«Обезьяны — отверженные. Они называют себя великим народом, готовым свершить великие дела в джунглях, но падает орех, им делается смешно, и они все забывают».
Бандерлоги — пародия природы, карикатура на людей, они — полудикари, фальшивые наследники, бездумно живущие в руинах чужого города и самонадеянно считающего его своим:
«Обезьяны часто садились кружками в зале совета короля, чесались, отыскивали блох и притворялись людьми. Иногда же то вбегали в дома без крыш, то выбегали из них, складывали куда-нибудь куски штукатурки и старые кирпичи, тотчас же забывая, куда спрятали их».
Примерно так Киплинг представлял себе постколониальный мир, из которого вычли его и Маугли.
Исторические романы читают, чтобы погрузиться в ушедшую эпоху, приключенческие — чтобы ее подслушать.
Я уже говорил, что не читаю книг без карты, но для приключенческих романов нужен еще и прежний глобус. Как тот, что я нашел на блошином рынке в Англии, у отставного, хочется думать, полковника. Алой краской империи на нем помечены все двести владений, исключая, конечно, самое знаменитое — Соединенные Штаты. Допотопная вечность, запертая в глобусе, помечена 1905 годом. Хорошо, хоть земля — круглая. Бледный, как глаза северян, Мировой океан перерезают пунктиры пароходных трасс. В Старом Свете они густеют у Суэца, в Новом — вокруг мыса Горн (Панамский канал еще не прорыли). В пустынях намечены караванные пути: Тимбукту — Триполи. И в каждом краю — колониальный прейскурант: индиго, финики, шали, чай, рабы, перья страуса.
Приключенческий роман не пережил этого глобуса. Он не может существовать в эпоху сомнений и политической корректности. На нашу долю остались безжизненные стилизации — бандерлоги жанра. Имитируя активность, эти pageturners заставляют читателя переворачивать страницы, но в новых приключениях нет того, что вдохновляло старые, — колониального подтекста. Пафос империй сгинул вместе с ней в тот летний мир, над которым никогда не заходило солнце.
Source URL: http://www.novayagazeta.ru/society/2459.html
* * *
Футбол как религия - Общество
Общество / Выпуск № 73 от 9 июля 2010 г.
Каждая страна ждет гола, словно телеграммы с неба. И только Америка самозабвенно пинает дыню
09.07.2010
<img src="http://www.novayagazeta.ru/views_counter/?id=2778&class=NovayaGazeta::Content::Article" width="0" height="0">
Говорят, что футбол — вопрос жизни и смерти.
— Чепуха, — отвечают придумавшие его англичане, — футбол намного важнее.
Пытаясь понять, кто прав, я слежу за чемпионатами 44 года и помню все финалы. Раньше, впрочем, меня волновал не только спорт, но и политика. Сильнее всего я переживал за чехов, когда они отомстили за Пражскую весну. Но то был не футбол, а хоккей, и два уже несуществующих государства. Чуть позже я открыл футбол голландцев: Круифф и компания. Они играли, как «Битлз»: широко и свободно. Казалось, что их всегда больше, чем соперников. Точные и стремительные, оранжевые проникали, куда хотели, двигаясь по полю, словно ртуть.
Я знаю, что говорю, потому что как раз в те годы мне довелось служить в одной малахольной конторе, где в мои обязанности входил сбор ртути из негодных градусников. У почвоведов они бывают огромными, и ртути набиралось с целую клизму. Добыть ее, однако, стоило больших трудов, потому что жидкий металл растекался неуловимо и непредсказуемо. Как голландцы, исповедовавшие тотальный футбол. Теперь так уже не играют. Голы стали дороже, и к победе идут любой ценой, но футбол меня пьянит по-прежнему.
Чемпионат включает особый режим, избавляющий от обычной жизни. Днем я матчи смотрю, вечером пересказываю, по ночам они мне снятся. Весь месяц я ем, что придется, газету начинаю со спорта, в гостях сажусь с болельщиками и с ужасом жду, когда все кончится.
Высшая форма эскапизма (Голливуд отдыхает), футбол — каникулы души, и я люблю всех футболистов, кроме, разумеется, знаменитых защитой и притворством итальянцев. На них приятнее всего смотреть, пока исполняют гимн: и музыка приятная, и сами — красивые. Остальные, густо покрытые татуировкой, напоминают бриттов и галлов времен Юлия Цезаря, причем столь же неудачливых. Архаизм футбола царит не только на поле, но и на трибунах. Все тянутся к корням. Мексиканские болельщики одеваются ацтеками, датские — викингами, швейцарские — коровами, американские — Элвисами. Всех, однако, объединяет та же страсть, и в этом — великая сила футбола: покорив человечество, он сделал его единым. Кто станет спорить с тем, что ФИФА обладает большей властью, чем ООН или Ватикан, даже вместе взятые.
Перед футболом все равны, словно Давид перед Голиафом. Поэтому география футбола причудлива, как история представленных им стран. Только на зеленом поле та же Голландия — все еще великая держава, в которой когда-то не заходило солнце. И только в футболе США на равных сражаются со Словенией, которую американцы не могут отличить от Словакии, не говоря о том, чтобы найти на карте.
Безразличие к масштабу поднимает футбол над миром — как бога. Поклоняться ему могут все, кто хочет, а хотят все, кто может. В сущности, футбол — единственная мировая религия, которой всех удалось обратить в свою веру, обычно без войн и почти без крови. Об этом мечтали все фанатики, но зря: на земле никогда не было единой религии — кроме футбола. В меру ревнивая и без меры терпимая, она открыта всем, кроме тех, кто играет руками. Простая, дешевая, общедоступная и понятная, она не боится соперников, ибо каждому разрешает молиться себе по-своему. Захватив планетарное сознание, бог футбола стал его хозяином.
Чтобы стать мировой, религия не обязательно должна обещать больше, чем давать. Вера ведь не всегда подразумевает загробную жизнь. Будда о ней молчал, и Конфуций, и Ветхий Завет. Религия — о другом. Указывая альтернативу, она вносит в нашу жизнь сверхъестественное измерение.
— Поэтому, — объясняю я жене, — футбол несовместим с работой.
— Не в Америке, — отвечает она.
И действительно — неоспоримый факт бесконечной важности заключается в том, что американцы обладают стойким иммунитетом к футболу. С этим никто ничего не может сделать. Ни Пеле, игравший на Восточном берегу, ни Бекхэм, играющий на Западном, ни победы американской сборной, ни ее поражения. В среднем каждый матч нынешнего чемпионата смотрело меньше одного процента населения США. В Японии – глухой ночью — 40%, в России — треть мужчин, в Бразилии — вся страна, включая женщин, детей и животных.