Аякс — страница extra из 13

(не видимая Одиссею)

Всегда, как посмотрю, о сын Лаэрта,

Врагам удар готовишь ты нежданный.

Вот и сейчас: среди шатров Аякса,

Где стан уперся в море, ты давно

Здесь рыскаешь и, вижу, измеряешь

След свежий стоп его, узнать стремясь,

В шатре он или нет, — ты, как собака

Лаконская,[1] вынюхиваешь цель.

Аякс — в шатре: с лица его и дланей,

10 Державших меч убийства, льется пот.

Засматривать тебе не надо в дверь, —

Скажи, чего ты ищешь столь усердно:

Я знаю все — и помогу тебе.

Афины голос — из бессмертных всех

Любимейшей!.. Пусть ты незрима, — внятен

Мне голос твой: он отдается в сердце,

Как звук трубы тирренской[2] златоустой.

Меня узнала ты… Да, я кружусь

Вокруг врага — Аякса-щитоносца,

20 Его ищу, и никого другого, —

Затем, что этой ночью он свершил

Неслыханное… если вправду — он…

Ничто еще не ясно, мы в сомненье,

И добровольно взялся я за розыск.

Сейчас мы обнаружили, что кем-то

Наш скот разогнан весь и перебит.

И пастухи погибли со стадами.

В преступном деле все винят его.

Один из стражей видел, как он полем

30 Шагал один с мечом окровавленным, —

И нам донес. Сейчас же по следам

Я бросился. И вот — то убеждаюсь,

Что след — его, то сам не знаю, так ли.

Ты появилась вовремя, — как прежде,

Так и сегодня мной руководи.

Я, Одиссей, все знаю и явилась

Быть верным стражем в поисках твоих.

Владычица, тружусь я не напрасно?

Нет, ибо он то дело совершил.

40 Но что причиной безрассудной бойни?

Доспех Ахилла…[3] Мучился он гневом.

А для чего ж бросаться на стада?

Мнил обагрить он руки вашей кровью.

Так замышлял он погубить аргивян?[4]

И погубил бы, если бы не я.

Как он решился на такую дерзость?

Пошел на вас один и ночью, тайно.

И что же — подошел он близко к нам?

Вплотную подошел к шатрам вождей.

50 Но как сдержал он руку, в жажде крови?

Я удержала, на глаза ему

Набросив тьму слепого ликованья:

На скопище добычи неделеной,

Хранимой пастухами, погнала.

Он ринулся и, все кругом круша,

Ваш скот перерубил. Воображал он,

Что, захватив, разит двоих Атридов[5]

Иль что других преследует вождей.

Я возбуждала дух его заблудший

60 Припадками безумья — в сеть толкала.

А он, закончив свой нелегкий подвиг,

Связал быков, оставшихся в живых,

И прочий скот и, будто бы людей,

Привел в шатер рогатую добычу.

Теперь он привязал их и бичует.

Я покажу тебе, как очевидно

Безумен он, — а ты своим расскажешь.

Постой же здесь, будь твердым, — от него

Не жди себе беды: его глаза

70 Я отведу, чтоб он тебя не видел.

Эй! Полно руки пленников терзать

Оковами! Сюда! Тебя я кличу,

Аякс! Тебя я призываю. Выйди!

Зачем, Афина? Нет, не кличь его!

Стой молча, ожидай — не будь же трусом.

Молю богами, пусть он не выходит…

Чего страшиться? Он же человек!

Но твоему слуге он был врагом.

Не сладостно ль смеяться над врагами?

80 Доволен я и тем, что он в шатре.

Страшишься, видно, ярости его?

Будь он в рассудке, я бы не страшился.

Не бойся, он тебя и не приметит.

Возможно ли? — его глаза при нем…

Он зряч, но мглой ему подерну очи.

Искусны боги — все доступно им.

Теперь молчи и смирно стой на месте.

Стою… но лучше б отойти подальше…

Аякс! Аякс! Зову тебя вторично, —

90 Что ж мало так союзницу ты чтишь?

Привет тебе, Афина, Зевса дочь!

Приход твой кстати: одарю тебя

Я золотом чистейшим в честь победы.

Да будет так… Но расскажи: свой меч

Ты вдосталь обагрил аргивской кровью?

Не отрицаю — есть чем похвалиться!

Ты на Атридов тоже поднял руку?

Впредь никогда не оскорбят Аякса!

Они убиты — так я поняла?

100 Мертвы! — пускай теперь доспех отнимут!

Так, так… А где ж Лаэрта сын? Какая

Его судьба постигла? Спасся он?

Ты разумеешь хитрую лису?

Да. Где же Одиссей, соперник твой?

В шатре сидит, владычица… Он связан…

Так лучше… пусть не сразу он умрет.

А что же дальше? Что еще предпримешь?

Что? — привязав его к столбу, в шатре…

Какую казнь несчастному готовишь?

110 Пусть изойдет он кровью под бичом.

Не мучай ты беднягу столь жестоко…

Во всем ином — твоя, Афина, воля…

Но будет он казнен лишь этой казнью.

Что ж, исполняй намеренья свои —

Дай волю гневу, коль тебе отрадно.

Иду. За дело! А тебя молю:

Пребудь всегда союзницей моею!

Вот, Одиссей, как власть богов сильна.

Кто из мужей разумней был в советах,

120 Кто в нужный час решительней в делах?

Нет никого… Горюю об Аяксе,[6]

Пусть он мой враг, — он истинно несчастен,

Постигнутый тяжелым помраченьем.

Его судьба… моя, — не все ль одно?

Я думаю: мы все — живые люди —

Лишь призраки, одни пустые тени!

Вот видишь… Будь же сдержан, никогда

Не оскорбляй бессмертных чванным словом,

Не будь надменен, ежели другого

130 Богатством ты иль силой превзошел.

Любой из смертных может в день единый

Упасть и вновь подняться. Мил богам

Благочестивый, гордый — ненавистен.

О Аякс Теламонид, ты крепко стоишь

На земле Саламина[7] морского, средь волн!

Мне дела твои славные — радость.

Но, увы, поразил тебя Зевсов удар,

Оклеветан ты злостно данайцев[8] враждой, —

Ужас полнит мне сердце, я весь трепещу,

140 Как о легких крылах голубица.

Нас минувшею ночью в смятенье поверг

Слух позорный, что вышел ты будто в луга,

Где раздолье коням, и стада порубил —

Всю данайцев добычу,

Ту, что им после долгих досталась боев, —

Поразил ты сверкающим острым мечом.

Распуская облыжно пустую молву,

Всем нашептывать стал про тебя Одиссей.

150 Сплетник всех убедит! Кто теперь клевете

Не поверит?.. Доволен рассказчик, а тот,

Кто рассказчику внемлет, — и вдвое!

Любо всем издеваться над горем твоим,

Все в великую душу без промаха бьют!

Нет, когда б обо мне стали так говорить,

То никто не поверил бы вздорным словам, —

Ибо зависть от века за сильным ползет.

Мелкий люд без поддержки могучих людей —

Для стены крепостной ненадежный оплот.

160 Малый держится, если великий при нем,

А великий — коль малый с ним рядом стоит…

Но подобные мысли напрасно внушать

Тем, кто отроду скуден умом, — а меж тем

Эти люди злословят теперь про тебя.

В этом деле тебе мы не в силах помочь, —

Сам себе ты на помощь приди, государь:

На глазах у тебя не решатся шуметь,

А вдали расшумелись, что птичьи стада.

