Глава 18Штрихи к портрету экономики имитационных политических режимов
Надо быть безумно самоуверенным человеком, чтобы, не будучи экономистом, судить об экономике. Поэтому в нашем случае максимум что можно сделать — это попытаться легким штрихами, буквально пунктиром и без претензий на высокую точность набросать картину, соединяющую учение о политических режимах, об имитационном псевдодемократическом авторитаризме и о причинах его конституционных трансформаций с экономической теорией. Таким наброском мы замыкаем круг профессионального анализа единой взаимосвязанной системы «государство — общество — политика — экономика». Разделить их невозможно. Это целостный организм. Если мы хотим поставить диагноз явлению, то обследовать его нужно всесторонне. Потому что снижение зрения у диабетиков не лечится только глазными каплями — нужно снижать сахар, а перелом у человека, страдающего остеопорозом, не заживет сам собой — костную ткань нужно насытить кальцием. Что же до нашего исследования, то чем дальше оно продвигалось, тем все больше казалось, что начинать читать его надо не сначала, а с конца. Потому что только в конце мы добрались не просто до теоретических предположений и сравнительно-правовых выводов, но до глубинных причин — институциональных предпосылок и человеческих мотиваций происходящего.
К сожалению, взаимозависимость экономики и политики не является популярным объектом исследования ученых. Некоторые политологи позволяют себе походя заявлять, что «никакой прямой связи между богатством или бедностью и демократизацией общества не существует»[262]. В течение долгого времени экономисты крайне редко сопоставляли анализ экономических процессов со структурными и организационными вопросами власти, а юристы столь же редко в своих выводах апеллировали к экономическим знаниям. За исключением таких разделов конституционно-правовой науки, как экономическая конституция и конституционная экономика[263]. Но в данном случае речь не о них.
Первыми из научной изоляции вырвались экономисты. В российской науке «прорывателями» профессионального изоляционизма стали Евгений Ясин, Ярослав Кузьминов, Вадим Радаев, Андрей Яковлев, Владимир Гельман, Виктор Полтерович и Георгий Сатаров, которым, в силу российской специфики, с неизбежностью пришлось столкнуться с особенностями внедрения так называемых имплантных (заимствованных) политических и экономических институтов в политическую и экономическую действительность страны[264]. Из зарубежных ученых таковым стал лауреат Нобелевской премии по экономике 1993 года американец Дуглас Норт и его соавторы Джон Уоллис и Барри Вайнгаст, которые в своем фундаментальном исследовании «Насилие и социальные порядки» всерьез задумались о соотношении политической и экономической конкуренции, экономического роста и эффективности реализации принципа верховенства права, а также о значении состояния политических институтов для экономического развития[265].
Практически одновременно с Нортом другие американские экономисты Дарон Аджемоглу и Джеймс А. Робинсон (далее Аджемоглу — Робинсон) провели ряд еще более глубоких исследований о взаимодействии политических и экономических институтов. И если у Норта с соавторами политические институты всего лишь «имеют значение», то для Аджемоглу — Робинсона они выходят на первый план и имеют решающее значение[266]. Да, конечно, их теория нуждается в определенной «докрутке» и развитии. Но в целом она прорывная и заслуживает того, чтобы обратить на нее специальное внимание.
Итак, по мнению Аджемоглу — Робинсона, только правильно организованные политические институты в состоянии гарантировать стабильность и устойчивое развитие, поскольку они закрепляют уверенность в верховенстве закона и в безопасности прав собственности. Только эти институты исключают риск захвата власти диктатором, который изменит правила игры, экспроприирует богатство, заключит бизнесменов в тюрьму или станет угрожать их жизни. Только политические институты свидетельствуют о способности граждан контролировать политиков и влиять на их поведение. А она (эта способность), в свою очередь, определяет, будут ли политики агентами граждан или же станут постоянно злоупотреблять возложенной на них властью. В первом случае политики выстроят полезные для роста экономические институты. Во втором — будут накапливать личные состояния, следуя своей собственной линии, и сознательно создавать для этого неэффективные экономические институты. В итоге Аджемоглу — Робинсон делают следующее заключение о соотношении и роли экономических и политических институтов: «В то время как экономические институты имеют решающее значение в определении того, будет ли страна богатой или бедной, то политика и политические институты определяют, какие именно экономические институты страна будет иметь»[267]. То есть выводится прямая зависимость «богатства или бедности» от состояния политических институтов.
