Значительную роль в имитации существования нормальной правовой системы в России играет орган, который по определению должен быть самым жестким непреодолимым барьером на ее пути, — Конституционный суд. Он внес значительный вклад в процесс имплементации Европейской конвенции в российскую правовую систему, но, когда в ходе рассмотрения конкретных кейсов дело доходило до целеполагающих интересов власти, он вел себя не вполне последовательно и недостаточно принципиально, вплоть до имитации своей же собственной деятельности. Да, он обогатил правовой арсенал российских юристов представлениями о принципе правовой определенности (в части стабильности условий ведения предпринимательской деятельности), принципе публичной достоверности правовых норм, принципе справедливости, принципе равенства, принципе гуманизма, принципе состязательности, запрете поворота к худшему, недопустимости незаконного и неразумного ограничения прав и свобод и принципе соразмерности ограничений[175]. Но тот же Суд регулярно одну за одной сдавал позиции, когда это, например, касалась расширения внеконституционных полномочий президента[176], или порядка выборов губернаторов[177], или проверки на соответствие Конституции порядка принятия в состав России новых субъектов федерации[178]. То есть тех основополагающих вопросов, при действительно конституционном решении которых не произошло бы монополизации власти, искажения правовых ценностей и трансформации политического режима[179].
Именно благодаря широкой трактовке Конституционным судом функции обеспечения президентом «согласованного функционирования» государственных органов были искусственно выведены:
• обязанность президента принимать необходимые меры по соблюдению палатами Федерального Собрания предусмотренного Конституцией РФ срока направления принятого федерального закона главе государства[180];
• право издания президентом указов, восполняющих пробелы в правовом регулировании по вопросам, требующим законодательного решения[181];
• право вынесения предупреждения в адрес законодательного (представительного) органа государственной власти субъекта РФ[182];
• право роспуска Государственной Думы как средства удержания самого президента и Думы от необоснованных конфликтов[183] и многое-многое другое.
Эту главу об имитационных режимах и о праве, о том, во что методы политической имитации превращают правовые системы государств, можно закончить рассуждением о современном состоянии права в России одного из самых тонких и честных российских юристов — судьи Конституционного суда в отставке профессора Тамары Георгиевны Морщаковой.
«Право, — говорит она, — либо есть, либо права нет. Все переходные моменты, какое-то среднее право или среднее арифметическое между правом и неправом — это уже не право. Как та самая осетрина единственной степени свежести. Юридическое сообщество существует сейчас внутри пространства, наполненного не вполне разумными законами, мягко выражаясь, не содержащими никаких элементов права. Потому что понятие права всегда связано с определенными ценностями.
В чем ценности эти должны состоять? Главная ценность права состоит в том, что оно защищает человека. У нас опять начинаются советские разговоры на тему того, что выше: интерес личности или интерес общественный. Нет общественного интереса. Общественный интерес возникает только там, где отдельные личности понимают, что только общими усилиями они могут обеспечить интерес каждого. Если общественный интерес, который провозглашается, не служит интересу каждого, это никакой не общественный интерес. Это интерес какой-то корпорации.
...Наука мимикрирует, потому что она начинает защищать интересы власти, ей нужно оправдывать властные решения. Юридическая наука это делала всегда. В советское время крупнейший известный советский ученый в области уголовного право провозгласил нечто, потрясшее тогда советскую аудиторию. Он сказал: “Наука начинается там, где она может сказать законодателю ‘нет’”. Может ли наука сейчас сказать законодателю “нет”? Практически не может. Она пытается иногда, но то, что она говорит, не доносится до слуха тех, кто действительно может решить этот вопрос. То есть она становится малоэффективной. Юриспруденция становится малоэффективной, и это кризис, кризис юриспруденции, кризис права вообще»[184].
Пусть так. Пусть даже в современных российских условиях наука малоэффективна. Но это все же лучше, чем если бы ее не было вовсе. Для чего все это пишется? Для того, чтобы негативный опыт одной отдельно взятой страны можно было осмыслить как превентивную меру для других и на будущее. Имитационная спираль беспощадна. Чтобы не попасть в нее, нужно ставить диагноз явлению на самом первом витке, не допуская проникновения во все части государственного организма.