Устрашились бы коршуна, если бы ты

170 Показался нежданно, — затихли бы вмиг

И безмолвно к земле бы припали!

Не Артемида ль Бычица[9], дочь Зевсова, —

Ширится быстрая молвь!

Стыд и позор! — не богиня ль внушила

Тебе на стада, на добро всенародное, ринуться?

Ее не почтил ты, быть может, плодами победы,

Доспехами лучшими? Иль, на оленя охотясь,

Без приношенья оставил?

Иль бог Эниалий[10] в медной броне, оскорбленный,

180 Отмстил за обиду копейщика, богу союзного,

Хитростно беды ночные наслав?

Сын Теламонов, с пути ты не сбился бы,

Если бы воля твоя.

Нет, никогда на стада не напал бы.

Посланница божья постигла — болезнь…

Удержите ж,

О Зевс с Аполлоном, Атридов язык злоречивый!

Повсюду обманную сеют в народе молву

Владыки великие с гнусным

Отродьем нечистого, падшего рода Сизифа.[11]

190 О царь, перестань клевету поощрять недостойную,

Лик свой скрывая под сенью шатра!

Брось же убежище!

Выйди, выйди! Слишком долго

Медлишь в бездействии,

Позабыв о бранной славе, —

Лишь раздуваешь ты гнев небес.

А вражий навет

Широко разносится

По дубравам с тиховейным

200 Ветром,

И смеются громко люди злые,

И не проходит моя печаль.

Корабельщики, люди Аякса-царя,

Эрехфидов[12] туземных потомки!.. Увы!

Горе горькое!.. Здесь, на чужбине, одни

Тщимся мы оберечь Теламонов очаг.

А могучий Аякс, устрашенье врага,

Распростерся в шатре,

Помраченный душевною бурей.

210 Но какое же горе с собой принесла

День сменившая ночь?

Телевтанта-фригийца дочь,[13] расскажи:

С бою взятое брачное ложе любя,

Друг — Аякс необорный лелеет тебя, —

Все ты знаешь и можешь поведать.

Как рассказ поведу, как слова я найду?

Знай: несчастье случилось. Что смерть перед ним?

Этой ночью, безумьем нежданным объят,

Достославный себя опозорил Аякс.

220 Сам взгляни — ты увидишь под сенью шатра

Груды залитых кровью, растерзанных жертв, —

Туши павших от длани Аякса.

О, весть плачевная! О, доблестный Аякс!

Не доверять — нельзя, перенести — нет сил…

Знатные в стане аргивяне слух повторяют,

Голос народа молву разносит.

Горе! Страшен мне день грядущий.

Нет сомненья: погибнет славный —

Мечом своим почернелым,

230 Дланью своей безумной

Быков убивший

И верховых

Сразивший пастухов.

Увы!.. Потом… потом он привел

С собой захваченные стада.

Одних зверей душил, повалив,

Других рвал надвое, брюхо вспоров,

Двух белых баранов схватил — одного

Обезглавил вмиг, и отсек язык,

240 И прочь отшвырнул.

Другого в шатре к столбу привязал

И, привязь конскую взяв, скрутил

И сечь стал звонким двойным бичом,

Ругаясь дурно, — не люди, но бог

Внушал те речи безумцу.

Как видно, нам пора иль головы накрыть

Да незаметно прочь бежать от здешних мест,

Иль на скамью корабельную сесть и, схватившись

За быстрые весла, судно погнать

250 По простору широкого моря…

Нам расправа грозит от Атридов

Двоедержавных… Страшно

С ним вместе принять страданье!

Побьют и нас

Камнями с ним,

Чей необорен рок!

Прошло… Затих, как порывистый Нот[14]…

Нет больше молний… Разум вернулся, —

Но скорбью он новой теперь томим.

260 Смотреть в себя, зреть муки свои,

Зная, что сам ты виновник мук, —

Вот истинное страданье.

Покой, конечно, принесет отраду:

Не столь томит минувшая беда.

Будь выбор у тебя, что ты избрал бы:

Знать радости ценой страданья близких

Иль с близкими страдать и самому?

Двойная мука хуже, госпожа.

Но муки нет, и все же мы несчастны.

270 Что говоришь? Тебя не понял я.

Аякс — доколе пребывал в безумье —

Сам услаждался бедствием своим,

А я была в рассудке и страдала.

Теперь, когда он стих, придя в себя, —

Томиться начал тягостною скорбью,

И я — не меньше прежнего, с ним вместе.

Не вдвое ль эта мука тяжелей?

Согласен и боюсь: не бог ли некий

Его разит, — когда покой желанный

280 Не сладостней ему, чем злой недуг?

Ты верно судишь: так оно и есть.

С чего же началась беда лихая?

Скажи — ведь мы с тобой страдаем тоже.

Узнайте же, коль делите с ним горе…

В полночный час, когда уже погасли

Вечерние огни, взяв меч двуострый,

Он устремился вон, без всякой цели.

А я — его бранить: что ты надумал,

Аякс? Куда стремишься ночью? — вестник

290 Тебя не звал, не слышно было звука

Военных труб… сейчас все войско спит…

А он в ответ обычные слова:

— Жена! Молчанье — украшенье женщин!.. —

Замолкла я — он выбежал один.

Не знаю, что творилось там, снаружи, —

Он возвратился, связанных ведя

Коров, собак-овчарок — всю добычу

Косматую!.. Тех обезглавил, этих

Передушил, им брюхо распоров,

300 Других связал и сечь стал, как людей,

А бил он скот!.. Потом из двери вышел

И там, заговорив с незримой тенью,

Стал поносить Атридов, Одиссея —

И громким смехом месть торжествовал.

Потом ворвался вновь в шатер, и тут

К нему помалу возвратился разум.

Он оглядел шатер, всю мерзость в нем,

Схватился за голову, завопил,

Сел на останки перебитых жертв

310 И, в волосы себе вцепясь, ногтями

Их рвал. Так долго он сидел… Потом

Стал угрожать мне страшными словами,

Коль я не разъясню, что приключилось,

И спрашивал, что делается с ним.

Я, милые, в тот миг перепугалась —

И рассказала все, что только знала.

И тотчас он так жалко застонал,

Как не стонал при мне еще ни разу.

Он говорил, бывало, что у трусов,

320 У малодушных стон такой, — а сам

Все продолжал стонать, негромко, глухо —

Мычал, как бык… В отчаянье глубоком

Он и сейчас. И не пил и не ел,

Лежит, безмолвный, посреди животных,

Которых сам мечом своим сразил…

И ясно по словам его и воплям:

Недоброе замыслил он… Войдите ж,

Друзья мои, — затем я и пришла, —

И помогите, ежели вы в силах:

330 Таких, как он, речь друга покорит.

Текмесса, Телевтанта дочь, ужасен

Рассказ твой: он сошел с ума от горя.

(за сценой)

Увы! Увы мне!

Ему как будто хуже… Или вы

Не слышите, что на крик он кричит?

(за сценой)

Увы! Увы мне!

Что с ним? Он бредит?.. Или память вновь

Томит его той мукой неотступной?

(за сценой)

Увы! О, сын мой, сын!

340 О, горе!.. Еврисак, тебя он кличет…

Что он задумал?.. Где ты?.. Горе мне!

(за сценой)

Зову и Тевкра[15]… Где же Тевкр? Добычу

Все грабит безо времени?.. Я гибну…

Нет, он в своем уме… Откройте дверь:

Меня он устыдится, может быть.

