Золотая свадьба шла дружно, весело. Роза Николаевна и Валентин Алексеевич на глазах помолодели. Фролов молодецки, как полвека назад, под «горько!» целовал жену. А она для приличия отмахивалась, но удовлетворения скрыть не могла.
А ведь Роза тогда не очень и стремилась замуж за Фролова, хотела ещё повыбирать из ухажёров, не он один за ней приударял. Зато матери он нравился безоговорочно: вежливый, опрятный, хозяйственный. Придёт — и обязательно что-то по хозяйству наладит: то крыльцо починит, то дров наколет и воды принесёт. И к Райке — видно — серьёзно относится, а не просто поматросить явился.
Мать Раису и убедила. Как раз полвека и прошло, как Фролов увёз Розу из Ватутинок в свой Ленинград, в родительскую полуподвальную комнату на Фонтанке, семеро на двадцати квадратных метрах. Угол занавеской им отделили для счастливой семейной жизни.
Сосед Вадим, привезший Влекомова, фиксировал всё на видеокамеру, поэтому гости, спохватясь, приглаживали лысины, натягивая на них остатки растительности с затылков и висков. Но пили как в молодости. И Влекомов, стараясь не подкачать, стал накачиваться, а потом и покачиваться.
При этом приглядывался к своему соседу, Валентину Васильевичу Фролову, двоюродному брату «молодого» Валентина Алексеевича. Васильич, как его именовали близкие, того же костромского-чухломского корня, закончил в Ленинграде кораблестроительный институт, работал на Балтийском заводе.
Стал мастером, начальником сборочного цеха, секретарём парткома и в итоге — первым секретарём Василеостровского райкома партии.
Одна деревенька Чухломская, одна семья крестьянская: дед-плотник, в семейном кругу материвший советскую власть вообще и товарища Сталина в частности, а внуки — глава Василеостровского района Ленинграда, директор конструкторского бюро и командир атомной подводной лодки.
Это Алексей, младший брат Валентина Алексеевича. Такая вот «Питерская сага».
Алексея нет среди гостей, уже двенадцать лет как ушёл из жизни. Остались дневники и записки, изданные братьями Валентинами. Командир атомной подлодки — и какая благородная душа, какая бытовая и личная неустроенность!
Но больше всего в его записных книжках Влекомова поразил один эпизод из времени военного отрочества Алексея.
Весной 1944 года послали его вспахать на заморенной колхозной лошадёнке Звёздочке несколько соток под огород.
Силёнок у обоих не хватало, борозда шла криво, Звёздочка дёргалась, дёргалась — и стала.
Алексей, злой от бессилия, погонял, ругался, а потом подскочил к лошади и ударил кулаком по морде.
И застыл — увидел, как из её больших печальных глаз покатились слёзы. Сам заплакал, бросился на шею Звёздочке, целовал морду и просил:
— Прости! Прости!
Приглядываясь к василеостровцу, Влекомов немного опасался — вдруг тот окажется этаким непоколебимым партийным бонзой, весь в прошлом, в сознании своего былого величия и превосходства. Ничуть! Василеостровец сидел скромно, не приковывая к себе внимания, сказал пару тостов — искренне и с юмором.
С Влекомовым перебрасывался застольными, но скупыми фразами. Возможно, остерегался навязчивости, пьяного амикошонства. Постепенно разговорились.
Влекомов сообщил, что закончил знаменитую школу на Васильевском, бывшую гимназию Карла Мая, и трудовой путь после Военмеха начал в НИИ-137 на Васильевском.
— Знаю! — подтвердил Васильич. — На берегу Смоленки, возле Трубочного завода (трубками раньше именовали все взрыватели). А гимназию Мая теперь все знают — Лихачёв там учился, Рерих. А в наше время космонавт Гречко. С Васильевского ещё один из первых космонавтов — Шаталов!
— С Гречко, правда, однажды казус вышел. Он в школу зашёл во время уроков, никого не предупреждая. Бдительная завуч подошла, поинтересовалась, что он тут делает. Гречко думал, его узнают:
— Я здесь учился, захотелось посмотреть!
Не узнала:
— Я вас не помню, выйдите, пожалуйста, из школы!
Космонавт ушёл. — Влекомов рассказывал со слов основателя школьного музея Благово.
— А мне вот больше повезло! — улыбнулся василеостровец. — Ехал в такси мимо бывшего Оптико-механического объединения, таксист стал ругаться: «Такое производство загубили! Будь наш генеральный Панфилов жив — не допустил бы!»
«Да, — говорю, — Панфилов сильный был хозяйственник! Я с ним неоднократно по производственным вопросам контачил».
Таксист, бывший рабочий ЛОМО, так обрадовался, что денег брать не захотел. Еле удалось в карман ему затолкать!
Застольные беседы стали громче, но локальней.
— Пенсии ветеранской хватает теперь! — послышался голос Фролова.
— А моей супружнице не хватает! — рассмеялся Вадим, присевший отдохнуть. — Решила разбогатеть! Добрые люди ей миллион пообещали, если на тысячу купит какой-то ерунды! Она и поверила! Уже год её за нос водят!
Супруга Люся дёрнула его за рукав:
— Перестань!
— Это ты перестань тратиться на всякую ерунду! — отмахнулся Вадим. — Победительница! Пятый раз провозглашают победительницей, обещают приз гигантский — и кукиш вам! А она всё шлёт заказы и ожидает этой манны небесной!
Влекомов почувствовал себя неуютно — что, если бы узнали, что и он подвержен… Нет, он доведёт дело до конца! Он разоблачит этих…!
