— Звучит справедливо, — сказала Шарлотта. — Можно даже точку старта отметить, чтобы было совсем честно.
Коннер быстро оттащил маму в сторону.
— Перестань с ними соглашаться! Ты ведь знаешь, талисман мне нужен, чтобы завербовать мумий в нашу армию!
— Если мой сын станет полководцем, он должен стать им в честной борьбе! Кроме того, я ни за что не пущу тебя в эту пирамиду одного, если она кишит зомби-мумиями, — рявкнула Шарлотта. — Долго ещё до этой пирамиды?
— Лететь всю ночь, но к утру будем там, — ответила Мэг.
— Значит, решено, — сказала Шарлотта. — Завтра вы войдёте в пирамиду вместе, и кто первый найдёт талисман — тот и возьмёт его себе.
Никто из мальчиков не обрадовался грядущей гонке. Коннеру даже в голову никогда не приходило, что герой его рассказа может стать его же соперником. Пирамиду Анестезии он придумал сам, так что, наверное, ему будет легче в ней ориентироваться, но ведь он ещё и прописал Бо лучшим археологом на свете. Состязание выйдет нелёгкое.
Мэг переключила передачу, и «Чарли Чаплин» полетел на запад.
— Анестезия ждёт! — сказала старушка.
После долгого вечера воспоминаний Мэг убедила Шарлотту и Коннера, что «Бурные двадцатые» бурными называются лично благодаря ей. Потягивая домашний картофельный джин, она рассказала им о своих пяти неудавшихся браках, многочисленных связях с организованной преступностью и выступлениях в бурлеск-шоу по молодости.
Бо гостям был совсем не рад, а вот Мэг было приятно рассказать о своей жизни кому-нибудь кроме внучатого племянника.
Весь вечер Бо изучал карту пирамиды и изображение талисмана. Отвлекался он от этого занятия, лишь чтобы в очередной раз пронзить соперника свирепым взглядом. Коннеру в конце концов это так надоело, что он повернулся к археологу спиной.
Когда наступила ночь, Мэг разложила для Шарлотты и Коннера пару раскладушек. Потом закрепила переключатель передач «Чарли Чаплина», чтобы дирижабль продолжал путь, пока все спят, и они с Бо разошлись по своим каютам.
Ночевать на дирижабле было неспокойно. Он то внезапно взмывал в воздух, то трясся и проваливался вниз, и Коннеру с Шарлоттой было не до сна. Но Шарлотта не могла уснуть не только по этой причине. С тех самых пор, как она узнала о смерти родителей Бо, ей кое-что не давало покоя.
— Коннер, ты не спишь? — спросила она.
— После той воздушной ямы над Персией что-то не тянет, — отозвался он.
— Я просто хотела сказать, что очень тобой горжусь, милый, — сказала Шарлотта. — Ты столько всего удивительного создал, не только в этом рассказе, но и в остальных. Почему ты никогда раньше всем этим со мной не делился?
— Наверное, просто не хотел грузить тебя всякой ерундой, — ответил Коннер. — Я начал писать вскоре после смерти папы. Ты всегда была так занята, работала, заботилась о нас, вот я и не хотел тебя отвлекать.
Сам того не зная, Коннер ответил на сложный вопрос, который хотела задать Шарлотта.
— Наверное, именно поэтому в твоих рассказах у героев никогда нет матерей, — сказала она. — В своих историях ты описываешь многое из собственной жизни, а я так мало времени с тобой провела, — неудивительно, что меня в них нет. Знаешь, наверное, отчасти мне так не нравится, что вы с сестрой упускаете многое в своей жизни, потому что очень многое в вашей жизни упустила я. Прости, что тебе так часто казалось, будто у тебя совсем нет мамы. Я никогда не хотела быть такой матерью, просто жизнь сложилась иначе.
Коннеру было так же больно это слышать, как Шарлотте — говорить. Благодаря «Смелейству» Коннер понял, какое важное значение может иметь каждый из его персонажей, но ему и в голову не приходило, что отсутствие персонажа тоже может о многом говорить. Однако, хоть в его рассказах и не было матерей, это ещё не значило, что в них не было Шарлотты. Просто она воспринимала рассказы Коннера не так, как он сам.
— Мам, ты всё неправильно поняла, — сказал он. — Тебя в моих рассказах очень много, ты просто этого не видишь. Рыжая Салли, например, основана не только на Златовласке. У неё не просто так волосы того же цвета, что и у тебя. Когда папа умер, ты продолжала жить дальше, храбро двигаться вперёд, несмотря на все невзгоды, — это напомнило мне пиратского капитана, который плывёт сквозь бурю. Именно ты вдохновила меня на «Праворуляндию», а Джек и Златовласка просто помогли развить историю и углубить её.
— Правда? — спросила Шарлотта. — Ты не просто говоришь это, чтобы меня утешить?
— Ты бы поняла, если бы я соврал. Ты всегда это чувствуешь, — сказал Коннер. — И это, кстати, ещё не всё! Каждый день ты ходила на работу, брала по несколько смен, чтобы нам было на что жить. Мне казалось, что у тебя есть суперспособности и с их помощью ты со всем справляешься. Поэтому костюм Грома того же цвета, что и твоя больничная форма. Может быть, тебя часто не было рядом, но мы с Алекс всегда видели в тебе супергероя.
Шарлотта растрогалась до слёз. Она наклонилась к Коннеру и поцеловала его в щёку.