Сейчас приотворю, и ты увидишь,

Что натворил он и каков он сам.

Увы!

Друзья моряки! Вы, верные мне,

Доныне одни свой долг соблюли.

Здесь я, други… А вокруг —

Смотрите! — встал кровавый вал,

Бурей лихой гонимый.

Твои слова, к несчастью, подтвердились:

350 Сомненья нет — безумным стал Аякс.

Увы!

Вы, стойкий народ, корабельный оплот,

Чьи взносятся весла над безднами вод!

Вы — единственная помощь

Против горьких бед моих…

Сжальтесь, молю… убейте!

360 Недоброго не молви: злом не мысли

Зло излечить — лишь усугубишь муку.

Подумай! — храбрец,

С душою высокой,

Которому страх

Неведом в боях,

Вдруг — грозный — напал

На смирных животных!

Увы!.. Не смешно ли?..

Позор мне и стыд!

370 Аякс-властитель, перестань, молю.

Ты не ушла еще? Прочь!.. Уходи!

Увы!.. Увы!..

Смирись, бессмертных ради, образумься.

Злосчастный!.. Из рук упустил

Злодеев своих!..

На круторогих быков напал,

На шумливые отары

Коз — потоки

Их черной крови пролил!

380 Зачем страдать о том, что миновало?

Таков закон: что было раз, то было.

Все зрящий насквозь,

Всех бедствий орудье,

Хитрец Одиссей,

Грязнейшая мразь!

Срам войска!.. Увы!

Теперь ты ликуешь!

Злорадно теперь

Хохочешь, злодей!

390 И смех людской и слезы — в воле вышних.

О! Встретиться бы с ним… пусть я повержен…

Увы! Увы мне!

В такой беде не будь самонадеян.

О Зевс, прародителей прадед![16]

Убить бы его, —

Гнусную мразь, болтуна!

И братьев двоедержавных —

И самому

Потом расстаться с жизнью!

400 Так говоря, желай и мне кончины, —

К чему мне жить, когда ты будешь мертв?

Увы!

Один свет мне — тьма…

Ты, Эреб, для меня

Светлей света дня.

Прими, о, прими

В обитель свою,

Прими жильца, недостойного

Взирать на богов бессмертных

410 И недостойного помощи

Недолговечных людей!

Горе! Зевсова дочь,[17]

Грозная богиня,

Страдальца к гибели гонит.

Ах, куда пойду?

Где приют найду,

Если, други, отныне все прошлое сгинуло,

И вокруг меня

Безумной бойни жертвы,

420 И все полки двоих Атридов

Смерть мне сулят?

Ах я, несчастная! — в рассудке здравом

Он век таких не вымолвил бы слов!

О шумное море!

О вы, берега,

Пещеры, луга!

Как долго, долго

Медлил я здесь,

Близ вражьей Трои!.. Но полно,

430 Здесь доле живым не останусь…

Не удержать вам Аякса… все,

Рассудком здравые, знайте!

Ты, о ближний Скамандр,[18]

К морю льющийся, славу

Аргивян лелеявший!.. Нет,

Не видать тебе

Впредь Аякса… Пусть

Горды речи его, — но не видела Троя

Равного ему

440 Среди приплывших морем

Из Эллады… И вот, позорно,

В прах он повержен!

Как удержать его?.. Невыносимо

Мне слушать этот вопль из бездны бедствий.

Ай-ай!.. Аякс![19] Кто только мог подумать,

Что роковым окажется созвучье

Меж именем моим и криком скорбным!

Поистине — стенать мне и стенать!

Родитель мой[20] был первым удостоен

450 Награды бранной, он от этой Иды[21]

Со славою вернулся в дом родной.

А я, вступив на тот же берег Трои,

Я — сын его, не менее могучий, —

Чья длань свершила подвиги не меньше,

Отринутый аргивянами, гибну…

Но твердо верю: если бы Ахилл

При жизни объявил, кому наградой

За доблесть присудить его доспех,

Награду получил бы только я.

460 Атриды ж, обойдя меня, вручили

Доспех ему, способному на все.

Когда б глаза и ум мой не затмились,

Не извратили замыслов моих,

Не состоялся б этот суд неправый.

Но Зевсова, с ужасным взором, дочь —

Неодолимая — мне ум смутила,

Когда на них я длань вооружал, —

И обагрил я руки скотской кровью!

Наперекор мне смерти избежав,

470 Они хохочут!.. Но когда вредить

Бессмертные начнут, последний трус

Спасется от могучего… Что ж делать?..

Богам я, очевидно, ненавистен,

И эллинскому войску, и троянцам

Со всем их краем… Не уплыть ли к дому

Эгейским морем, бросив здесь Атридов, —

Отчалить?.. Но с какими я глазами

Явлюсь к отцу? И как потерпит он,

Что возвращаюсь с голыми руками,

480 Без воинских наград, не раз венчавших

Его с великой славой?.. Невозможно!..

Или к троянским броситься стенам,

Там биться одному и честно пасть?..

Но этим лишь обрадую Атридов…

Не быть тому! Найти мне должно способ

Отцу седому доказать, что сын,

Рожденный им, не малодушный трус.

Позорно мужу долгих жаждать дней,

Когда от мук не видно избавленья.

490 Какая радость день за днем влачить

И только лишь отодвигать кончину?

Не нужен мне и даром человек,

Питающий надежды по-пустому.

Нет, благородный должен славно жить

И славно умереть. Я все сказал.

Никто не обвинит тебя, Аякс,

В неискренности: это — голос сердца.

Но перестань, оставь такие мысли

И дай друзьям тобой руководить.

500 Властитель мой, Аякс! Для человека

Нет бедствия печальней рабской доли.

Родитель мой — свободный: он ли не был

Среди фригийцев знатен и богат?

А я в рабынях… Так судили боги, —

Вернее, мощь твоя… Взойдя на ложе

С тобой, Аякс, твоей навек я стала.

О, заклинаю Зевсом-Домодержцем

И ложем брачным, сочетавшим нас, —

Не допусти, чтоб, отданная в руки

510 Твоих врагов, обиды я узнала.

Едва умрешь, едва меня покинешь,

Знай, в тот же день меня захватят силой

Аргивяне, и нам с твоим ребенком

Обоим есть придется рабский хлеб.

И кто-нибудь из них, господ, уколет

Мне сердце горьким словом: — Вот подруга

Аякса, первого в аргивской рати.

Как сладко ей жилось — и вот кем стала! —

Так скажет он… Тяжка мне будет доля, —

520 Но срам падет на род твой и тебя.

Стыдись отца, которому готовишь

Ты злую старость, матери своей,

Годами древней, день и ночь молящей,

Чтобы живым вернулся ты домой.

О, сжалься, царь, над сыном! Без тебя

Он будет жить заброшенным ребенком

Среди опекунов немилых. Сколько

Нам бед сулит обоим смерть твоя!

Надеяться мне не на кого боле…

530 Копьем своим мой край родной когда-то

Ты разорил. Второй удар судьбы:

Мать и отец в Аид переселились…

Где я найду отчизну, где богатства,

Тебя утратив? Ты — вся жизнь моя.

Подумай обо мне — ведь должен муж

О радостях любви лелеять память.

В нас чувство благодарное родится

От чувства благодарного, — супруг,

Забывший нежность ласк, неблагороден.

540 Аякс, хочу, чтоб ты был так же тронут,

Как тронут я… Одобри речь ее.

Одобрю, несомненно — если только

Исполнить согласится, что велю…

О милый мой Аякс, я все исполню!

