Вот эта французская БАД для быстрого похудения. Французская! Похудеть не помешало бы.
Сосед Лёня ежедневно заходит. Высокий, представительный, обходительный. Моложе её на пятнадцать лет. Но расходы…
Эмилия рассердилась. По непостижимой женской логике — не на Ослова и, конечно, не на соседа Лёню. А конечно — на Влекомова. Не на себя же.
Просто — представила его ехидную улыбку. И ещё он обмолвился — у Наденьки через две недели день рождения. Ей-то он подарок подыскать не поленится!
Наденька, бывшая секретарша Влекомова, мало того что была на четверть века моложе Эмилии, так ещё и собой очень ничего и элегантна. И самое возмутительное — не забывала Влекомова, хотя давно уже не работала в «Фотоне».
Влекомов ничего такого не говорил, но Эмилия была уверена, что когда-то у них был роман. А может, до сих пор продолжается.
Ничего, она тоже ещё нравится мужчинам. Хотя бы тому же Лёне.
Мыслила Эмилия стандартно, то есть практически безошибочно.
О секретаршах
Секретарш у Влекомова за тридцать лет начальствования было всего три. Точнее — три с половиной. Половинка — это Анечка, работавшая их общим с начальником отделения Фроловым секретарём в бытность Влекомова его заместителем по научной работе.
А первая секретарша, Галина, досталась ему по наследству вместе с кабинетом от начальника отдела, ушедшего с повышением в другую организацию.
Этакая говорливая кубышка.
Муж, которого, по её словам, она вывела в люди, работал инструктором Ленинградского обкома партии. Из коих вскоре скаканул прямо в кресло генерального директора крупного оборонного объединения. После чего Галина быстренько уволилась «вести дом».
А через пару лет внезапно позвонила Влекомову на дом:
— Женя, ты ведь защитился?
— Было дело! — Влекомов не мог сообразить, что её интересует.
— А не знаешь, если защита не прошла, через какой срок можно повторно защищаться?
— Не знаю, вроде через год. Ты что, диссертацию по кухонной тематике состряпала?
— Нет — мой тут в Военмехе диссертацию провалил. Снова надо защищаться.
— А когда он успел её написать? — удивился Влекомов. Он вспомнил, что ректором Военмеха был руководитель его дипломного проекта Евгений Васильевич Кульков, одноногий инвалид Отечественной войны, очень симпатичный человек. — Там ректором Кульков, да?
— Нет, теперь Попов, бывший секретарь горкома! Он моего хорошо знает! — похвасталась Галина. — Но вот учёный совет заупрямился!
«Ещё бы! — подумал Влекомов. — Кандидат в кандидаты, не имеющий никакого опыта научной работы и прыгнувший со стула инструктора обкома в кресло генерального директора, через год представляет на защиту кандидатскую диссертацию — тут не только учёному совету, ежу ясно, чьих рук дело. Не его собственных. Молодцы военмеховцы!»
А ведь защитился через годик генеральный инструктор! Но об этом эпохальном событии Влекомов узнал не от бывшей своей секретарши, а от Фролова. Тесен мир! Фролов хорошо знал мужа Галины. Из первых рук сведения.
Да, провалил учёный совет Военмеха товарища Соловья. Но товарищ по монолитным партийным рядам Попов, сместивший с должности ректора Кулькова, воспринял провал Соловья как антипартийный мятеж. Вызывал по одному членов учёного совета и обрабатывал с умением и тщательностью опытного партийного кадровика.
Интеллигенция дала течь.
В былые бремена интеллигенция считалась прослойкой. Это нынче она может считаться прокладкой.
А муж Галины проделал ещё один (а может, и не один) фокус.
Секретарём парткома у него в объединении избрали инженера, прошедшего все ступени карьерной лестницы от молодого специалиста до начальника отдела на одном предприятии. И в парткоме он дела повёл компетентно, уверенно.
Соловей вскоре почувствовал угрозу. Он так и оставался пришлым назначенцем, а этот — свой среди своих. Задумался Соловей. И придумал, разбойник!
Были у него свои люди, в парткоме тоже. Снабдил деньгами, дал указания. Пригласили они секретаря в ресторанчик скромно отметить небольшое производственное достижение.
Поздно вечером доложили Соловью:
— Исполнено!
Утром он звонит в райком:
— ЧП! Мой секретарь парткома напился, в вытрезвитель попал!
Таким вот способом избавился от конкурента. Стал жить-поживать, добра наживать.
А вторую секретаршу, Валентину, Влекомов изгнал во гневе. Состояла она при нём лет семь. Работница — так себе. Но со временем, видимо, стала чувствовать себя незаменимой, норов откуда-то взялся.
Однажды подготовил проект приказа генерального директора, дал ей черновик напечатать.
— Вы бы сначала согласовали с директором. А то появятся правки — мне перепечатывать!
— Печатайте! — приказал он. Рукописные черновики руководству представлять неприлично.
Через день действительно вручил ей отпечатанное с правками генерального — она взвилась:
— Не буду печатать! Я вам говорила — надо сначала согласовать!
— Вон отсюда! — рявкнул Влекомов, проглотив комок мата.