— Я тебя очень люблю, милый, — сказала она. — И с нынешних пор мне хотелось бы, чтобы ты делился своими историями со мной в первую очередь.
— Следующая попадёт к тебе в руки прямо с печатного станка, — заверил её Коннер. — Обещаю.
У Шарлотты как будто камень с души упал — она была счастлива узнать, что воображение сына не обошло её стороной. А Коннеру редко удавалось чем-нибудь приободрить маму, и он был рад, что смог её утешить. Оба они наконец смогли спокойно заснуть, когда дирижабль проплывал над Аравией.
Наутро Коннер с Шарлоттой проснулись, когда первые лучи солнца осветили каюту сквозь круглые окошки дирижабля. Казалось, стало даже жарче, чем было в индийских джунглях. Выглянув наружу, Коннер увидел, что они летят над бесконечной пустыней. Он едва-едва мог различить вершину треугольника на горизонте.
— Пирамида Анестезии! — закричал он. — Почти добрались!
Его радостные вопли разбудили Бо и Мэг. Они вышли из комнат в пижамах и тоже подошли к окну. Мэг ничего не увидела, пока не надела свои лётные очки.
— И впрямь она, пирамида! — сказала Мэг. — Лично я бы свою построила поближе к пляжу, но о вкусах не спорят.
Меньше чем через час Мэг уже подводила «Чарли Чаплина» к песчаной площадке у пирамиды. Одной посадки хватило, чтобы понять, почему дирижабли не стали транспортом будущего, как пророчила Мэг. Дно гондолы с дюжину раз проехалось по песку прежде, чем дирижабль остановился. От каждого столкновения с опорой гондолу трясло, а вещи падали за борт.
Наконец посадка состоялась, и мальчики приготовились бежать за талисманом. Бо покрепче затянул ремни лётного шлема, зашнуровал ботинки и застегнул куртку. Коннер зашнуровал кроссовки, намазался лосьоном и забросил за плечи рюкзак. Затем предложил Бо дружеское рукопожатие, но тот на него даже не посмотрел.
Мэг провела на песке черту и велела Коннеру и Бо встать за ней. Старушка подняла над головой револьвер, отведя его подальше от «Чарли Чаплина».
— Я жду от вас честного и достойного состязания, — сказала она. — Не жульничать, не мешать друг другу и не сквернословить! Пусть победит лучший археолог!
— Удачи, милый! — крикнула сыну Шарлотта. — Смотри, пожалуйста, под ноги — в пещерах темно и пыльно!
Мэг выстрелила, и Бо с Коннером бросились к пирамиде. Бежать по вязкому песку было почти невозможно, но даже в высоких ботинках и кожаной куртке на такой жаре Бо бежал гораздо быстрее Коннера. Едва он смог его обогнать, как тут же специально пнул песок, метя Коннеру в глаза.
— Эй! — возмутился Коннер. — Так нечестно!
— Жуй песочек, неудачник! — парировал Бо.
Мальчики добежали до основания пирамиды. Бо тут же кинулся к северной стороне пирамиды и помчался по ней наверх, как по широкой каменной лестнице. Коннер знал, что вход расположен с южной стороны, и решил оббежать пирамиду по кругу. Бо заметил, что Коннер направляется в другую сторону, и последовал за ним поверху. До входа на южной стороне пирамиды они добрались одновременно.
— Откуда ты знал, где вход? — удивился Бо.
— Я сам его сделал, — заявил Коннер честно, но с насмешкой, и Бо ничего не понял.
Юный археолог пинком открыл вход, и порыв песчаного ветра едва не сбил мальчиков с ног. Вход вёл в длинный, тёмный и пыльный зал. Стены были увешаны множеством незажжённых факелов и расписаны иероглифами от пола до потолка. По всему залу, как разорванные занавески, висела паутина. Ясно было, что нога человека не ступала в эту пирамиду тысячи лет.
Бо схватил факел со стены и вытащил из кармана коробок спичек. Затем зажёг одну спичку о молнию своей же куртки и подпалил факел. Коннер снял с рюкзака карманный фонарик и несколько раз треснул им об стену, пока не заработала батарея. Мальчики побежали по залу в глубь пирамиды.
Зал служил лишь началом многомерного лабиринта. Как только они добрались до развилки и Коннер выбрал дорогу, Бо специально побежал в другую сторону, надеясь добраться до гробницы фараона раньше. Коннер только закатил глаза и пошёл тем путём, который должен был привести его к гробнице быстрее.
После целой мили узких проходов, крутых лестниц и резких поворотов Коннер оказался в огромной комнате в самом низу пирамиды. Множество гробниц стояли вдоль стен, как книги на огромной полке. В них лежали мумифицированные тела воинов фараона. Комната служила серединой лабиринта, который продолжался по другую её сторону.
Бо вбежал в зал несколькими секундами позже Коннера. Он раскраснелся и запыхался. Очевидно, археологу найти дорогу в лабиринте оказалось сложнее, чем Коннеру. Бо потрясённо огляделся. Столько гробниц в одном месте он ещё не видел.
— Что это? — спросил он.
— Армия фараона, — ответил Коннер.
Бо увидел продолжение лабиринта и побежал в другой конец зала, надеясь опередить Коннера.
— Нет, стой! — завопил ему Коннер.
— Ага, старайся, я не поведусь на…
Бо задел ногой верёвку, такую тонкую, что её было почти не видно. Верёвка лопнула, и два огромных металлических гонга свалились с потолка и рухнули на пол по обе стороны от Бо. Грохот был таким оглушительным, что мальчики зажали уши.