Хочу увидеть сына… принеси…

Его упас от гибели мой страх.

Когда со мной был приступ?.. Так я понял?

С тобою встретясь, мог он умереть.

Теперь, пожалуй, это было б кстати…

550 Но я сумела избежать беды.

Твою предусмотрительность хвалю.

Так чем же услужить могу тебе?

Дай с ним поговорить, его увидеть…

Он близко, здесь, под наблюденьем слуг.

Так почему же медлит он прийти?

Мой сын! Отец зовет! Эй, кто-нибудь!

Сюда его за ручку приведите!

Что ж не идет? Или не слышал зова?

Да вот уже слуга ведет его.

Входят наставник с Еврисаком.

560 Веди его, веди… Не устрашится

Он зрелища недавнего убийства —

Недаром же он сын мой кровный! С детства

Пускай к крутому привыкает нраву

Отца — и уподобится ему.

О сын мой! Будь счастливей, чем отец,

Но схож с ним в остальном… дурным не будешь!

А я сейчас — завидую тебе:

Не чувствуешь всех тяжких мук моих.

Блаженна жизнь, пока живешь без дум,

570 Пока не знал ни радостей, ни скорби.

Но срок придет — еще врагам покажешь,

Каков твой нрав и кто родитель твой.

Пока питай дыханьем легким ветра

Жизнь юную[22] — ей, матери, на радость.

Уверен я, — ахеец ни один

Не оскорбит тебя хулою гнусной

И без меня; блюстителем твоим

Я верного оставлю Тевкра. Пусть

Его здесь нет — врагов он где-то гонит…

580 А вы, бойцы, мой полк морской, — я с просьбой

К вам обращаюсь: окажите милость

И передайте Тевкру мой наказ, —

Чтоб он ко мне, в мой дом, отвез младенца;

Пусть Теламон и бабка Эрибея

В нем обретут поддержку древних лет.

А мой доспех — его да не присудят

Ни судьи, ни губитель мой — ахейцам.

Ты сам — «Широкощитый»![23] Ты бери

Мой щит непрободимый, в семь слоев,

590 И за ремень держи, прошитый крепко.

Пусть остальной доспех сожгут со мной.

А ты скорей возьми ребенка, дома

Укройся, не стенай перед шатром,

Брось плакать… Женщины слезолюбивы!

Скорее же!.. Не станет умный лекарь

Творить заклятья там, где нужен нож.

Страшит поспешность страстная твоя,

И этих слов не по душе мне резкость.

О властелин Аякс, что ты задумал?

600 Брось спрашивать-выпытывать, будь скромной.

О скорбь!.. Во имя твоего ребенка

И всех богов: не предавай ты нас!

Ты досаждаешь мне… Не знаешь разве,

Что у богов уже я не в долгу?

Не богохульствуй.

Говори другому.

Не хочешь слушать?

Много говоришь.

Но страшно мне…

(слугам)

Скорей ее заприте!

Текмесса

Смягчись, молю богами!

Ты безумна,

Теперь уж поздно нрав мой изменять.

610 О Саламин знаменитый, встал

Ты, сияя, средь волн морских!

Всем немеркнущей светишь славой!

А я свои дни, злополучный,

Влачу на полях троянских, —

Счет потерял годам!

Как камень, стерся в потоке лет!

Одну лишь храню надежду, —

В ней радости нет! — что скоро

Я уйду в обитель мрака,

620 В устрашающий Аид.

Новый на нас ополчился враг:

Божьим болен Аякс недугом —

Неисцелимо. Увы, увы!

Его ли не провожали

Мощного в грозный бой

В те дальние дни… А ныне

Великой скорбью он стал друзьям.

Деянья, доблесть его

Забыты, увы… забыты… —

630 Ибо сердца нет в Атридах,

Благодарность им чужда.

Когда старуха мать

В сединах преклонных лет

Злую услышит весть,

Весть, что сын дорогой

Жертвою стал безумья,

Скорбную-скорбную песнь

Затянет несчастная… Нет,

Не стон соловья,

640 Не пенье птицы печали,

Нет, раздирающий душу

Вопль раздастся… Руками

Станет старая грудь поражать,

Космы терзать седые.

Тому, кто болен безумьем,

Отрадней скрыться в Аид!

Славных потомок отцов,

Лучшим Аякс уродился

Из ратоборцев ахейских,

650 Но ныне с нравом своим

В тяжком разладе… сам

Себя потерял…

О несчастный отец! Какая

Ждет тебя весть! — непосильная

Сына постигла напасть, —

Такой досель ни один Эакид,

Кроме него, не ведал.

Безмерное, превыше чисел, время

Скрывает явь и раскрывает тайны.

660 Всего ждать можно… Время сокрушает

И клятв ужасных мощь, и силу духа.

Вот так и я, выносливый на диво,

Смягчился вдруг, остыл, как меч в воде,

От женских слов — и жалко мне оставить

Среди врагов вдовицу с сиротой.

Пойду к местам купальным, на луга

Прибрежные, очищусь омовеньем —

Да отведу богини тяжкий гнев.

Там отыщу нехоженое место —

670 И спрячу ненавистный этот меч,

От глаз людских подальше закопаю.

Ночь и Аид там да блюдут его.

С тех пор как меч тот получил я в дар

От Гектора,[24] от злейшего врага,

Я доброго не видел от аргивян.

Народная правдива поговорка:

«Дар от врага не впрок: дар, да не дар»…

Итак, теперь я уступать решил

Богам. Отныне буду чтить Атридов,

680 Им подчинюсь, они — вожди… А как же?

И мощь и крепость уступают сану.

Так по снегу ходящая зима

Склоняется пред летом плодоносным;

Так раздается ночи темный купол

Пред лучезарным белоконным днем;

Спадает ветер яростный — и море

Стенать перестает; сон всемогущий

Не вечно в путах держит человека…

Что ж нам не научиться быть разумным?

690 Я — научусь… Недавно понял я,

Что недруга должны мы ненавидеть,

Но знать, что завтра можем полюбить;

И другу быть опорою, но помнить,

Что недругом он может завтра быть.

Да, часто ненадежна пристань дружбы…

Все будет хорошо… А ты, жена,

Иди в шатер и помолись, чтоб боги

Исполнили желания мои.

Вы также, о друзья, меня уважьте:

700 Скажите брату Тевкру, лишь прибудет,

Чтоб помнил нас — и вас бы не забыл.

А мне… идти мне надо… Поступайте ж,

Как я сказал — и скоро, может быть,

Узнаете, что отстрадал страдалец.

О, трепет радости! Я окрылен, ликую!

Ио! Ио! Пан! Пан!

Пан, о странник морской, явись,

Божественных хороводов царь,

Покинь Киллены кремнистый кряж[25]

710 С бурей снежной, о Пан! Сойди!

Ныне нисский и кносский пляс —

Безыскусный — затей, зачни,

О Пан, Пан!

К пляскам нынче лежит душа.

Ты, пересекши

Море Икарово,[26]

Аполлон-Делиец, зримо

Нам явись,

Приди, приди —

720 И благосклонен во веки веков

К нам будь!

Отвел Арей от наших глаз несчастья тучу.

Ио! Ио! Вновь, Зевс,

Ясный свет благодатных дней

Быстроходным светит судам,

Ибо ныне забыл Аякс

Про обиду, свершил Аякс

Приношенье священных жертв,

С благочестием вящим вновь

730 Богов почтил.

Истинно, время стирает все.