— А вот в соседнем доме, в 13-м, женщина одна миллион получила! — в сердцах воскликнула Люся.
За столом стало тихо. Только Кондаков, сосед, попискивал гармошкой, настраиваясь на продолжение банкета. Люся поняла молчаливое требование: давай подробности!
— Получила! И сказала: я ещё миллион получу! Потому что я умная! Не я, а она! — внесла Люся необходимое уточнение.
— Для этого ума не надо! — взорвался Вадим. — Для этого деньги надо иметь! Пока тебя не остригут, как овцу — ничего не получишь! И после того тоже! А ты эту счастливицу знаешь лично?
— Люди знают! — неопределённо ответила Люся.
— Ага! Вот теперь ещё люди узнали! — обвёл рукой стол Вадим. — Могут другим рассказать, что женщине одной миллион подарили — сами от её соседки слышали! — Вадим первым и засмеялся, его поддержали.
Приятно сознавать, что чужая удача — выдумка. Иначе — как жить?
Кондаков вовремя рванул гармонь — и все разом перестроились на счастье сиюминутное, хором грянули «По диким степям Забайкалья».
Странно — при чём беглый каторжник на каждой свадьбе, даже золотой? А он — всегда и везде. А может — это свадьба уже ни при чём?
Просто — пьяная душа ищет кореша. И каждый русский в душе — беглый каторжник? Или, по крайней мере, сочувствующий.
11
Вернулся от Фролова в хорошем настроении, но «Фотон» его быстро поправил.
В понедельник с утра в 1001 раз посмотрел моноспектакль «Дядя Ваня» — так начальники отделов именовали директорские совещания.
Лейтмотив этих совещаний у Засильева был один: отсутствие денег на оплату материалов и комплектующих по очередному завальному заказу. И на зарплату. Многие заказчики сами были виноваты — задерживали финансирование. Кстати, ежегодно повторялась одна и та же история: бюджетные деньги выделялись с опозданием минимум на квартал. Даже когда бюджет утверждался заранее. Крутились где-то?
Но даже такой исправный плательщик, как ЦЕРН — тот, что встраивал в чрево Земли Большой адронный коллайдер, рисковал не получить вовремя «фотоновские» фотоумножители. Полученные денежки часто уходили на погашение предыдущих кредитов с неприличными процентами.
Валера Лукьянов, начальник отдела, стройный, всегда в белой рубашке и галстуке, монотонно задавал на моноспектаклях почти одинаковые вопросы и получал стандартные ответы, варьирующиеся по степени раздражённости Ванечки.
Иногда стрелки переводились на зама по коммерческим вопросам, в прошлом хорошего разработчика и мастера спорта по метанию копья Сергея Дряблова. Сергей был почти неуязвим — денег-то не было. Но если вдруг появлялись — не можешь завтра достать — сегодня роди то, что требуют. А то загрызут!
Творческую сущность материальным снабжением не удовлетворишь, и Сергей постоянно изобретал всевозможные приспособления хозяйственного и охотничье-рыбацкого назначения. Тогда сам превращался в просителя и обходил отделы в поисках залежавшихся полупроводниковых и металлических предметов.
— Это Господь не хочет, чтобы ты свои умножители для ЦЕРНа делал! — однажды ответил Сергей Лукьянову. — Взорвёте на пару к чертям нашу Землю-матушку! Опомнись пока не поздно, Лукьянов лукавый!
Засильев остановил общий хохот — ему не нравились чужие шутки. Обожал свои.
Валера не опомнился. ЦЕРН получил от него всё, что хотел. Земля пока цела.
— Ну, Влекомов, опять жаловаться собираешься? — усмехнулся Засильев, заметив привставшего Влекомова. — На жизнь или на руководство?
— На жизнь жаловаться — что море плетьми стегать, как персидский царь Ксеркс сделал за то, что буря флот уничтожила, — поведал Влекомов. — Руководство — дело другое. Хотя лично я предпочёл бы не жаловаться, а поступить с ним, как Ксеркс с морем. Перспективней — у моря-то пятой точки нет!
— Чего захотел! — хмыкнул Засильев.
— Его самого уже раз десять надо было высечь! — воскликнул Рудиков.
— Размечтался! — в тон Засильеву, но адресуясь к Рудикову ответил Влекомов.
— Ну, что у тебя? — хмуро спросил Засильев, недовольный всеобщим весельем.
— Не выполняется решение об изготовлении измерительного блока.
— Что ж ты Ольгу не дожимаешь? — снова влез главный инженер. — Ослабел?
Ольга Костюгина, начальник отдела, выполнявшего разработку блока по китайскому контракту, недовольно поморщилась. Неплохой администратор, неженственная до неприличия и в той же степени самовлюблённая — часами могла о себе рассказывать. Вообще-то блок разрабатывал не её отдел, а посторонние специалисты, оплачиваемые через малое предприятие при отделе, также возглавляемое ею. И Ольге хотелось, чтобы второй образец блока также прошёл через её МП — навар больше.
— Я с дамами вообще только по доброму согласию взаимодействую. Но в данном случае — это целиком ваша прерогатива! Главный инженер отвечает за унификацию! А мы при разработке технического задания заложили аналог китайского блока. Вы тогда очень одобряли это предложение. — Влекомов говорил вяло — вопрос поднимался не впервые. Но за последние годы каждый отдел обособился и старательно утаивал свои разработки от прочих. Рудиков не желал тратить свои силы на подобные мелочи. Нервы истреплешь, а ордена не получишь.