Заявления по собственному желанию от неё он не дождался — всё так же ходила на работу, хотя он её полностью игнорировал. И размышлял: как убрать наглую Валентину и кем её заменить.
Через неделю сообразил. Направился в имевшуюся тогда в отделе оптическую лабораторию, уже недогруженную в период начавшейся перестройки.
Подошел к Наденьке, спешно принявшейся изображать деловую озабоченность:
— Вы чем сейчас заняты?
— Вот спецификацию на диапроектор пишу! — захлопала она синими глазками белорусского производства.
— Пойдёмте со мной! — В кабинете сделал ей предложение. Она попросила денёк на раздумье.
Утром сообщила результат:
— Согласна. Если не будете приставать!
— Не буду! — буркнул обиженный Влекомов, признавая её право на неприкосновенность и на тривиальный подход к теме «начальник — секретарша».
Тут же начертал распоряжение по отделу и после длительного воздержания вручил его Валентине:
— Отпечатайте!
Она улыбнулась: победила! Но, глянув на листок, скисла. Там внятно говорилось: «Богомиловой В. П. приступить к исполнению своих прямых функций техника лаборатории 435». Через десять минут принесла заявление «по собственному».
Впоследствии выяснилось, что пугающим для Наденьки был пример подруги, соседки и секретаря начальника отдела. Он её так доставал монотонными притязаниями, что бедняжка была на грани удовлетворения его похоти.
Однажды, после какого-то праздничного отдельческого сабантуя, сумел-таки проводить её не до, а в самую квартиру. Казалось, остальное — дело техники.
Но если женщина не хочет (не будем о кобелях), вывернется наизнанку или вывернет наизнанку мужика.
Подруга велела начальнику ложиться в постель, а сама спешно позвонила Наденьке:
— Выручай!
Наденька явилась через десять минут. Подруга в ванной продолжала тщательную предсоительную подготовку. Начальник жмурил бегающие глазки под натянутым до подбородка одеялом.
Процесс был отложен. Навсегда — начальник претерпел психосексуальный шок с необратимыми последствиями.
Влекомов, как и обещал, не проявлял к Наденьке мужского интереса. Через пару месяцев она сама сообщила: все секретарши ей завидуют — начальник не пристаёт. Но одна заявила:
— А я если бы кому из начальников дала, так только Влекомову!
Влекомов был польщён и шокирован — неужели женщины между собой более циничны, чем мужики?
Но виду не подал. А Наденьку мнение коллеги, видимо, заставило задуматься о своём поведении. Как ту курочку, убегавшую от петуха: не слишком ли быстро я бегу?
Она вначале замедлила ход, потом двинулась навстречу. Они пережили период острой влюблённости, а после Наденькиного увольнения остались добрыми друзьями.
9
— Папка, я к вам приеду в четверг! Ты в пятницу на даче будешь? — пропела в телефонную трубку дочка.
— Буду! — обрадовался Влекомов. — Ты с Андрюшей?
— Нет, он на рыбалку, как всегда! — недовольным тоном буркнула Татьяна. — Ты же знаешь!
Это Эмилия, будучи в городе, уговорила дочку приехать на пару деньков отдохнуть и помочь мамочке по хозяйству. А Танечка всегда обожала шашлыки на свежем воздухе и свежую клубничку с грядки.
Дочке уже к тридцати пяти, а детей нет — внематочная беременность шесть лет назад. Лечится, об удочерении или усыновлении слышать не хочет. Надеется.
Сама Эмилия находилась в тяжёлых раздумьях. Конечно, женщины по необходимости обостряют или притупляют свои чувства, а также манеру их выражения. Душевное равновесие Эмилии, и без того хрупкое, было в дни городских хлопот нарушено вездесущей Ленкой.
Позвонила, расхвасталась своей прекрасной жизнью с щедрым и добычливым капитаном. А напоследок мимоходом поинтересовалась, как дела Эмилии по завладению тремя сотнями дармовых тысяч.
— Дерьмовые они, а не дармовые! — вспылила Эмилия. — Жулики это придумали! — В пылу она забыла, что успела отправить очередной заказ.
— Почему? — лениво произнесла Ленка. — Они публикуют фотографии призёров. Не врут. Может, и тебе ещё повезёт.
Какая-то двусмысленность послышалась в этих словах Эмилии. Ей, Ленке, значит, уже повезло, а ты, подруга, старайся, подтягивайся! Потом уж сообразила — раз Ленка в курсе публикации в письмах фотографий истинных или подставных призёров — значит, сама это дело не бросила.
Несмотря на всё своё благоденствие. А важничает! Хвастается своим капитаном!
Да захоти Эмилия, она этого капитана у Ленки на счёт «два» отцепила бы. Кстати, Лёня по внешности мозгляку капитану сто очков даст. И вообще — мужчина свободный, руки пришиты как надо. Выпивает? А кто сейчас не выпивает? У кого здоровья нет! И то далеко не все.
Отрицательных эмоций у Эмилии накопилось в избытке, но выплёскивать их на Ленку было глупо — приняла бы за зависть. Безосновательно! Влекомов — другое дело. И заслужил больше.
А Влекомов ни сном ни духом не ведал, какие опасности его подстерегают. Ждал пятницы с нетерпением. И дождался.