– Но лишь тогда, когда вы поймете, что ваш идол ступает ногами по земле, вы получите настоящий урок любви, – серьезно заметил Блейкни. – Разве это любовь – обожать святую на небесах, до которой вы даже не решаетесь дотронуться, которая парит над вами, как облако, и убегает даже от вашего взгляда? Любить – это значит чувствовать себя неразрывно связанным с другим существом, быть равным с ним, как в грехах, так и в добродетели. Любить – это значит заключать в объятия женщину, чувствуя при этом, что она живет и дышит так же, страдает так же, думает так же, любит так же и, более того, – так же грешит. Ваша лжесвятая, стоящая в нише, не женщина, если она не страдала, и еще более не женщина, если не грешила. Падайте на колени перед своим идолом, если вам так угодно, но затем стащите ее оттуда, ибо единственный уровень, которого она действительно сможет когда-нибудь достичь, – это ваше сердце.
Вся речь была пронизана каким-то магнетизмом. Этот роскошно одетый фат на самом деле оказался апостолом великой любви. История его собственной глубокой любви к женщине, однажды так сильно оскорбившей его, казалось, ясно читалась на сильном лице, сменившем теперь ленивое выражение на одухотворенную страстность.
Деруледе, похоже, передался его магнетизм, и депутат не обиделся на легкие намеки в адрес той, которую бесконечно обожал.
У него, мечтателя и идеалиста, занятого социальными проблемами огромной страны, до сих пор не было времени на сладкие уроки любви, которыми природа одаряет своих избранников. И Джульетта представлялась ему воплощением самых фантастических грез.
Однако слова Блейкни впервые, пожалуй, пробудили в нем желание чего-то большего, чем просто преклонение и обожание, чего-то более земного и более решительного.
– Не пора ли нам присоединиться к дамам? – нарушил наконец несколько затянувшуюся паузу сэр Перси. – Вы, конечно же, теперь оставите эти бумаги в столе. Затем передадите их вашей святой, рассказав ей лучше все, чем ничего, и если вашей небожительнице однажды все же придет срок спуститься на землю, то, прошу вас, не лишайте меня радости оказаться свидетелем вашего счастья.
– Вы все еще не верите, Блейкни. Но если вы скажете еще хотя бы одно слово, я тотчас же отдам эти бумаги мадемуазель де Марни для сохранения.
ГЛАВА VIIАННА МИ
Когда Блейкни вышел на улицу, кто-то осторожно тронул его за рукав.
– Месье, – робко обратилась к нему закутанная в платок до бровей Анна Ми, – не сочтите меня слишком назойливой. Мне нужно всего пять минут…
Он посмотрел на уродливую фигуру девушки, на ее детское беспомощное лицо и мягко ответил:
– Конечно, мадемуазель. Вы окажете мне честь. Прошу вас, располагайте мною. Жаль только, эта улица – не самое удобное место для приватных бесед. Быть может, мы попробуем выбрать более удобное место?
Блейкни провел девушку по направлению к Люксембургскому саду, который еще совсем недавно служил местом развлечений французских королей, а ныне был превращен в огромный литейный двор, на котором отливали пушки для республики.
Повсюду были развешаны плакаты: «Народ Франции, вооружайся!» Франция и в самом деле была в опасности: с севера угрожала Англия, с востока Австрия и Пруссия – и над тулонским Арсеналом развевался флаг адмирала Гуда.
Сад был переполнен беспрерывно чертыхающимися людьми, и от тяжелого дымного чада невозможно было дышать.
Блейкни отвел перепуганную Анну Ми подальше от этих толп к площади Сен-Мишель, где было поспокойнее.
– Как они изменились, эти люди! Какими стали ужасными, – с дрожью в голосе сказала она.
– Я думаю, что нам лучше не останавливаться, – предложил Блейкни, – и, кроме того, будет гораздо лучше, если вы перестанете прятать лицо. Вы хотели говорить со мной о Поле Деруледе? – продолжил он, заметив, что девушка никак не решается начать. – Вы же знаете – он мой друг.
– Да. И именно поэтому я хотела бы задать вам один вопрос.
– Какой?
– Кто такая Джульетта де Марни? И зачем ей понадобилось проникнуть в дом Поля?
– Так она там не случайно?
– Да. Я видела всю эту сцену с балкона. Поначалу я подумала, что она просто очень глупа. Но позднее я вдруг поняла, что она специально спровоцировала эту толпу и именно у дверей нашего дома. Она рассчитывала на его благородство, прекрасно зная, что он заступится за нее.
Анна Ми говорила теперь быстро и возбужденно, отбросив всякую застенчивость.
– Хорошо. И что дальше?
– И вот она уже сколько времени живет в нашем доме и все не уходит и не уходит, день за днем. Почему она не уедет? Ей опасно оставаться во Франции, ведь она принадлежит к самому ненавистному для всех здесь классу. Поль несколько раз предлагал ей уехать в Англию. С ее стороны это было бы намного благоразумнее. Но она все остается и остается. Почему?
– Возможно, потому…
– Что она любит его? – горячо подхватила Анна Ми. – Нет, нет, она не любит его. Наконец, о… Я и сама порой не знаю. Когда он приходит, ее глаза вспыхивают, а когда его нет, она грустит. А когда готовится выйти к обеду, то очень много времени тратит на туалет… Но если это любовь, то любовь какая-то странная, не женская. Любовь, которая не может принести ничего хорошего…
– Почему вы так думаете?