Часть четвертаяНекоторые специфические особенности имитационных авторитарных режимов
Глава 16Имитационные политические режимы и гибридные войны
Устав от войн, их последствий и огромного количества жертв, осознав гибельность войны и агрессии для планеты Земля, международное сообщество в течение XX века далеко продвинулось по пути запрещения применения силы для достижения политических целей и разрешения с ее помощью межгосударственных споров. До середины 20-х годов прошлого века война считалась законным методом осуществления государственной власти. Но после окончания Первой мировой войны законность этого метода стала подвергаться сомнению. Статут Лиги Наций запретил ее членам обращаться к войне в течение трехмесячного срока после провала переговоров по нахождению мирного решения спора. Он также предусматривал возможность применения санкций в отношении тех членов Лиги, которые пытались вступить в войну в нарушение ее постановлений. Например, в 1939 году Советский Союз был исключен из Лиги Наций за необоснованное применение вооруженной силы против Финляндии.
К концу XX века значительная часть человечества выработала новые нормы общежития и постепенно начала менять человеческую психологию, которая стала учитывать интересы и нужды других людей. Лидеры сверхдержав проделали большую работу в целях прекращения не только войн, но и гонки вооружений для завершения холодной войны. Люди и государства добились спада насилия, в результате чего наступил период так называемого долгого мира, без глобальных военных конфликтов. Мирная жизнь стала не просто моральной ценностью. Мир был осмыслен и официально признан в качестве важнейшей демократической ценности как условия реализации принципа приоритета Человека, защиты его основных прав и свобод. Декларация о принципах международного права 1970 года определила конкретные действия, которые запрещены в соответствии с пунктом 2 статьи 4 Устава ООН[185]. Это:
1) агрессивные войны;
2) угроза силой или применение силы с целью нарушения существующих международных границ другого государства (включая демаркационные линии) или в качестве средства разрешения международных споров, в том числе территориальных;
3) репрессалии с использованием силы;
4) использование силы с целью лишить народы их права на самоопределение и независимость;
5) организация, поощрение организации иррегулярных сил или вооруженных банд, в том числе наемников, для вторжения на территорию другого государства;
6) организация, подстрекательство, помощь или участие во внутреннем конфликте или террористических актах на территории другого государства.
Несколько лет спустя этот перечень запрещенных действий, признающихся агрессий, был расширен и дополнен[186]. Условием соблюдения запрета на военную агрессию стал принцип добросовестного выполнения государствами обязательств, принятых ими в соответствии с Уставом ООН. Этот принцип состоит в том, что каждое государство обязано добросовестно выполнять свои обязательства в соответствии с международными соглашениями, имеющими, согласно общепризнанным принципам и нормам международного права, приоритет перед национальным законодательством: «В том случае, когда обязательства, вытекающие из международных соглашений, противоречат отдельным обязательствам государств-членов, преимущественную силу имеют обязательства по Уставу ООН».
Казалось бы, все ясно и просто. Была бы добрая воля к миру и добросовестность в исполнении принятых на себя обязательств. Поэтому многих удивил прошедший в 2016 году под эгидой Нобелевского комитета мира симпозиум, в рамках которого состоялась жесткая дискуссия между профессором Гарвардского университета психологом Стивеном Пинкером, написавшим мировой бестселлер «The Better Angels of Our Nature. The Decline of Violence in History and Its Causes» («Добрые ангелы нашей природы. Уменьшение насилия в истории и его причины»)[187], и экономистом Нассимом Николасом Талебом, изучающим влияние случайных и непредсказуемых событий на мировую экономику. В этой дискуссии Талеб опровергал теорию Пинкера о спаде насилия и математически доказывал возможность новой большой войны[188]. Откуда война? Ведь люди договорились о мире.
Оказывается, не все так просто. Одного осмысления ценности мира и добросовестного соблюдения международных соглашений недостаточно. Отдельные авторитарные режимы по-прежнему считают войну вполне эффективным способом политической коммуникации. И вот уже Северная Корея публично рассматривает возможность нанесения ракетного удара по американской военной базе на острове Гуам