Что несказанным,

Невероятным

Назову, когда Аякс

Ныне, на счастье,

Отрекся нежданно

От распри былой, от великой вражды

К Атридам!

Во-первых, други, сообщить спешу,

740 Что Тевкр явился только что с Мизийских

Высот. Но как пришел к шатру вождей,

Аргивяне его позорить стали

Все как один. Узнав, что прибыл он

Из своего похода, окружили

И начали язвить, кто как умел, —

Что он, мол, брат безумца, лиходея,

Предателя; что надобно бы смертью

Его казнить, побить его камнями.

И до того дошло, что уж мечи

750 Повыхватили, — наивысшей силы

Достиг тут крик, но умиротворило

Его благоразумных старцев слово…

Да… где ж Аякс?.. Ему поведать надо:

Он прежде всех об этом должен знать.

Его здесь нет, он только что ушел —

И чувства в нем и разум обновились.

Увы, увы!

Я слишком поздно с вестью был отправлен

Иль мешкал сам, да вот и опоздал!

Но почему обеспокоен ты?

760 Тевкр наказал, чтоб из шатра Аякс

Не выходил, доколь он не прибудет.

Но вышел он с прекраснейшею целью:

Умилостивить хочет гнев богов.

Или твои слова полны безумья,

Иль не в своем уме пророк Калхант.[27]

О чем же он пророчит?.. Что ты знаешь?

Вот что я знаю, вот чему свидетель:

От места, где вожди сидели в круге,

Вдруг отошел Калхант и в отдаленье,

770 Приветливо руки коснувшись Тевкра,

Настойчиво советовал ему

Весь день сегодня средствами любыми

Аякса удержать в его шатре,

Коль он живым желает видеть брата;

Божественной Афины гнев лишь ныне

Преследует его — так он сказал.

Пустых, самонадеянных людей

Ввергают боги в бездну тяжких бедствий, —

Сказал гадатель, — стоит человеку

780 Забыться и судить не по-людски.

Аякс и в путь пускался безрассудным, —

Внять не хотел внушениям отца.

Тот говорил: «Сын, побеждай копьем,

Но только с божьей помощью…» А сын

Ему ответил глупо, с хвастовством:

«И жалкий трус с богами одолеет!

А я завоевать надеюсь славу

И без богов!..» Так похвалялся он.

В другой же раз божественной Афине,

790 Когда она Аякса поощряла

Разить врагов кровавою рукой,

Ужасно он ответил, несказанно:

«Царица, стой за спинами других, —

Коль в сече я, так не прорвут нам строя!»

Тем вызвал он вражду и гнев богини.

Так рассуждать не должен человек…

Но, может быть, переживи он сутки,

Коль бог пошлет, его еще спасем.

Так предсказал гадатель. Тотчас Тевкр

800 Меня прислал с собранья передать

Вам свой наказ… Но если миг упущен,

Так он погиб, — коль вправду вещ Калхант.

Несчастная Текмесса, дочь беды!

О, выйди к нам и вестника послушай, —

Слова его — как по сердцу ножом.

Что, горькую, меня зовете снова,

От долгих мук вздохнувшую едва?

О, выслушай его рассказ: принес

Он горестные вести об Аяксе.

810 Увы! Что говоришь… Так мы погибли?

Что ждет тебя, не знаю… Но коль вправду

Аякс ушел… тревожусь за него…

Да… он ушел… и горе ждет меня…

Тевкр повелел удерживать Аякса

В шатре, — чтоб он не выходил один.

Где ж Тевкр?.. И почему такой приказ?

Вернулся только что… Боится он,

Не стал бы роковым уход Аякса.

О, горе мне!.. Кто ж вразумил его?

820 Сын Фестора, гадатель: этот день, —

Сказал он, — смерть иль жизнь ему дарует.

Ужасный рок!.. Ах, други, помогите!

Зовите Тевкра, тотчас же!.. А вы

К восточным бухтам, к западным бегите,

Ищите след погибельный Аякса!

Я поняла… Он обманул меня,

Он разлюбил, он оттолкнул меня!..

Как быть нам, сын?.. О, не сидеть на месте!

Пойду и я, насколько станет сил…

830 Идем! Скорей! Немедля! — если мы

Хотим спасти стремящегося к смерти.

Иду и докажу не на словах,

Что быстрым быть и действовать умею.

Перемена места действия. Пустынный берег моря.

Меч воткнут крепко — если только время

Об этом рассуждать! — вверх острием, —

Дар Гектора — врага, не побратима,

Чей вид и тот был взору ненавистен.

Он крепко врыт во вражью землю Трои,

Прожорливым отточенный бруском.

840 Его я ладно вставил: без огреха

Он обеспечит скорую мне смерть.

Готово все… О, помоги мне, Зевс,

Как только дело правое свершится;

Молю тебя о невеликой чести:

Пошли гонца с печальной вестью к Тевкру, —

Пусть первым унесет мой прах, едва,

Упав на меч, его залью я кровью, —

Чтоб не приметил враг меня и труп

Не бросил на съеденье псам и птицам.

850 Вот, Зевс, моя мольба… И ты приди,

Гермес, водитель душ в подземном царстве,

Чтобы меня, лишь меч вонзится в бок,

Без судорог мгновенно успокоить.

И Девственниц всевечных призываю,

Эриний быстроногих, зрящих все

Страданья смертных, — пусть они увидят,

Как чрез Атридов жалко гибну я,

И злейшей карой пусть настигнут их,

Злодеев гнусных. Как самоубийцей

860 Кончаю жизнь от собственной руки,

Пусть от руки родной они погибнут!

Спешите же, о мстительницы, мчитесь,

Губите беспощадно их полки!

А ты, свой бег стремящий небосклоном,

О Гелий! Увидав мой край родной,

Сдержи коней вожжами золотыми

И объяви беду мою и смерть

Отцу седому с матерью несчастной, —

И бедная, той вестью сражена,

870 Великим воплем огласит весь город.

Но прочь пустые мысли, — тщетны слезы…

Пора немедля к делу приступать.

О Смерть, о Смерть! Брось на меня свой взор!

Но чтить тебя и там я буду, в мертвых…

О засиявший день! И ты, о Гелий,

Небесный конник! К вам я обращаюсь

В последний раз… я ухожу навеки…

О солнца свет! О Саламин священный,

Родимый край! Очаг надежный дедов!

880 Вы, знатные Афины, братский род!

О вы, ручьи и реки, ты, равнина

Троянская! Кормильцы вы мои!

Прощайте!.. Боле не промолвлю слова…

Богам подземным прочее скажу.

Трудиться — множить труд трудом.[28]

Где не был я, где не искал? —

И ничего нигде не мог я вызнать.

Но чу!

Я снова слышу будто шум…

890 Свои! — отряд товарищей по судну.

Ну что же?

Мы с запада весь берег исходили.

Нашли?

Нашли себе мучение — и только.

А мы с востока бухту обыскали —

И там нигде Аякса не видать.

О, кто же, кто —

Поморец какой,

Рыбак-трудолюб,

900 Бессонный ловец, —

О, кто из богинь,

Чей дом на Олимпе,[29]

Кто из нимф

К Босфору[30] струящихся рек, —

Кто скажет, где блуждает он,

Ожесточен душою?

Ах, уж я ль не ходил, не бродил,

Я ль не искал,

Я ль не терпел? —

910 Но не прибыл с ветром попутным к пристани,

Несчастного страдальца не сыскал.

Увы, увы мне!

Чей слышен крик поблизости, из чащи?

Ах, горе мне!

