Но Европа после Тридцатиленей войны тоже лежала в руинах, и взять с неё шведам было нечего. А там, где взять было можно, оказывалось сопротивление. При осуществлении идеи самофинансирования трудности возникли в самом начале. Главным торговым противником на Балтике были голландцы – под их флагом плавали около 65% купеческих кораблей, в то время как под шведским – не более десяти. Здорово мешали датчане – хоть и братья по вере и крови, но уж очень зловредные. Они всегда оказывались на пути шведов.
Стали доставлять хлопоты и поляки – особенно, когда на краковский трон32 был избран отпрыск из шведского королевского рода Васа, сын Юхана III – Юхан (Ян) Казимир, известный потом как Сигизмунд III. В отличие от своего дяди Карла IX (в конце XVI в.) и, следовательно, от всех его прямых наследников (Густав II Адольф и Кристина), не говоря уж о Карле Х, в котором женская кровь рода Васа смешалась с мужской кровью пфальцских и цвейбрюкенских (немецких) графов, у Яна Казимира в жилах текла шведская кровь, и прав на шведский трон у него было куда больше. Тем более что его права были оформлены документально специальным договором, но Карл IX нарушил этот договор и от объединения под одним скипетром с католической Польшей отказался. Сигизмунд III до самой своей кончины в 1632 году не давал шведам покоя своими претензиями на трон, а его наследники короли Владислав IV и Ян Казимир II продолжали ту же линию вплоть до Оливского мира (1660), что, естественно, не прибавило никому из них популярности на берегах Мэларена. В аналогичную западню попала и Россия: со времён смуты и вплоть до Полянского мира права на русский престол предъявлял избранный во время Смуты русским царём королевич Владислав, а потом и король Владислав IV.
И, наконец, русские. После Большой Смуты, в которой на стороне центральной власти принимал участие Карл IX и его сын Густав II Адольф. Шведы послали на помощь царю Василию Шуйскому отряд под командованием Якоба Делагарди, который вместе с войском молодого Михаила Скопина-Шуйского на первых порах стал успешно вытеснять польских интервентов из России, но потом шведы фактически превратились в таких же оккупантов русской земли, какими были поляки.
Москва в 1617 году заключила со Стокгольмом унизительный Столбовский мир. Справедливости ради нужно отметить, что спустя сорок лет условия мира показались и шведам не достаточно выгодными. Карла Х беспокоили робкие пока попытки русских выйти со своей торговлей в Европу. Надо было поставить эту торговлю под полный контроль Швеции, снимать с неё сливки в виде грабительских пошлин на меха, пеньку и хлеб, а русских раз и навсегда загнать вглубь своих степей и лесов, чтобы они о выходе к морю больше никогда не помышляли. Но он не успел осуществить свои планы, увяз сначала в войне с Польшей и Данией, а потом скоропостижно скончался возрасте 38 лет.
Новая война с Россией стояла у шведов на повестке дня, и вся их дипломатическая деятельность подчинялась пока одному принципу: не пускать Москву к морю, а если склонить московитов к безусловному принятию шведских условий не удастся, то пригрозить им войной. Тем более что из стокгольмской перспективы Россия большой военной опасности для шведов не представляла. На первое место в своей внешней политике шведы ставили Данию и Голландию, на второе – Францию и Англию, и только на третьем месте находились Россия, Польша и другие государства Европы. В Первой Северной войне шведы так же, как и русские, не рассчитали свои силы и увязли в войне сразу на три фронта: с Польшей, Россией и Данией.
После своей смерти Карл Х оставил 10,5 миллионов серебряных риксдалеров государственного долга, и на стокгольмском горизонте наступило временное затишье. Лев Европы отдыхал от Первой Северной войны и копил силы на Вторую. От dominium maris Baltici шведы к этому времени давно уже отказались – идея оказалась пока неосуществимой. Нужно было хотя бы удержаться в рамках доктрины mare clausrtrum – т.н. закрытого для других держав Балтийского моря. Но и эта доктрина последнего короля трещала по швам – Балтику пришлось делить всё с теми же датчанами и голландцами.
Подвис вопрос со статусом прибалтийских провинций. Первоначально предполагалась включить их в состав королевства, а населению дать шведское подданство. Но потом от этого пришлось отказаться, потому что инкорпорация Ливонии, Ингерманландии, Ижоры и других земель требовала больших денег, а вот как раз денег в казне всегда катастрофически не хватало. С 1634 года все эти провинции получили статус самостоятельных генерал-губернаторств, управляемых шведскими чиновниками, и фактически превратились в объект выколачивания средств для метрополии. Население, включая и дворянство, по сравнению со шведскими подданными, было бесправным, но зато в полной мере несло бремя финансовых, политических и военных издержек Швеции. Эксплоатация местного населения остзейскими (лифляндскими) дворянами в этих землях носила настолько откровенный и жестокий по сравнению с соответствующей практикой внутри метрополии характер, что, по мнению историков, на долгие годы испортило нравы коренного шведского дворянства.
