Пророки также не достигали искомой полноты; но из слов Исаии: «Так говорит Господь, Искупитель... Святый Израилев... Я — Господь первый, и в последних Я — Тот же... чтобы вы знали... что это Я: прежде Меня не было Бога и после Меня не будет» (Ис. 43, 14; 41, 4; 43, 10), очевидно, что дух израильских пророков был направлен к Перво-Бытию, к Тому, Кто от Начала. Сей Бог — «Первый и Последний» — открылся как Абсолют Персональный, живой; не как некое отвлеченное «Всебытие» или трансперсональное Всеединство и подобное сему.
Из библейского повествования мы видим, что всякое новое откровение воспринималось как Богоявление, как Его непосредственное действие. В связи с этим и самое Имя переживалось как Присутствие Бога. В имени заключена двойная сила: с одной стороны, ощущение Живого Бога, с другой — познание о Нем. Откуда страх призывать Имя всуе (Исх. 20, 7). По мере обогащения откровения о Свойствах Божиих, о действиях Его — углублялось и боговедение вообще. Но, несмотря на уверенность израильтян, что они избранный народ, что Всевышний открывается им, не прекращался до явления Христа стон пророков в молитве к Богу — прийти на землю и дать о Себе воистину полное познание, жажда которого неотъемлема от духа человека.
Открывался Бог и как Промыслитель, Избавитель, Спаситель и многое иное, но все в умах людей оставалось покрыто вуалью. Иаков в трагический момент своей жизни, возвращаясь от Лавана в родные места, где еще жил брат его Исав, встречи с которым он боялся, ночью, оставшись один вдали от общего стана, боролся с Богом (Быт. 32, 24): нелегко прошли годы в дому Лавана; страшна встреча с Исавом. Искал он благословения и защиты, но в напряженной борьбе: состязаясь с Ним, обвиняя Его.
Та же борьба в жизни пророков Илии и Ионы. Первый молился: «Довольно уже, Господи; возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих... возревновал я о Господе Саваофе, ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее» (3 Цар. 19, 4 и 10). Иона же говорил: «Господи, Ты послал меня с таким насилием пророчествовать ниневитянам о грядущей на них гибели за их нечестие, зная, что не сделаешь сего с ними, ибо Ты Бог благий и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый, и сожалеешь о бедствии. И ныне, Господи, (когда мое пророчество не сбылось и я посрамлен) возьми душу мою от меня, ибо лучше мне умереть, нежели жить» (Иона. 4, 2–3). Еще разительнее — плач Иова: «Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: „зачался человек“... Да омрачит его тьма и сень смертная... да страшатся его, как палящего зноя... Ночь та, да не сочтется она в днях года... да будет она безлюдна; да не войдет в нее веселье! Да проклянут ее проклинающие день... пусть ждет она света, и он не приходит, и да не увидит она ресниц денницы за то, что не затворила дверей чрева матери моей и не сокрыла горести от очей моих; Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? ...Теперь бы лежал я и почивал (в великом покое небытия)... Там беззаконные перестают наводить страх... Малый и великий там равны (в своем ничтожестве), и раб свободен от господина своего. Там узники наслаждаются покоем... На что дан страдальцу свет, и жизнь огорченным душою, которые ждут смерти, и нет ее, которые... обрадовались бы до восторга... что нашли гроб? На ЧТО ДАН СВЕТ ЧЕЛОВЕКУ, ПУТЬ КОТОРОГО (к познанию Бога) ЗАКРЫТ И КОТОРОГО БОГ ОКРУЖИЛ МРАКОМ?» (Иов. 3, 3–23).
В судьбах наших всегда есть нечто общее с каждым из них. Боролся Израиль с Богом; а кто из нас не борется? Весь мир даже доселе погружен в отчаяние, нигде не находя исхода. В томительном борении вся земля обвиняет Его в страданиях своих. Жизнь — непростая вещь, и нелегко проникнуть в глубинный смысл Бытия. Оставаться всегда подавленным мраком неведения — и унизительно, и отвратительно скучно. Дух наш ищет непосредственной беседы с Ним, Тем, Кто нарушил мой покой не-бытия и бросил в эту бессмысленную трагикомедию.
Мы хотим знать: в ком неправда? В нас ли самих, или в Нем, Творце? Нам кажется, что мы пришли в сей мир помимо нашей воли, быть может, против нашего согласия. Помнит ли кто из нас такой момент, когда он был спрошен: хочешь ли родиться в эту жизнь? Открывая, конечно, заранее — какова она. Имели ли мы возможность отказаться от дара сего? Правы ли мы, приписывая «безумие Богу» (ср. Иов. 1, 22)?
Если нет вечной жизни, то откуда в человеке заложено стремление к ней? Где смысл нашего явления в мир? Чтобы все потом исчезло в бездонном мраке забвения? Когда же придет конец этому отвратительному зрелищу? Неужели все — лишь злая насмешка над человеком?