То пленница злосчастная Текмесса, —

Ее души отчаявшейся вопль.

Пропала я, погибла, умираю…

Но что случилось?

Аякс… он там лежит… себя убил он…

920 Насквозь пронзенный, свесился с меча.

Нет нам теперь возврата…

Ты убил, злополучный царь,

Тех, с кем по морю дружно плыл…

Горестно ей, бедняжке!

Одно теперь осталось нам — стенать…

От чьей же он руки погиб, злосчастный?

От собственной. Что это так, бесспорно

Доказывает врытый в землю меч.

Что же мы, други?..

930 Один, без близких,

Пролил ты кровь!

Как же я слеп был, как неразумен!

Я пренебрег тобой!..

Где же, где же

Лежит он — тот,

Чья непреклонна душа,

Чье имя зловеще?[31]

Нехорошо, чтоб на него смотрели…

Накрою тело сложенным плащом.

940 О, даже другу видеть не по силам,

Как из ноздрей и свежей раны хлещет

Кровь черная самоубийцы… Горе!

Что делать мне?.. Кто из друзей подымет

Твой прах?.. Где Тевкр?.. Когда бы прибыл он

И вместе с нами брата упокоил!

Аякс злосчастный! Кем ты был? Чем стал?..

И у врагов исторгнул бы ты слезы…

Обречен ты был,

Обречен ты был,

950 Необузданный дух,

В свой срок завершить

Исходом ужасным

Ряд бессчетный

Мук своих.

Вот отчего ты стенал,

Хулил Атридов день и ночь,

Полон жестокой вражды,

Угрожающей страсти полн.

Беда за бедой

960 С тех пор начались,

Как спор загорелся,

кто же — храбрейший —

Доспехом будет награжден Ахилла.

Увы, увы мне!

О, как она страдает сердцем верным!

Увы, увы мне!

Я не дивлюсь, о милая, что стонешь,

Такого друга-мужа потеряв.

Ты — только видишь скорбь, а я — терзаюсь.

То правда.

970 Увы, мой сын, — какое ждет нас рабство,

Какие нам опекуны грозят!

Ты в скорби своей, увы,

О неслыханном вслух сказала…

Жесток нрав царей Атридов…

Боги, беду отвратите!

Не быть тому, когда б не божья воля.

На нас взвалил он непосильный груз.

Нас грозная Паллада, Зевса дочь,

Преследует в угоду Одиссею.

980 В душе своей черной,

В душе коварной

Смеется над горем,

Нежданно постигшим нас,

Многоопытный муж

Злорадным смехом!..

Увы, увы!

Смеются, внемля ему,

И братья Атриды!

О, пусть хохочут, радуясь моей

990 Беде… Быть может, не любив живого,

О мертвом пожалеют в трудный час.

Глупец имеет счастье — не хранит,

А потеряет счастье — так оценит.

Моя печаль сильней, чем их веселье.

А он — блажен… Все то, к чему стремился,

Он получил. Он умер, как желал.

Чего же им торжествовать?.. Он умер —

То воля божья, а не их, о нет!

Пусть Одиссей злорадствует… Не рано ль?

1000 Они его лишились… Он ушел, —

А мне остались плач и воздыханья.

Увы, увы мне!

Молчи… Я слышу будто голос Тевкра;

О нашем общем горе вопль его.

Аякс любезный! Брат ты кровный мой!

Что сделал ты?.. Ужель молва не лжет?

Да, Тевкр, он умер — в том сомненья нет.

О, горе мне! О, тягостная доля!

Да, тягостная.

Горе, горе мне!

1010 Плачь!.. Как не плакать!..

О, удар внезапный!

Да, Тевкр, удар…

О, бедный я!.. Но где же,

Где сын его? Он здесь, в земле Троянской?

Тут, у шатра, один…

(к Текмессе)

Скорей как можно

Веди его сюда, чтоб кто-нибудь

Из недругов не мог его похитить,

Как львенка у осиротевшей львицы.

Ступай скорей… Пособницей мне будь:

Ведь рады все торжествовать над мертвым!

Ты об его заботишься младенце! —

1020 Как завещал он, будучи в живых.

О, зрелище, плачевнее всех зрелищ,

Когда-либо являвшихся очам!

Горчайшая из всех дорог дорога,

Которой я, возлюбленный мой брат,

По следу злой погибели твоей

Пришел сюда, едва о ней услышав! —

Затем, что быстро разнеслась молва

Среди ахейцев, словно божий голос,

Что умер ты… Я стоном застонал

1030 Еще вдали… А здесь — от горя гибну.

Увы мне!

Откинь же ткань: пусть худшее предстанет.

С тела Аякса откидывают покров.

О, страшный вид!.. Жестокая решимость!..

Как я скорблю о гибели твоей!

Куда пойду, к кому, — когда по долгу

Тебе не подал помощи в беде?

Быть может, Теламон, отец наш общий,

Меня изволит ласково принять,

Когда вернусь я без тебя? О нет!

1040 Ведь он не улыбался даже в счастье…

Чего не скажет!.. Как не охулит!..

Отродьем назовет рабыни пленной.[32]

Он скажет, что тебя, Аякс любимый,

Как слабый трус, я предал иль желал

И честь и дом твой хитростью присвоить.

Так скажет гневный старец, раздраженный

На склоне лет, поссориться способный

Из мелочи пустой… Меня изгонят,

Вон выбросят и будут звать рабом,

1050 А не свободным… Вот что будет дома…

И в Трое проку мало — здесь враги.

А бедам всем причиной — смерть твоя.

Как быть? О, как сниму тебя, несчастный,

С плачевного кровавого меча,

На коем дух ты испустил?.. Да, Гектор

Тебя убил, хоть мертвый сам… Взгляните

На участь этих двух богатырей:

Как поясом, что подарил Аякс,

Прикручен к вражьей колеснице, Гектор

1060 Влачился окровавленный, доколь

Не отдал душу, — так Аякс на меч,

Дар Гектора, повергся и погиб.

Меч этот — не Эриния ль ковала?

Тот пояс — не Аид ли, лютый мастер?

Но я скажу: все боги совершили,

Как все дела людей вершат, — кому

Не по сердцу подобное сужденье,

Пусть мыслит инак, я же мыслю так.

Не нужно долгих слов, — подумай лучше,

1170 Как схоронить его и что ответить:

Я вижу, враг идет — злодей, конечно,

Над горем нашим поглумиться рад.

Но кто подходит к нам? Кто этот воин?

Сам Менелай, в поход погнавший нас.

Да, он, — вблизи его узнать не трудно.

Эй, ты! Тебе я говорю: касаться

Покойника не смей — пускай лежит.

С чего заговорил ты так надменно?

Так порешили — я и воеводы.

1080 Благоволи причину объяснить.

Мы из дому с собой везли Аякса,

Как друга и союзника, — но в нем

Врага, лютей троянцев, обрели.

Все войско он сгубить хотел и ночью

Отправился разить его копьем.

Когда б попытку не пресекли боги,

Его судьба постигла бы всех нас,

Мы пали бы постыдной смертью, он же

Остался б жить. Но пыл его безумный

1090 Бог отвратил, направив на овец

Да на коров… Никто теперь не властен

Предать его земле. Нет, где-нибудь

Он брошен будет на сыром песке

И снедью станет для прибрежных птиц.

Не подымай же крика, не грози.

Коль мы не совладали с ним живым,

Так с мертвым сладим — хочешь иль не хочешь —

И приберем к рукам. Ведь он при жизни

Слов никогда не слушался моих.