Итак, Льву Европы нужно было временно перевоплотиться в лису, которой, ввиду появления на европейской арене нового гегемона – Франции – и с учётом торговых противоречий между Голландией и Англией, приходилось лавировать между вновь формируемыми блоками, стараясь угадать – не всегда, правда, верно – сильнейшего. До тех пор, пока Карл ХI не обретёт самостоятельности и не освободится от пут опеки, что произойдёт лишь в 1672 году, Швеция под руководством опытного царедворца и дипломата графа Магнуса Габриэля Делагарди будет осуществлять «политику балансов»: то прислонится к Франции, то к Голландии, то начнёт заигрывать с Кромвелем, а то вдруг сделает из своей норы разбойную вылазку и быстро подберёт то, что плохо лежит в европейском курятнике.
…Остаток февраля Котошихин отходил от путешествия и пребывал в полной прострации. Его поселили на какой-то непонятный – то ли государственный, то ли частный – постоялый двор и сказали, что за жильё платить не надо. Чтобы не умереть с голода, он время от времени вылезал из своей конуры и приходил в таверну на Норрмальмской площади, где – в зависимости от настроения – заказывал картофельную или фасолевую похлёбку, кусок жареного мяса или жареную балтийскую салаку, запивая всё это крепким пивом. В таверне он ни с кем не заговаривал, заказ делал на немецком языке, а потому относились к нему с уважением. Немцев в стране было много и среди дворянства, и в армии, и в зарождающейся промышленности и торговле, их не любили, но уважали и не трогали.
Пару раз к нему наведывался Эберс, частенько заглядывал знакомец по первому визиту в Стокгольм переводчик коммерц-коллегии Улоф Баркхусен. С последним Гришка сразу почувствовал себя на равных и стал называть его на русский лад Баркушей. Он подолгу беседовал с ним на разные темы. Баркхусен был любознательным и добродушным парнем, в своё время он учил русский язык в Русской переводческой канцелярии, учреждённой в 1649 году на Русском подворье. Он специализировался на русских делах и неплохо говорил по-русски. Он находился при нескольких шведских посольствах в Москве, и из разговоров с ним Гришка понял, что тот был в курсе его тайного сотрудничества с комиссаром Эберсом.
Беседы с Баркхусеном помогали Гришке знакомиться с жизнью в Швеции, хотя чаще всего Гришке приходилось удовлетворять любознательность шведа, интересовавшегося российской жизнью. Баркхусен мог часами слушать рассказы Котошихина о Москве, о царе, о московских нравах, о работе приказов и других государственных учреждений. Гришка не исключал, что шведа к нему подослали с целью, чтобы понаблюдать за его поведением, следить за настроениями и выведывать, что у него на душе. Впрочем, Баркуша если и выполнял наказы Эберса или ещё кого из правительства, то делал это деликатно и незаметно.
Баркхусен находил, что Гришка – интересный и наблюдательный рассказчик и что ему следовало непременно изложить свои знания на бумаге. С помощью Баркхусена Котошихин делал первые шаги в шведском языке.
– То-то я и раньше примечал, что в свейской речи попадается много знакомых слов, – удивился Гришка. – Ну, я скор на языки, не пройдёт и года, как я стану лопотать по-вашему.
Склонность к изучению шведского языка пропала так же внезапно, как и возникла. Наступил март, а в жизни его никаких перемен не происходило. Котошихин заскучал и стал задумчив. Вспомнилась Литва. Он до сих пор сидел бы в полной неизвестности в Вильно, если бы не проявил свой характер. Неясное будущее продолжало его глодать и здесь, а невнимание шведов к его личности просто обескураживало и где-то обижало. Пора было о себе напомнить, и скоро Котошихин вручил Баркхусену свёрнутую в трубочку бумагу.
– Это что? – удивился швед.
– Челобитная на имя короля.
– Наш король – не в летах и…
– Это мне известно, любезный мой Баркуша. Передай это в собственные руки графа Магнуса, – попросил его Гришка.
– О чём челобитная?
– Там всё написано.
«Велеможнейший и высокорожденный князь и государь Карлус, Божиею милостью Свейский, Готцкий и Вендейский король и отчинный князь, великий князь Финския земли, арцух Шконский, Эстландский, Лифляндский, Карелский, Бременский, Ферденский, Стетинский, Померский, Касубский и Венденский, князь Рюгенский, государь над Ижорския земли и в Висмаре, так же пальцграф Ринский, Баернский, Гюллихский, Киевский и Бергенский арцух…»
Молодец Котошихин, не забывает упомянуть титулы своего нового государя!
Цари, короли и императоры ужасно любят титулы – даже если они существуют только в воображении льстивых придворных (как, к примеру, герцогство Киевское), или если даже и существуют на самом деле, то носить их не имеют права (как, например, титул герцога Бременского). Захотели шведы порадовать своего короля Карла Х и преподнести ему этот титул, но ничего у них из этого не получилось: только шведское войско окружило славный город Бремен и приступило было к его осаде, как решительно выступили Голландские штаты и вынудили Делагарди убраться оттуда восвояси. А титул герцога Бременского убрать было намного сложнее – он так и остался при Карле XI. Но откуда об этом знать беглому дьяку Посольского приказа Котошихину? Он в тонкостях большой европейской политики ещё не разобрался. Да и разве можно испортить кашу маслом?