Как любящая племянница, она наотрез отказалась покинуть графиню даже на ночь, велев постелить ей в соседней комнате. Девушка была уверена, что не уснет после стольких волнений и тревог. И ей слишком многое требовалось обдумать. Но природа взяла свое, и Карена сама не заметила, как задремала.
— Который час? — с трудом протирая глаза, спросила Карена. За окном было светло, но это ничего не значило. Летом ночи короткие.
— Почти четыре, — служанка вошла в комнату, — госпожа графиня просила вас зайти к ней, если вы не спите.
— Сейчас?! — Карена выразительно покосилась на часы, потом вздохнула. — Хорошо, приду.
«Что, интересно знать, пришло в голову старухе? Утра дождаться не может?» — Карена нахмурилась, не предвидя для себя ничего хорошего от этой встречи. Быстро расчесав волосы и связав их в узел на затылке, Карена ополоснула лицо, поправила платье и открыла дверь в спальню графини.
Плотные шторы были задернуты, создавая полумрак. В воздухе плавал аромат лекарств, отчего Карена едва не расчихалась. Ровное пламя свечей, стоявших на прикроватном столике, бросало блики на лицо графини, почти неразличимое среди подушек. Глаза Марьяны были закрыты, и можно было подумать, что она спокойно спит, если не обращать внимания на худую руку, вцепившуюся в одеяло, и легкую дрожь, пробежавшую по её телу, стоило Карене приблизиться.
На мгновение Карене вспомнились ночные дежурства у постели Ральфа, после его ранения. Девушка подавила вздох, подумав, что с тех, тихих и счастливых, дней, прошла целая вечность.
Карена наклонилась над больной и поцеловала её в лоб, постаравшись не заметить, что тетя пыталась уклониться от этой ласки.
— Как вы себя чувствуете, тетушка? — тихо спросила она, опустившись на край кровати.
— Плохо, — не стала скрывать графиня, — именно поэтому я и решила поговорить с тобой. Следующий приступ возможен в любое время, и его мне не пережить.
Карена порывисто сжала её холодные пальцы.
— Нет, неправда, тетя. Все будет хорошо. Вы скоро поправитесь, и Ральф… — она резко осеклась.
— … вернется, это ты собиралась сказать? Как раз об этом я и хотела поговорить. Конечно, мой сын вернется, но для тебя это не будет иметь ровным счетом никакого значения. Ты будешь замужем, Карена, и, надеюсь, будешь вести себя так, как полагается замужней женщине. Родерик Бар позаботится об этом.
Карена отвернулась, стараясь ничем не выдать обуревавших её чувств. Она знала, что графиня пристально наблюдает за ней.
— Хочешь что-то сказать? — холодным тоном поинтересовалась графиня.
— Нет, тетя. Все будет так, как вы пожелаете, — кротко отозвалась Карена.
— Замечательно, — графиня с трудом пошевелилась, чтобы сесть в кровати, опираясь на спинку, — я понимаю, что ты чувствуешь, Карена.
Наверное, сейчас ты ненавидишь меня. Но я поступаю так не только ради Ральфа или нашей семьи, но и ради твоего собственного блага. Ты — необычная женщина, умная, решительная, но тебя обуревают страсти. Следуя им, ты можешь натворить много зла. Тебе нужен человек, который сможет позаботиться о тебе, и, при необходимости, укротить. Но это — не Ральф, который тебя не любит и никогда не любил. Даже став его женой, ты была бы очень несчастна.
Повисло гнетущее молчание. Карена не отводила взгляда от сложенных на коленях рук. Графиня дрожащей рукой взяла со столика бокал воды, отпила немного и продолжила:
— Раз мы договорились, ступай к себе и подготовься к свадьбе. Я отправила слугу с письмом к Бару, он приедет во второй половине дня. И вас сразу же обвенчают…
Карена не верила своим ушам. Как может эта женщина, которая с трудом дышит, и, то и дело, хватается рукой за грудь, страдая от боли, эта тень, уже почти не принадлежащая бренному миру, так легко решать её судьбу?!
— Тетя, о чем вы говорите? Вы же так больны… Какая свадьба? Да еще в такой спешке? Что подумают люди?
— Пять минут назад ты утверждала, что я обязательно поправлюсь, — хмыкнула графиня, — в любом случае, твоя свадьба — дело решенное, Карена. Я отправлю тебя в церковь, даже если придется применить силу. И я умру прямо во время церемонии.
Взгляды двух женщин скрестились, как клинки. Карие глаза девушки стали совсем черными от ненависти, а в слезящихся глазах графини можно было прочесть только усталость.
Но Карена решила попытаться еще раз:
— Тетушка, умоляю вас, не отдавайте меня Бару. Я сделаю все, что вы хотите, только не выдавайте меня замуж за этого…
— Хватит, Карена, я устала и не собираюсь повторять дважды. Либо ты выйдешь замуж за Бара, получив достойное приданое, разумеется, либо ты покинешь этот дом. Навсегда. И тогда можешь забыть, что у тебя была семья.
Карена медленно поднялась и, не глядя на тетю, направилась к выходу. Дорога назад, в её комнату, показалась ей долгой и мучительной, словно путь на эшафот. И только оказавшись за закрытой дверью, девушка, не выдержав, упала на кровать и горько разрыдалась.
