Глава 6Роль авторитарных режимов в экономической модернизации и обеспечении политической стабильности
Главный смысл авторитарных правлений обычно усматривался их сторонниками в политической стабилизации, в защите предпринимателей и, шире, собственников от всевозможных радикальных движений и организованной преступности, то есть в обеспечении максимально благоприятных условий для бизнеса и развитии национальных экономик. Но все эти декларируемые цели, как правило, были подменными, поскольку очевидной целью всех диктаторских режимов является получение неограниченной бесконтрольной власти и связанных с ней экономических благ.
Таким образом, при установлении любой диктатуры неизбежно возникает вопрос о соразмерности официально декларируемых угроз общественному спокойствию и собственности со стороны радикалов и/или мафии и недекларируемой, но реальной угрозы злоупотреблений со стороны самого диктатора и его соратников, представляющих собой, по сути, новую мафию в условиях полного произвола. Сопоставление этих угроз всегда было предметом бесконечных и, в сущности, безрезультатных дискуссий.
Каждый некоммунистический авторитарный режим всегда рассматривал себя в качестве защитника предпринимательства и экономического процветания. При этом лидеры режимов считали вполне возможной защиту бизнеса и частной собственности в условиях отсутствия свободы слова, без политической конкуренции и независимости судов. Их критики, напротив, полагали, что для полноценной защиты права собственности и успешного экономического развития необходимы именно демократические институты. Стороны по-разному интерпретировали одни и те же факты, связанные в основном с экономической жизнью авторитарных режимов.
Действительно, итоги авторитарных правлений в различных странах можно трактовать по-разному. Хотя некоторые оценки считаются вполне общепринятыми. «Большинство авторитарных режимов, — полагает Т. Е. Ворожейкина, — было в той или иной мере ориентировано на осуществление социально-экономической модернизации и пыталось — с разной степенью успеха — продвигаться в этом направлении. В этом смысле все современные авторитарные режимы могут быть, хотя и с большой долей условности, названы режимами авторитарной модернизации. К ним могут быть отнесены, во-первых, латиноамериканские популистские режимы и, во-вторых, собственно, режимы авторитарной модернизации, как персоналистские, так и авторитарно-бюрократические»[19].
В истории Республики Корея (Южная Корея) как самостоятельного государства наиболее длительный период (почти 25 лет) составляет время непрерывного авторитарного правления и президентуры двух генералов — Пак Чжон Хи и Чон Ду Хвана. Первый из них поставил и, по сути дела, решил задачу экспортной экспансии страны. К началу его правления экономика республики уже полностью удовлетворяла потребности внутреннего рынка и нуждалась в выходе на рынки внешние. Президент действительно сделал немало для того, чтобы корейским товарам открылись рынки Японии и США. К началу 1970-х годов лидирующими отраслями экономики стали текстильная и швейная промышленность. Япония оказалась заполонена корейским ширпотребом. Экспортное производство способствовало росту занятости и доходов населения.
Одновременно создавались условия для широкого привлечения в Корею инвестиций и технологий из Японии. В республике начали строиться предприятия по производству (сборке) бытовой электроники. Данная политика поначалу вызывала раздражение у части населения, поскольку японцы издавна считались врагами. Но Пак Чжон Хи заключал торговые соглашения с Японией, несмотря на возможную непопулярность этого курса, поскольку он мог себе это позволить в силу авторитарного характера режима. В то же время данный режим обеспечивал защиту прав собственности формирующегося в стране среднего класса национальной буржуазии. Политическая воля и поддержка государства играли в этом процессе немалую роль. В республике был буквально создан культ научно-технического прогресса и модернизации[20].
В итоге темпы ежегодного экономического роста в Южной Корее в 1970-е годы превышали 20%. Таким образом, была создана основа для последующего технологического рывка южнокорейских компаний. А в 1990-х годах, уже в условиях демократического государства, прорыв страны на лидерские позиции в ряде отраслей стал реальностью.
Таким образом, авторитарное правление в Южной Корее в целом содействовало экономической модернизации. Однако все эти годы достаточно широкие слои корейского общества добивались обеспечения всех демократических прав. И не без оснований считали, что при наличии этих прав экономическое развитие шло бы не менее быстро. В целом картина складывалась противоречивая.