В центре теории Аджемоглу — Робинсона о развитии и отсталости находится деление политических и экономических институтов на инклюзивные (inclusive) и экстрактивные (extractive). Соответственно, экономики стран, где преобладают первые, называются инклюзивными, а те, в которых доминируют вторые, — экстрактивными. Для русского уха термины звучат непривычно и сложноразличимо. Наверное, их можно было бы попытаться как-то адаптировать по значению к русскому языку, назвав, например, «развивающими» и «выжимающими». Но чтобы не произошло искажения, как это случилось с термином «верховенство права», лучше этого не делать, потому что часть смысла все равно теряется. В конце концов, любой новый термин однажды становится привычным и понятным. Главное, разобраться, что он означает.
Если определить значение максимально коротко, то экстрактивными институтами являются те, что извлекают ресурсы определенных слоев населения с целью их перераспределения в пользу элиты. А инклюзивные институты — это политические и экономические институты, которые дают равные стартовые возможности и четкие правовые гарантии[268].
Между экономическими и политическими институтами существует сильная синергия. Экстрактивные политические институты концентрируют власть в руках элиты и не ограничивают ее в том, как и на что эта власть может употребляться. Поэтому элита совершенствует экстрактивные институты, которые позволяют ей эксплуатировать остальное население. В условиях постоянного сохранения узкой прослойки людей у власти и отсутствия нормального избирательного права усовершенствованные политические институты помогают тем, кто обладает властью, подстроить экономические институты под себя, то есть приспособить их для собственного обогащения за счет всех остальных и для дальнейшего укрепления своей власти. В свою очередь, это экономическое богатство помогает консолидации власти (например, за счет возможности содержать достаточные вооруженные силы и силы безопасности). Таким образом, экстрактивные институты поддерживают друг друга и в результате обретают устойчивость.
В ряде стран экстрактивность поддерживается так называемым нефтяным проклятием, поскольку значительная база природных ресурсов стабилизирует любой авторитарный режим. Связано это с тем, что, извлекая ренту из монополизированного рынка по добыче ископаемых, политические элиты не зависят от подавляющей части налогоплательщиков, и соответственно избирателей, и лишены поэтому необходимости идти на компромиссы с ними[269].
Инклюзивные экономические институты появляются в результате работы инклюзивных политических институтов, которые распределяют власть среди широкого круга граждан и накладывают ограничения на ее произвольное применение. Они затрудняют узурпацию власти, и лица, контролирующие политическую власть, не могут легко учредить экстрактивные экономические институты ради собственной выгоды. В свою очередь, инклюзивные экономические институты обеспечивают более равное распределение ресурсов и за счет этого способствуют сохранению инклюзивных политических институтов. Характерен эпизод с 32-м президентом США Ф. Рузвельтом, когда при доминировании его Демократической партии в обеих палатах Конгресса он не смог протолкнуть решение, окончательно подавляющее права Верховного суда. Конгрессмены, поддерживавшие его ранее, рассуждали примерно так: «Сегодня он раздавит Суд, а завтра — нас?» Сработали сдержки и противовесы в системе разделения властей[270].
На самом деле теория Аджемоглу — Робинсона, так же как и формула коррупции Клитгаарда, описывает две формы экономического существования различных политических режимов. Модель государств с экстрактивными институтами соответствуют режимам авторитарным, а с инклюзивными — демократическим. Сами авторы подтверждают это, говоря, что большинство существовавших в истории государств были основаны на экстрактивных институтах, то есть были авторитарными. И только массовый приход демократий с инклюзивными институтами вызвал в мире гигантский экономический и научно-технологический прорыв. Современное экономическое развитие ряда устойчиво демократических стран наглядно подтверждает это. Показательно, например, что из всех непостсоциалистических стран Евросоюза в худшем экономическом положении сегодня оказались те, что переживали авторитарные правления во второй половине XX века, — Греция, Испания, Португалия.
Экстрактивные и инклюзивные институты, по утверждению авторов, могут сосуществовать, но это сосуществование непрочно. Экстрактивные экономические институты при инклюзивных политических институтах вряд ли в состоянии поддерживать себя сколь-нибудь долго. Аналогично инклюзивные экономические институты не поддерживают экстрактивные политические институты: либо они трансформируются в экстрактив