Вот, я слышу иной голос: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8, 12). «Кто жаждет, иди ко Мне, и пей. Кто верует в Меня, у того... из чрева потекут реки воды живой» (Ин. 7, 37–38). Не принять ли мне с верою этот призыв Христа и действительно бороться за достижение Царства непреложной любви Отца; идти путем, который Он, Христос, указал нам? Если нам не дано сотворить ничего из «ничто», то и сама идея о вечности не может родиться в нас. Ее присутствие в нас было бы онтологически невозможным. Внимательно наблюдая за ходом окружающей нас действительности, мы замечаем, что всякая реальная нужда имеет в космическом бытии возможность удовлетворения, только нужно найти доступ к сему средству. И в истории научного прогресса многие казавшиеся чрезмерно дерзновенными идеи — осуществились ныне на наших глазах. Почему бы мне усомниться, что моя жажда блаженного бессмертия и вечного единения с Творцом также осуществима?
Как радикально меняется все, когда вдруг раскроется сердце принять призыв Христа! Каждый момент становится драгоценным, исполненным глубокого смысла. И страдания, и радости — чудно сливаются с новым подвигом. Лестница до небес — пред нашими глазами (Быт. 28, 12). «Отныне имя тебе будет... Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков будешь одолевать» (Быт. 32, 28–29). А об Имени Моем не спрашивай, ибо оно чудно, и ты еще не способен воспринять Его. И все же ты благословен.
«И взошло солнце... и хромал он на одно бедро» (Быт. 32, 31). Путь к познанию совершенному еще не открылся, но предвидение было уже дано. Оно будет углубляться в сознании пророков, и будут сказаны многие пламенные глаголы о долженствующем прийти Предвечном Слове Отца; и совершенный Свет, в котором нет ни единой тьмы, явится нам во всей силе Своей.
Рискованна борьба с Богом: она может привести к погибели, но она же может сделать нас могущими побеждать «ветхого человека с делами его» (Кол. 3, 9). Переживаемый во всем мире духовный кризис не есть ли приготовление к новому великому возрождению? Ведь то, что совершается ныне в душах отдельных людей, может произойти и во множестве душ и прийти, как мощный потоп.
Данный нам отрезок истории может и должен стать периодом усвоения нами бытия во всех его измерениях. Самые страдания наши становятся во свете этой надежды развертыванием пред нами величественной картины: «День дню передает глагол, и ночь ночи открывает разум» (Пс. 18, 3), если проведены в молитве, которая достигает «пределов вселенной»... «от края небес исход ее (молитвы), и движение ее до края их, и ничто не укрывается от теплоты ее» (молитвы) (ср. Пс. 18, 7). Она и нас согревает и веселит. Она есть канал, по которому сообщается откровение Свыше. «Да будет Имя Бога нашего благословенно отныне и до века».
Последовательность откровения о Боге, представленная в Священном Писании, в значительной мере совпадает с процессом нашего личного прогресса — возрастаем мы в познании подобно праотцам и отцам нашим: сначала люди схватывают понятие о Высшем Существе. Затем все новые и новые атрибуты Его становятся познаваемыми для человеческого духа: и так приходит час страшного синайского «АЗ ЕСМЬ» (Быт. 22, 14). В последующие века углубляется опыт и разумение, хотя и не достигает еще совершенства, доколе не придет Ожидаемый.
Тот, Кто превыше всякого Имени в Своей Сущности, раскрывается сотворенным «по образу» разумным существам во множестве имен: Вечный, Всеведущий, Всемогущий, Вседержитель: Свет, Жизнь, Красота, Мудрость, Благость, Истина, Любовь, Праведный, Спасающий, Святый, Освящение и другие. В каждом из них и чрез каждое из них мы испытываем прикосновение к нам Единого Бога, и в силу Его неделимости мы имеем Его всего. Так достойно мыслить, но вместе с тем ни одно из них не дает нам полноты постижения, «как Он есть». Его Бытие в своей сущности превосходит все Имена. И все же Он продолжает открываться в Именах.
Двадцать веков тому назад по нашему счислению пришел Он, ТОТ, Кого ожидали народы, Логос Отца. Надмирный в Своей Сущности Творец нашего естества — воспринял «образ раба, сделавшись подобным (нам) человекам и по виду став как человек» (Флп. 2, 7). Безначальное Слово Отца «стало плотью и обитало с нами» (Ин. 1, 14). Вечный прославил Себя во времени. Откровение принесло нам новое Имя: ИИСУС, Спаситель, или БОГ–СПАСИТЕЛЬ. Великий Свет вошел в жизнь мира. Наступила новая эпоха. Священною была история от Адама до Моисея; священна она с момента синайского богоявления: тем более священна с момента пришествия Христа. Были и ранее того идеи о Боге-Спасителе, но с иным содержанием, в ином измерении, с несравненно меньшей конкретностью. «Народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет» (Мф. 4, 16).
Имя Иисус прежде всего открывает нам смысл или цель прихода Бога во плоти: «нашего ради спасения». Восприятие Богом нашего естества указывает на возможность и для нас стать сынами Бога. Наше сыноположение заключается в сообщении нам Божественной формы бытия: «В Нем обитает вся полнота Божества телесно» (2 Кол. 2, 9). По вознесении Он воссел одесную Отца и уже и как Сын Человеческий.
Вот как говорит Он Сам: «Славу, которую Ты дал Мне, Я дал им, да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне: да будут совершены воеди