1100 Плох воин рядовой, когда не хочет

Начальникам своим повиноваться.

Нет, в государствах не цвести законам,

Коль с ними рядом не живет боязнь.

Начальствовать над войском невозможно,

Коль совести и страха в людях нет.

Да знает человек, пусть мощен он,

Что может пасть от легкого удара.

А тот, в котором есть и страх и стыд,

В благополучье жизнь свою проводит.

1110 Но если в государстве всем дать волю

И допустить бесчинствовать, ко дну

Пойдет оно и при попутном ветре.

Хочу я тоже видеть должный страх.

Не надо думать, прихотям служа,

Что мы за них страданьем не заплатим.

Всему — черед. Он был горяч, заносчив, —

Теперь высокомерен буду я.

Не смей же предавать его могиле,

Чтоб не упасть в могилу самому.

1120 Твои слова разумны, Менелай.

Но берегись: не оскорбляй умерших!

Друзья! Теперь я вижу: дива нет,

Коль погрешит простолюдин ничтожный,

Когда и муж, как будто благородный,

Столь явно попирает правду. Как?

Как — повтори-ка? Ты сюда привел

Аякса, как союзника ахейцев?

Иль вышел в море он не добровольно?

Когда ты был вождем ему? Как смеешь

1130 Подвластными ему распоряжаться?

Ты — в Спарте царь, а нам ты не владыка.

Не больше ты имел законных прав

Владычить им, чем он — тобой владычить.

Сам подчиненным прибыл ты, верховным

Ты не был воеводою, Аяксу

Ты не начальник. Царствуй над своими,

Бичуй их грозным словом… Я же брата

Предам земле, как должно, — если даже

Ты запретил — ты иль иной владыка.

1140 Не побоюсь. Он воевал не ради

Твоей жены, трудился доброхотно —

Его обязывали клятвы.[33] Ты

Тут ни при чем: ничтожных он не чтил.

Поэтому веди хоть полководца

С глашатаями — на шумиху вашу

Не обернусь. Не выше ты себя!

Таких речей в час горя не люблю:

Хоть справедливы в резкости, — а жалят.

Вооружен ты луком,[34] а спесив!

1150 Я — лучник вольный, — не тружусь за мзду.

А при щите ты вовсе бы зазнался!

Хоть ты и со щитом, с тобой я слажу!

Отвагу ты питаешь пустословьем!

Прав человек — так может гордым быть.

Что ж? И убийца мой почтен — по праву?

Убийца?.. Чудеса: убитый — жив!

Бог спас меня, но все же он убийца.

Спасенный богом, не гневи богов!

Богов законы я ль не соблюдаю?

1160 Ты запрещаешь мертвых хоронить.

Врагов страны… Их хоронить нельзя.

В твоих глазах Аякс был враг страны?

Взаимна наша ненависть, ты знаешь.

Ты уличен был в краже голосов.[35]

Подсчитывали судьи, а не я.

Прикрашивать умеешь ты злодейства.

От слов таких… кому-то будет худо!

Не хуже, смею думать, чем другим…

Так слушай: хоронить его нельзя.

Ты — слушай: схороню его, и тотчас.

Я видел: некто, храбрый на словах,

Раз моряков отплыть заставил в бурю.

Но буря разыгралась, и храбрец

Лишился тут же языка, под плащ

Залез, — и все лежачего топтали.

Знай, буря может встать из малой тучки

Великая и загасить твой пыл,

И зычный крик, и дерзостные речи!

А я — я видел одного безумца:

1180 Он над бедою ближнего глумился,

И кто-то… очень на меня похожий…

Сказал ему: «Безумный человек!

Не относись презрительно к умершим —

Ты на себя несчастье навлечешь!»

Так он увещевал его… А ныне…

Я не его ли вижу?.. Это — он?..

Не кто иной!.. Ясна ль моя загадка?

Я ухожу. Срам, ежели узнают,

Что применял я речи, а не власть.

1190 Ступай. Еще срамнее слушать мне,

Как говорит глупец слова пустые!

Будет распря, великая будет борьба, —

Так не медли же, Тевкр, торопись, начинай,

Погребальную яму копай мертвецу —

Пусть лежит, упокоен в могиле сырой,

Приснопамятной людям вовеки.

А вот как раз жена его и сын

Сюда идут украсить холм могильный

Несчастного. О, подойди, дитя,

1200 И прикоснись просительно рукою

К родителю, жизнь давшему тебе.

Сядь близ него, держа в ручонках пряди

Волос моих, своих и материнских —

Дар трех просящих. Если ж кто из войска

Захочет силой оторвать тебя

От мертвого, — пусть, родиной отвергнут,

Погибнет гнусной смертью, без могилы.

Да будет срезан род его, как я

Срезаю эту прядь. Возьми ее.

1210 И пусть тебя никто не потревожит.

Колена преклони пред ним… А вы —

Не женщины, не стойте робко одаль.

Итак, иду — ослушник — рыть могилу.

Скоро ль скитальческим годам предел?

Долго ль еще

Им приводить за собой неизбывные

Муки? Долго ль еще

В сечах злых

Нам копьем потрясать у стен

1220 Великой Трои, где нам —

Эллинам —

Позор и срам?

Что не исчез в пространстве небес,

Что не сошел

До срока в приют всеприимный Аида

Тот, кто эллинам первый преподал

Бранное дело,

Искусство мечом ненавистным владеть!

Пошли за бедами беды…

1230 Сгубил он

Род людской!

Лишен я венков — то его вина! —

И кубков глубоких с влагой вина,

Забыл я утехи сборищ веселых,

Забыл я звуки сладостных флейт…

Ах он несчастный!..

Отнял у нас

Ночи блаженства.

Любовь, о, любовь!

Нет и любви, увы!..

Лежу на земле

Неприбран, немыт —

Одна лишь роса, что ни ночь,

Мочит мне волосы…

Не забыть злополучной Трои!

Рядом со мной, бывало, вставал

Верной оградой от страха ночного,

От дротов вражьих — отважный Аякс.

А теперь… он жертвою стал разъяренного

1250 Бога… Чего же,

Какой же отныне

Радости ждать?

Теперь — быть бы там,

Где над зыбями встал

Лесом одетый,

Морем омытый

Суний,[36] и, мимо пройдя

Его плоского темени,

Святым поклониться Афинам!

Входят Тевкр и Агамемнон.

1260 Я поспешил вернуться, увидав,

Что быстро к нам идет сам Агамемнон,

И ясно — ждать недобрых надо слов.

Ты, как доносят мне, в хвастливой речи

Посмел нас безнаказанно хулить?

Сын пленницы! О, если б благородной

Ты вскормлен был, — как стал бы ты кичиться,

Как задирал бы голову, когда,

Ничтожный сам, за призрак, за ничто

Так ратуешь! Клянешься, что над войском,

1270 Судами и тобой не властны мы?

Что сам, как царь, приплыл сюда Аякс?

Такую речь терпеть ли от… раба?

Чего о нем так гордо ты кричишь?

Где шел он в бой или стоял в строю,

Где б не был я? Иль он один — ахеец?

Не стоило аргивян созывать

Решать судьбу Ахиллова доспеха,

Коль нас теперь так ославляет Тевкр, —

Когда, и побежденные, вы все же

1280 Решению суда не подчинились

И, посрамленные, всегда готовы

Напасть на нас иль тайно уязвить.

