вития экономики, требует массированного применения насилия. И более того — масштабной армейской операции. Речь идет о событиях в городе Кванджу в 1980 году, которые считаются самыми трагическими (и «постыдными», как их называют корейцы) в современной истории республики.
О чем идет речь? В конце 1979 года в Республике Корея на смену авторитарному лидеру генералу Пак Чон Хи, убитому заговорщиками из его ближайшего окружения, пришел новый правитель, генерал Чон Ду Хван. К этому времени и интеллигенция, и значительная часть среднего класса страны уже более или менее открыто выступали за демократизацию общественной жизни. Новый правитель, в принципе, был готов это учитывать, но все же начал свое правление с борьбы с радикалами в студенческом движении. Возможно, он действительно опасался влияния северокорейской агентуры в южнокорейских студенческих городках. В мае 1980 года, спустя полгода после переворота, Чон Ду Хван принял решение о закрытии Университета Чоннам в городе Кванджу. 17 мая 1980 года протестовавшие против закрытия университета студенты сначала провели демонстрацию возле общежитий, а потом двинулись к центру города. К ним присоединились и многие горожане. Направленные в Кванджу войска пытались блокировать шествие и в результате открыли огонь. Погибли десятки демонстрантов. Официальные СМИ Южной Кореи, и в частности телеканал МВС, представили данные события как коммунистический мятеж. Это не соответствовало действительности, так как большинство студентов не принадлежало ни к каким левым организациям и уж точно не ориентировалось на режим в Северной Корее. Спустя три дня протестующие сожгли представительство МВС в Кванджу. К студентам присоединилось еще от 200 до 300 тысяч жителей города, выступавших против диктатуры генерала Чон Ду Хвана. Восставшие захватили полицейские участки. После этого армия блокировала город, а потом заняла его. По разным данным, тогда было убито от 150 до 600 человек и ранено более 3000.
Сегодня в Южной Корее эти события интерпретируются как восстание против авторитарного режима и за восстановление демократии. Однако в 1980 году в условиях почти полного контроля власти над СМИ события в Кванджу были преподнесены как подавление коммунистического мятежа, организованного агентами с севера полуострова. О жертвах и массовой поддержке студентов горожанами почти ничего не сообщалось. Чан Ду Хван обещал стабилизировать ситуацию в стране, создать условия для нового экономического рывка и постепенного восстановления всех демократических институтов. В октябре того же года он провел референдум по новой конституции. Она предусматривала непрямые президентские выборы, семилетний срок президентских полномочий, право президента на роспуск парламента.
Избиратели действительно хотели стабилизации положения в стране. При очень высокой явке проект конституции поддержало около 90% участников референдума, хотя с учетом, по сути, военного положения относиться к этой цифре с полным доверием все же не стоит.
Может показаться парадоксальным, но именно после событий в Кванджу властвующая элита Кореи сочла необходимым начать процесс постепенной демократизации и создания условий для конкурентных выборов и свободы слова и массовой информации. Стало очевидно, что цена, заплаченная за видимость политической стабильности в одном провинциальном городе, оказалась несоразмерно высока. Постепенно в Корее стало общепринятым мнение, что авторитарно-бюрократические методы изжили себя. Естественно, что высокий уровень развития корейской экономики стал важнейшим условием демократического процесса. Как отметил один из российских исследователей-корееведов, «вступив на путь экономической модернизации, Южная Корея добилась внушительных успехов в развитии хозяйства, но, как и многие другие авторитарные государства Азии и Латинской Америки, вплоть до середины 1980-х годов она не претерпела каких-либо серьезных изменений в социальной сфере, не продвинулась в направлении политической демократии. Тем не менее переход на новую ступень социально-экономического развития создал условия и породил предпосылки дальнейшей политической модернизации»[25].
Часть втораяПостсоветский авторитаризм
Глава 7Условия и особенности установления конституционных основ постсоветских авторитарных режимов
Во второй части книги речь пойдет об авторитарных режимах, ставших результатом распада тоталитарного режима в СССР. Сегодня все постсоветские авторитарные режимы можно выделить в отдельный подвид. По сравнению с подобными режимами, существовавшими на протяжении XX века, их даже можно считать неким новым социально-правовым явлением, связанным с кризисом и распадом гигантского государства. Они также являют собой яркий пример авторитарного правления нового типа, функционирующего при формально демократических конституциях.