– Не знаю. Но мне так кажется.
– Боюсь, что вы все-таки ошибаетесь.
– Почему?
– Потому что вас ослепила ваша собственная любовь к Полю Деруледе… О, простите, мадемуазель. Но вы сами искали этого разговора. Я ранил вас. Но я очень хочу, чтобы вы знали, как велика моя симпатия к вам и как велико мое желание хотя бы чем-то помочь вам.
– У меня есть только одна просьба, месье.
– Прошу вас, располагайте мной.
– Вы друг Поля. Предупредите его, что присутствие этой женщины в доме опасно.
– Он не послушает меня.
– О, мужчины всегда прислушиваются друг к другу.
– За исключением одного предмета – когда речь идет о любимой женщине.
Твердым, уверенным голосом Блейкни сказал последние слова, стараясь смягчить их. Ему было глубоко жаль эту бедную горбунью, но он знал, что в настоящий момент все-таки более милосердным будет – сказать правду.
– Так вы думаете, что он любит ее?
– Уверен.
– А она?
– За нее говорить не берусь. Здесь я скорее доверился бы вашей интуиции.
– Она лжет, говорю вам. Она замышляет предательство.
– В таком случае, нам остается только ждать.
– Ждать?!
– И все это время быть внимательными Хотите, я поручусь своим словом в том, что во все это время Полю никакого вреда причинено не будет?
– Лучше пообещайте мне, что избавите его от этой женщины.
– Нет. Увы. Это выше моих сил. Человек, подобный Полю Деруледе, любит однажды и навсегда.
Анна Ми прикусила губу. Видя, как горько она разочарована, сэр Перси мягко продолжил:
– Я попросил бы вас внимательно наблюдать за Полем в ближайшее время. Думаю, что благодаря такому другу, как вы, он избежит многих опасностей.
– Хорошо, – тихо ответила она.
Он проводил ее обратно к дому и поклонился ей на прощание так, как поклонился бы самой благородной леди в своей стране. Девушка открыла дверь и на лестнице столкнулась с Деруледе.
– Анна Ми! – радостно воскликнул тот – Я не находил себе покоя с тех пор, как узнал, что ты ушла так поздно и одна!
– Но как ты узнал, что меня нет дома?
– Мадемуазель де Марни постучала ко мне в комнату с час тому назад. Она ходила к тебе и, узнав, что тебя нет, пришла предупредить меня. Я не спрашиваю, где ты была, но в другой раз помни, что улицы Парижа небезопасны, и те, кто тебя любит, не могут не беспокоиться о тебе. Разве ты не могла сказать мне? Я проводил бы тебя.
– Я должна была идти одна: мне было необходимо переговорить с сэром Перси наедине.
– С Блейкни! – воскликнул Деруледе. – Но чего же ты от него хотела?
Не привыкшая лгать, Анна Ми открыла Полю все опасения: «Ты доверяешь людям, не заслуживающим твоего доверия!» – твердила она. Поль мрачно хмурился и кусал губы, удерживаясь от слов, которые могли бы обидеть кузину.
– Но разве сэр Перси принадлежит к тем людям, которым я не должен доверять? – как бы не понимая, спросил он наконец.
– Нет, – ответила Анна Ми.
– В таком случае, дитя, тебе нечего беспокоиться. Сэр Перси – единственный из всех близких мне людей, которого ты мало знаешь. Остальные достойны полного твоего доверия… и любви, – многозначительно прибавил он.
Анна Ми увидела, что Деруледе понял ее, и почувствовала жгучий стыд за свой поступок. Она отдала бы полжизни за то, чтобы Поль не узнал о ее ревности. Она надеялась, что он, по крайней мере, не догадывается о ее любви к нему.
Поспешно пожелав ему спокойной ночи, она заперлась в своей комнате, одна со своими грустными думами.
ГЛАВА VIII«МНЕ ОТМЩЕНИЕ…»
В этот вечер Джульетта долго молилась перед тем, как лечь спать. Чем труднее становилась стоящая перед ней задача, тем яснее ей казалось, что сам Бог указывает способ мести. Недаром услышала она сегодня разговор между сэром Перси и Деруледе; ведь в эту эпоху малейшее подозрение стоило людям жизни. Ее личные чувства должны молчать, она прежде всего обязана выполнить долг перед отцом и Богом.
Она слышала, как Деруледе разговаривал на площадке с Анной Ми, и ей стало жаль и эту девушку, и добрую старушку; обе были так добры к ней и… будут так жестоко наказаны!
Едва занялся день, как Джульетта, наскоро одевшись, села за письменный стол. Это была уже не прежняя Джульетта, не ребенок, но страждущая, заблуждающаяся душа, готовая на большое преступление из-за ложной идеи! Твердой рукой написала она донос на гражданина Деруледе, до сих пор хранящийся во французских архивах. В музее Карнавале он хранится под стеклом, но пожелтевшая от времени бумага и выцветшие чернила ничего не говорят о душевной драме юного автора этого исторического документа.
«Представителям народа, заседающим в Национальном конвенте.