Примерно то же самое можно сказать об итогах авторитарного правления Чан Кай Ши на Тайване. Изначально после бегства с материка в 1949 году его правительство не могло рассчитывать на особую популярность у жителей острова, поскольку в бытность его правителем всего Китая Чан Кай Ши боролся с тем, что он называл тайваньским сепаратизмом. Но после 1949 года он начал на острове аграрную реформу, которая послужила основой индустриализации Тайваня: у крупных землевладельцев принудительно выкупались излишки земли, которые потом на выгодных условиях распродавались мелким собственникам. Первыми инвесторами в тайваньскую промышленность оказались американские компании и бывшие тайваньские феодалы, получившие немалые средства в результате выкупа их земель. Первоначально они были не в восторге от реформ Чан Кай Ши. Но немалую роль в процессе реформирования играли его авторитарные методы. Хотя, конечно, на деле большее значение имели инвестиции американских компаний в экономику острова и прямая экономическая помощь США, а также быстрое развитие национального малого и среднего бизнеса.
Постепенно курс на модернизацию экономики получал все более широкую поддержку тайваньцев. Хотя вопрос, как бы шло это развитие, если бы режим был более демократичным, до сих пор остается открытым. Режим военного положения на Тайване действовал до 1987 года. Жертвами развязанного в этот период «белого террора» стали тысячи жителей острова. Их обвиняли в основном в сотрудничестве с властями материкового Китая и с китайской компартией. В условиях полного произвола силовых структур попасть под сфабрикованные обвинения мог кто угодно. Но насколько это кореллировалось с целями модернизации? Можно лишь сказать, что на экономическом развитии страны репрессии против политических противников Гоминьдана особенно не отражались. Только к середине 1980-х годов на Тайване были сформированы основные демократические институты — независимые суды, СМИ, демократически избранный парламент. А к началу 1990-х годов Тайвань вышел в лидеры в таких наукоемких отраслях, как производство микросхем, компьютерных плат и персональных компьютеров. Можно сказать, что в 1980–90-е годы модернизационные процессы в экономической и политической сферах шли параллельно.
И тем не менее все эти успехи принято связывать с правлением Чан Кай Ши и его преемников. Хотя мы не стали бы однозначно утверждать, что главную роль в экономическом развитии Тайваня сыграло именно авторитарное правление.
Наибольшее количество противоречивых оценок связано и с экономической стратегией авторитарного режима Пиночета в Чили. Данный опыт многими зарубежными и российскими экспертами рассматривается как пример наиболее эффективного использования различных экономических инструментов в условиях авторитарного правления. С одной стороны, приводятся красноречивые экономические показатели. С другой стороны, рядом экспертов эти достижения ставятся под сомнение, поскольку устойчивый рост экономика Чили продемонстрировала лишь к концу правления Пиночета. Первые годы диктатуры оказались связаны с тяжелым экономическим кризисом. Кроме того, остается открытым вопрос, адекватна ли цена смены (или корректировки) экономического курса, стоившей жизни тысячам чилийцев, ставших жертвами репрессивного аппарата.
Данный вопрос относится и к Бразилии конца 1960-х — начала 1970-х годов. Там темпы экономического роста были даже выше чилийских (от 10 до 13% с 1968 по 1973 год). Но репрессивный аппарат работал столь же интенсивно.
Что касается основных инструментов модернизации экономики, то в Чили они были примерно теми же, что и в Бразилии[21]. К их теоретическим источникам обычно относят разработки американского экономиста М. Фридмэна и «чикагской школы». Среди этих инструментов можно, в частности, выделить следующие:
• снижение правительственных расходов, ужесточение бюджетной политики, сокращение финансирования здравоохранения и образования;
• сокращение государственной эмиссии денег;
• сокращение потребительских расходов путем замораживания зарплат (или даже их сокращения);
• создание благоприятного налогового климата для иностранных инвестиций (в основном из США, но также из ряда европейских стран), привлечение в экономику транснациональных корпораций.
Примерно такой же модели пытались следовать и военные правители Уругвая, обосновывавшие установление авторитарного режима необходимостью либерализации экономики и привлечения иностранных инвесторов. Ими были приняты специальные декреты, регулирующие деятельность иностранного капитала в Уругвае: декрет-закон об иностранных инвестициях от 28 марта 1974 года и регламентирующий декрет к нему от 10 октября 1974 года. На иностранных инвесторов в целом был распространен режим деятельности национальных компаний. Были образованы свободные экономические зоны (Нуэва Пальмира, Колониа и Карраско).
Правда, первоначальным следствием всех этих мер в Чили и Бразилии было сокращение производства и рост безработицы. Но диктаторы призывали население к терпению и спокойствию, поскольку благоприятный результат мог быть достигнут не сразу. А для чрезмерно нетерпеливых и беспокойных — например, для профсоюзных активистов — данная аргументация несколько уточнялась и ужесточалась, поскольку они в таких случаях могли рассматриваться как злостные радикалы.