В отличие от авторитарных режимов, установившихся в результате государственных переворотов либо введения военного положения, постсоветские политические режимы явились результатом относительно мирного процесса концентрации власти в руках одного лица и поддерживающей его группы (клиентелы). Государственная бюрократия в этих случаях проявляла полную готовность принять и поддержать авторитарный режим с его новой иерархией и новой символикой, поскольку никакого иного типа правления, кроме тоталитарного и авторитарного, не знала. Следует также отметить, что главами таких режимов в ряде случае становились лица, занимавшие высшие посты в прежней советской или партийной иерархии.
У этих режимов есть общие специфические особенности. Дело в том, что в последние годы своего существования политический режим в СССР пережил поэтапную демократизацию. Она стала одним из факторов суверенизации бывших союзных республик и возникновения в них демократических движений и относительно демократических режимов. Они оказались свободными от контроля союзного центра и в течение примерно 5–7 лет после этого переродились в режимы авторитарные. Демократизация, таким образом, обернулась своей противоположностью.
На начало 2017 года таких режимов на постсоветском пространстве насчитывалось семь: в Азербайджане, Белоруссии, Казахстане, России, Таджикистане, Туркменистане и Узбекистане.
Путь от провозглашения независимого государства, представлявшегося молодой демократией, до вполне оформленного авторитарного режима во всех этих странах был ступенчатым. Во всех них на первом этапе их развития были приняты либо конституционные поправки, либо вполне демократические новые конституции, предусматривавшие в отличие от старых конституций союзных республик политический плюрализм, многопартийность, идеологическое многообразие, принцип разделения властей и правовой характер государства. Во всех конституциях была закреплена определенная система сдержек и противовесов. Кроме того, в большинстве конституций имелась норма, запрещавшая избрание на пост президента одного лица более двух раз подряд.
Тем не менее конкретные формы правления (разграничение полномочий между государственными органами), закрепленные в конституциях начала 1990-х годов, сами по себе уже могли служить основанием для определенной дифференциации новых государств. Четыре бывшие союзные республики — Латвия, Литва, Молдова и Эстония — изначально установили в качестве формы правления парламентскую республику (то есть правовой механизм, предполагающий формирование правительства парламентским большинством). В конституциях Армении и Грузии в результате ряда поправок также предусмотрено, что кандидата в премьер-министры выдвигает крупнейшая парламентская фракция. То есть налицо главный признак парламентской республики. Подобная форма правления была установлена в конституции Киргизии 2010 года. Это было сделано, если можно так сказать, «с третьей попытки», поскольку первая Конституция независимой Киргизии предусматривала президентскую республику. В остальных постсоветских государствах были установлены либо президентские, либо (формально) президентско-парламентские формы правления, причем во всех случаях главы государств получали контроль за формированием и деятельностью правительств. Конституционная и политическая практика двух последующих десятилетий показала, что создание юридической основы для контроля президента над исполнительной властью при наделении его еще и функциями арбитра и гаранта прав и свобод достаточно быстро приводит молодое государство к режиму личной власти. Лицо, занимающее высший пост в государстве, получает удобную позицию для фактического давления на такие формально не подчиненные ему органы, как парламент, орган конституционного правосудия, прокуратура и суд. Как отмечает М. А. Краснов, «президенциализм же сам по себе является существенным фактором формирования авторитарных режимов, особенно в условиях неразвитых демократических традиций»[26].
Выстраивание на основе президентской (президентско-парламентской) формы правления полноценных авторитарных режимов происходило, как уже говорилось, постепенно. Первые этапы этого процесса в различных постсоветских государствах существенно различались. В четырех бывших союзных республиках — Азербайджане, Беларуси, России и Казахстане — первые годы действия демократических конституций (имеются в виду и прежние советские конституции, преображенные десятками поправок) еще были связаны с элементами реальной политической конкуренции и относительно свободным функционированием демократических институтов — парламентов, СМИ, политических партий, иных общественных организаций. Для развития авторитарной тенденции требовалось, чтобы пост президента занял человек, реально стремящийся к сосредоточению в своих руках всей полноты власти и воспринимающий демократические институты либо как досадное препятствие (которое должно быть устранено), либо как элемент политического фасада (который должен играть лишь декоративную функцию).