«Как же это жестоко… Почему она так поступает со мной? Она же понимает, что брак сведет меня в могилу, и очень быстро. Но, может, попробовать поговорить с Баром? Рассказать ему о том, что я люблю Ральфа, и убедить отказаться от меня. Если он сам не захочет жениться, тетя ничего сделать не сможет».
Карена вспомнила маслянистый взгляд Родерика Бара, которым он окидывал при каждой встрече её стройную фигурку, его фамильярные любезности, и скривилась. Этот — не откажется. Потому что ему плевать на чувства будущей жены. Главное, — это деньги и земля, которую она с собой принесет. И исполнение супружеских обязанностей, конечно.
При мысли о той стороне брака, о которой матери так неохотно рассказывали своим дочерям, Карена совсем сникла. Возможно, делить ложе с любимым и доставляет удовольствие. Но она помнила свой неудачный первый опыт. А ведь тот деревенский парень был куда привлекательнее потасканного, грубого и уже в годах Бара.
Карена подошла к окну и долго смотрела вдаль, там, где над парком медленно занималась заря.
«Утро моей свадьбы… Я мечтала об этом дне с десяти лет. Я, в белоснежном платье и драгоценностях де Бернов, вхожу в церковь, Ральф ждет меня у алтаря. Он улыбается и протягивает руки… А что теперь? У меня даже платья подвенечного нет. И в церкви, вместо любимого, меня будет ждать самый отвратительный и грубый мужлан из всех возможных. Зато тетя будет покойна. Главное, приличия соблюдены, племянница спешно выдана замуж. На семейном имени пятна больше нет! Чертова лицемерка! Но, выдавая замуж за Бара, она же посылает меня на верную смерть. И понимает это. Тогда, если я попытаюсь что-то изменить, это ведь не будет преступлением? Всего лишь самозащитой. И я имею на неё право!»
Карена резко задернула штору и отвернулась от окна. Колдунья не обманула её с травой, вызывающей желание у мужчин. Пришло время проверить, что находится в черном мешочке.
«Это — не преступление. Просто попытка избежать собственной смерти. Вы сами во всем виноваты, тетя. Когда-то я любила вас… Но Ральфа и собственную свободу я люблю больше».
Эпилог
…В старую столицу — как с некоторых пор в королевстве называли Ош — Карл въехал поздним вечером, уже перед самым закрытием городских ворот. Его лошадь шла медленно, повесив голову, и почти не реагируя ни на уколы шпор, ни на удары хлыста. Ко всему прочему, она начала немного прихрамывать.
И все же, Нестер был доволен: задержись он еще на четверть часа — и пришлось бы ночевать под стенами города, прямо в поле. А это чревато не только простудой — ночи, несмотря на лето, стояли прохладные, но еще и интересом людей без определенных занятий. Оказавшись в одиночестве, можно было запросто лишиться не только лошади или кошелька с золотом, но и головы.
Конечно, всего этого Карл легко бы избежал, если бы путешествовал, как полагается, со свитой или хотя бы с Квинтом. Но барон, после посещения Алмеи, не доверял никому, даже собственным подчиненным, справедливо считая, что любого, даже верного человека, легко перекупить. А после женитьбы на Эшли Логан и её опрометчивого обещания вывести Карла на чистую воду, он стал еще осторожнее. Не хватало еще погибнуть от руки наемника, посланного «любящей женушкой», или оказаться в тюрьме Оша, по обвинению в государственной измене.
Поэтому Карл и постарался вернуться в столицу тихо, не привлекая излишнего внимания к своей персоне. Для ночлега он выбрал постоялый двор на самой окраине города: удобств почти никаких, зато в толпе приезжих легко затеряться. Ему хотелось спокойно обдумать создавшееся положение.
В гражданской войне — а её приближение ощущали все, даже наименее дальновидные люди, — от правильного выбора стороны зависит все: и состояние, и сама жизнь. Но Карлу не хотелось совершать распространенную ошибку и становится одной из фигур, которую передвигают по доске невидимая рука. Он прекрасно знал, как легко сильные мира сего жертвуют даже самыми важными фигурами. В конце концов, он же — не де Берн, вмешавшийся в государственную интригу, и едва не погибший, по собственной глупости.
Нет, Карлу хотелось обезопасить себя и оказаться «над схваткой», чтобы вне зависимости от того, кто победит — королева-мать с наследником или партия фаворитки короля — остаться в милости, сохранить свой титул и преумножить состояние. А если в процессе найдется Азалия, а его «дорогая жена» сгинет навеки, партию можно считать выигранной.
«Думаю, больше мне в жизни ничего и не надо. Согласен, как Квинт, вести тихую жизни в провинции, рядом с любимой женщиной. А в столице появляться как можно реже. Хватит, наслужился».
Почти всю оставшуюся ночь барон провел в своей комнате, за составлением плана на будущее. Благодаря солидному приданому, принесенному Эшли, он поправил свои дела и теперь мог действовать, не оглядываясь на недостаток средств.
Но наступившее утро принесло новости, заставившие его спешно корректировать свои планы. У ворот гостиницы остановился неприметный экипаж, без гербов, который сопровождали верховые. Один из них, спешившись, спокойно осведомился у хозяина о «господине бароне Карле Нестере».