней мере два таких способа.
Первый из них — устранение с политической сцены всех возможных конкурентов авторитарного правителя. Любая политическая фигура, появившаяся либо из рядов оппонентов, либо из окружения самого вождя и претендующая на самостоятельность, подлежала дискредитации и преследованию. Обычной в таких случаях технологией служило возбуждение уголовного дела и изоляция конкурента по решению послушного суда. Вполне действенной могла быть и угроза уголовного преследования, дополненная травлей в СМИ. В частности, диктатор Чили Аугусто Пиночет примерно таким образом избавился от одного из своих соратников, генерала Густаво Ли Гусмана, совершенно некстати вынесшего на обсуждение вопрос о коллегиальности в работе хунты. Лидер всегда должен был оставаться главным и единственным персонажем на политической сцене. Его соратникам обычно дозволялось лишь транслировать его волю — светить отраженным светом.
Вторым способом является создание представления о безальтернативности лидера — контролируемые властью СМИ обеспечивают полное доминирование в медийном пространстве главы режима и его точки зрения на актуальные вопросы. Его образ постоянно присутствует в каждом выпуске новостей, возглавляя и так не очень длинную галерею значимых в государстве персон. У диктаторов всегда была возможность обратиться к гражданам непосредственно — с телеэкрана или с радиообращением. Диктаторы Латинской Америки, как правило, пользовались этими возможностями весьма охотно, нередко злоупотребляя вниманием аудитории. Но в любом случае это зависело от темперамента и типа характера диктатора. Поэтому, например, А. Салазар в Португалии выступал с обращениями крайне редко и встречами даже с вполне лояльными представителями народа пренебрегал, поскольку это не входило в арсенал пропагандистских приемов его режима.
Как бы то ни было, в рамках любого авторитарного режима у граждан должно быть сформировано мнение о незаменимости вождя. Он — вне конкуренции и вне правил. Если не он, то кто?
И все же даже в условиях авторитарных режимов возникают обстоятельства, требующие принятия решения о выборе нового лидера, то есть о смене власти. Одним из таких обстоятельств может быть тяжелая болезнь или смерть главы режима. Как известно, есть силы, над которыми ни один диктатор не властен.
В таких случаях у правящего клана, а точнее, у узкой придворной группы, заинтересованной в сохранении status quo, обычно есть возможность выдвинуть преемника, в наибольшей степени отвечающего ее интересам. Такое выдвижение чаще всего является результатом внутриклановой сделки. Хотя при этом не исключается и определенная борьба. Сам по себе процесс наделения властным титулом в условиях авторитарного режима фактически не поддается регулированию конституциями и законами. Главную роль играет способность преемника и его сторонников контролировать силовые структуры и обеспечивать тот самый status quo.
Обычно преемником диктатора становится наиболее влиятельное лицо из его ближайшего окружения. После случившегося в 1968 году инсульта у бессменного правителя Португалии 79-летнего А. Салазара, находившегося у власти примерно 40 лет, его преемником стал 62-летний Марсело Каэтану. Последний был давним другом и соратником диктатора, работавшим с ним еще в 1920-е годы в Министерстве финансов. Его назначение не вызвало особых споров в правящей группе. Так жизнь авторитарного режима была продлена еще на шесть лет.
Напротив, после инсульта, случившегося в 1969 году у военного диктатора Бразилии А. Коста-и-Силвы, его коллеги по правящей хунте, весьма амбициозные генералы, поначалу так и не смогли договориться о приемлемой для всех кандидатуре нового лидера режима. Поэтому в течение трех месяцев государство управлялось коллегиально тремя членами хунты — А. Таварисом, М. Мелу и А. Радемакером.
Еще один вариант действий правящей группы (клана) в слу