Да, с нравами такими невозможно

Установить какой-либо закон, —

Коль будем отводить мы тех, кто избран,

А задних выдвигать начнем вперед.

Не быть тому. В беде надежней всех

Не тот, кто мощен и широкоплеч, —

Одолевает в жизни только разум.

1290 Могуч широкобрюхий бык — однако

Им управляет незаметный кнут.

Предвижу: это самое лекарство

Ждет и тебя, коль ты умней не станешь,

Коль будешь забываться, распустив

Язык нахальный… из-за мертвеца!

Эй, протрезвись! Ты знаешь, чей ты сын, —

Хоть бы позвал свободного сюда,

Чтоб за тебя поговорил он с нами, —

А то тебя мне трудно разуметь:

1300 Я варварской не понимаю речи.

Сдержитесь же, благоразумны будьте,

Вы оба! — вот мой лучший вам совет.

Увы! Как скоро подвиги умерших

Стираются! Как предает их память!

Он двух достойных слов сказать не хочет!

Ты позабыт, Аякс… А за него

Не раз ты жизнью жертвовал в сраженье!

Да, все прошло… погибло без возврата.

Ты, столько праздных слов наговоривший,

1310 Забыть изволил, как Аякс однажды

Вас выручил один, когда в окопы

Вы спрятались, разбитые врагом,

Уже без сил, а пламя между тем

Охватывало палубы судов,

И Гектор через рвы высоко прядал,

К ним прорываясь?.. Помнят все: Аякс

Тот подвиг совершил, — а ты толкуешь,

Что где б он ни был, там бывал и ты!

Что он исполнил долг, вы признаете?

1320 Или когда он с Гектором вступил

В единоборство, сам, без принужденья,

По вольной жеребьевке; он не бросил

Комок из влажной глины, — нет, он сделал

Нелипкий шарик, подвижной, чтоб первым

Он выпасть мог из шлема с пышным гребнем.

Таков был он, — а я при нем был, раб,

Сын варварки!.. Ты на себя взгляни:

Иль не знаешь ты, что древний Пелоп,

Твой дед родной, был варваром, фригийцем?

1330 Что преподнес Атрей[37], отец твой, брату

Чудовищную снедь — детей его?

И сам рожден ты матерью-критянкой,

Которую отец застал с рабом

И вышвырнул безмолвным рыбам в пищу!

И ты меня рожденьем попрекаешь?

Тогда как мой родитель Теламон,

Наихрабрейший в войске, мать мою

В подруги получил — царевну тоже,

Лаомедонта дочь,[38] — наградой бранной,

1340 Которую вручил ему Геракл.

Двух благородных благородный сын —

Могу ль родного опозорить брата?

И смеешь ты лишать его — страдальца —

Честного погребенья? Где твой стыд?

Знай, что, его без погребенья бросив,

С ним заодно бросаешь нас троих.

Мне доблестней, в открытую сразившись,

Пасть за него, чем за жену твою

Иль Менелая. Думай о себе,

1350 Не обо мне. Не оскорбляй меня!

Иль, дерзости дать волю не успев,

Сам от меня сбежишь, как трус ничтожный!

Царь Одиссей, ты вовремя подходишь,

Коль их не ссорить хочешь, а разнять.

Что с вами? Услыхал я издалека

Атридов крик над славным мертвецом.

Тевкр только что обидными словами

Нас оскорбил, владыка Одиссей.

Да?.. Но готов простить я человеку,

Коль бранью отвечает он на брань.

Я лишь бранил, — он дерзок был на деле.

Что ж сделал он? Чем оскорбил тебя?

Упорствует, что не оставит трупа,

Что похоронит мне наперекор.

Могу ль, как друг, быть откровенным с другом, —

Грести с тобою вровень, как всегда?

О, говори — не слушать не разумно:

Из всех аргивян ты — мой первый друг.

Так слушай же. Молю тебя богами:

1370 Не оставляй его непогребенным,

Не будь жесток, не поддавайся гневу

И ненавистью лютой справедливость

Не попирай. Ему всех ненавистней

Я в войске был с тех пор, как мне был отдан

Доспех Ахилла. Все ж его позорить

Не стану, пусть он враг мой. Признаю:

Он был из нас, явившихся под Трою,

Всех доблестней, коль не считать Ахилла.

Его лишая чести, ты не прав.

1380 Ведь не его, а божий законы

Ты оскорбляешь. Если умер честный,

Его нельзя бесчестить — пусть он враг.

Из-за него со мной в борьбу вступаешь?

Да, враждовать могу лишь благородно.

Ты должен сам попрать его ногами!

Не радуйся неправедным доходам.

Быть праведным — не так легко царям.

На то советы преданного друга.

Но честный подчиняться должен высшим.

1390 Но уступать друзьям — победа тоже.

Кого — подумай! — хочешь ты почтить?

Он был мой враг, но был велик душою.

Так почитать погибшего врага?

Но в нем вражда пред доблестями меркнет.

Однако же непостоянен ты!

Друзья сегодня — завтра нам враги.

Друзьями ли считать таких друзей?

Не одобряю непреклонных душ.

Однако ж люди примут нас за трусов!

1400 За справедливцев люди примут нас.

Так ты велишь дозволить погребенье?

Я даже сам приду сюда помочь.

В подобном деле — каждый за себя…

Не за себя стоять, так за кого же?

Тебе, не мне, припишут погребенье.

Тебя равно все честным назовут.

Поверь, тебе и большую услугу

Я оказать всегда готов… Но он

Останется врагом мне лютым здесь

1410 И в преисподней. Поступай как знаешь.

Безумец лишь способен, Одиссей,

Сказать, что ты не мудрым уродился!

Тебе я заявляю, Тевкр: отныне

Я — бывший враг — Аяксу другом стал.

В его похоронах и я желаю

Принять участье, выполняя свято

Все, чем должны мы лучших почитать.

О благородный Одиссей, — хвала

Твоим словам! Я худа ждал… Но вот

1420 Ты, главный враг Аякса средь аргивян,

Один нам руку протянул, не стал,

Живой, над мертвым злобно издеваться,

Как сумасбродный полководец наш.

Явился к нам он с братом и хотел

Покойного лишить последней чести!

Так пусть отец державный на Олимпе

С Эринией, все помнящей, и с Правдой,

Вершащей суд, воздаст им злом за зло, —

Им, пожелавшим бросить на позор

1430 Умершего. Но ты, о сын Лаэрта,

Сам в погребенье лучше не участвуй, —

Покойному, боюсь, то будет в тягость.

А в остальном ждем помощи твоей,

И ежели ты воинов пришлешь нам,

Мы рады им. О прочем позабочусь.

Знай, нам участье дорого твое.

А я хотел… но ежели ты против,

Я возражать не стану, ухожу.

Довольно! — мы времени много и так

1440 Потеряли. Копайте могилу скорей!

А вы водрузите объятый огнем

Для святых омовений треногий котел.

Вы же, третий отряд,

Отправляйтесь немедля в Аяксов шатер, —

Принесите доспех его… кроме щита.

Ты, мой мальчик, рукой к дорогому отцу

Прикоснись и по мере силенок своих

Помоги мне его под бока приподнять.

До сих пор извергается черная кровь

1450 Вверх из жил неостывших… Вы все, что ему

Назывались друзьями, — за дело, скорей!

В честь храбрейшего мужа несете вы труд, —

Вы вовек не служили подобным ему, —

Говорю о покойном Аяксе.

Учит многому опыт. Никто из людей

Не надейся пророком без опыта стать.

Непостижны грядущие судьбы.