— А вот это верная мысль, — кивнула тётя Мирра. — Соображаешь, когда хочешь. Сдается мне, ты их ещё увидишь. Когда-нибудь. Увидишь, и узнаешь. Только… — она замялась. — Не докучай им. Помоги, если сможешь, но не больше. Не они часть твоего пути, но ты — часть их пути, помни об этом.
— Наверное, это честь, — сказала Аполлинария.
— Хм. Как знать, — пожала плечами баба Нона. — Кто из нас может достоверно знать, что для кого честь. Но ты, Поля, всё-таки помни, что в этот раз ты не проиграла.
— Но и не победила, — возразила Аполлинария. — К тому же выкидывать эту ящерицу было противно. Такой мерзкий запах! Словно фрукты протухли, или творог, я не разобрала толком. От него ужасно пахло. Просто ужасно. Хочется поскорее помыть руки.
— Так иди, да и помой, — посоветовала баба Нона. — У тебя на кухне есть раковина. К тому же вечереет уже, скоро спать ложиться надо. Мирра, дашь ей завтра карту? — спросила она. — С картой-то, поди, ей повеселее будет, чем так.
— Какую карту? — спросила Аполлинария.
— А вот завтра и узнаешь, — пообещала баба Нона.
— Ит, чего ты такой хмурый? — спросила Лийга. Ит, сидевший за столом, поднял голову, и посмотрел на неё — да, взгляд в него был сейчас действительно печальный.
— Ты прочла? — спросил он.
— Да, — кивнула Лийга. — Тот ящер…
— Это палач. Нэгаши. Я тогда едва не погиб, потому что он меня чуть не убил, — Ит невесело усмехнулся. — Странно читать об этом в книге, изданной тиражом сто экземпляров, и написанной неизвестно кем.
— Это всё именно так и было, как в книге? — удивилась Лийга.
— Нет, это было не так, и справился с ним я самостоятельно, но… сейчас я уже не уверен, что мне никто не помогал. Может быть, кто-то и помог в тот момент, вот только я понятия об этом не имел. Теперь же оказывается, что кто-то в той драке был на моей стороне. Кто-то, о ком я не знал, и не узнал бы никогда, если бы… — Ит не договорил. — Лий, у меня сейчас ощущение, что мы снова упустили что-то важное.
— У тебя постоянно такое ощущение, — хмыкнула Лийга. — На самом деле ты прав. Помнишь, что там было написано о горе. Огромной горе, которую нужно осознавать всю сразу, причем не только визуально, но и во времени? Тебе не показалось, что это…
— Описание сигнатуры Слепого Стрелка, — кивнул Ит. — Это оно и было. И я понял, что мы в очередной раз недооценили его. А вот Мойра, которая его таким образом описала, не просто знает о его существовании, она является сущностью иного порядка, и может его воспринять и осмыслить.
— Неплохо было бы понять, кто же такая эта Аполлинария, — заметила Лийга. — Это явно не простая девушка, если ей объясняют такие вещи.
— Согласен, — Ит задумался. — Лий, слушай, как тебе идея поискать автора? Не из воздуха же появилась эта книга, в конце концов! Если она была издана, и продается…
— То её точно кто-то написал, издал, и продает, — закончила за него Лийга. — Я не против. Но надо спросить у Даны и рыжего, когда они приедут. В Скрипаче я не сомневаюсь, но Дана может и отказаться.
— Может, — согласился Ит. — Именно поэтому я и хочу сперва спросить.
Глава 5Прогулка в квадрате
— Ну, можно уже, я думаю, — сказала тётя Мирра, вытаскивая из корзинки несколько клубочков с разноцветными нитками и тончайшие маленькие спицы. — Дозрела девушка. Улицу поблизости ты знаешь, площадь знаешь, переулки изучила. Значит, пришла пора двигаться дальше. Готова?
— Не уверена, — ответила Аполлинария. — Сегодня я хотела бы зайти к балерине, а потом…
— На обратной дороге зайдешь, — кажется, баба Нона была сердита. — Дело у нас есть к тебе. Важное. Неужели не поможешь бабушкам?
— А что нужно сделать? — спросила Аполлинария.
— Пойти, найти, и принести, — загадочно ответила бабуля Мелания. — Тут, понимаешь, вот чего получается. Есть одно сложное вязание, а связать не можем, потому что нужна схема, и схемы этой у нас нет. А сами мы не дойдем, старые уже, трудно нам. Надо как-то эту схему добыть. Вот только…
— Что только? — спросила Аполлинария.
— Не простая это схема, — ответила баба Нона. — Мне на неё еще прясть и прясть, мотать и мотать, Мирре спицы готовить, Мелании ножницы точить. А сама схема эта разделена на части, но при этом она одно целое. Соображаешь?
— Нет, — честно ответила Аполлинария. — Не соображаю. Как это — разделена на части, но при этом целая? Один кусок в одном месте, другой в другом, и так далее? Так, получается?
— Так, да не так, — покачала головой бабуля Мелания. — В двух словах не объяснить. Увидишь — сразу поймешь. Вот только ещё один момент, важный, здесь есть. Сперва надо куски найти, но брать можно только последний. Как последний отыщешь, подберешь, так и вся схема появится.
— Я запуталась, — честно сказала Аполлинария. — Как такое возможно? И что мне нужно будет делать?
— Сейчас объясню, — тётя Мирра взяла первый клубочек, тонкие спицы, и со сказочной быстротой набрала первый ряд. — Гляди. Сперва идешь на площадь, там ищешь первый фрагмент. Потом смотришь на карту… вот на эту, которую сейчас вяжу для тебя… и по карте идешь в следующее место. Карту помечай, дам тебе для этого карандашик. Потом, как второе место отыщешь, снова пометку делай, и дальше иди. И как все три места пройдешь, в последней отметке бери нужное. А дальше иди домой, карта тебе подскажет, как пройти быстрее.
Спицы мелькали, как крошечные серебристые молнии, клубочки сменяли друг друга, и буквально через несколько минут Аполлинария увидела, что в руках тётя Мирра держит действительно самую настоящую карту, небольшую, размером с носовой платок. На вязаной карте города можно было различить дома, даже с номерами, улицы, переулки, площади; нужные места были отмечены зелеными крестиками, вот только последний, финальный, оказался красным. Вроде бы просто, подумалось Аполлинарии, и, кажется, не очень далеко от дома. Можно за полдня управиться.
— Хорошо, — кивнула Аполлинария. — Давайте попробую. Постараюсь вернуться побыстрее.
— Вот и умница, — похвалила её тётя Мирра. — Мелания, отчекрыжь хвост, — приказала она. Ножницы бабули Мелании щёлкнули, и последняя нитка, соединявшая карту с клубком, оказалась отрезана. — Держи. И будь в дороге осторожной. Детектива не позабыла ещё? Ну и вот, и думай, что к чему, да почему.
В этом Городе всегда хорошая погода, думала Аполлинария, идя по улице, и помахивая зонтиком, как тросточкой. Зачем я каждый раз беру с собой зонтик? Наверное, его нужно оставлять дома, ведь я тут уже долго, а дождя так ни разу и не было. Облака да, облака есть, но легкие, пушистые, словно сахарная вата, и уж точно не дождевые. Вечное лето, солнечное, прозрачное, тёплое. И сам Город тоже выглядит тёплым и приветливым, но — это Аполлинария уже успела понять — это впечатление обманчиво. Город отнюдь не такой, каким может показаться. Лавка с редкостями, судьба балерины, нелепое приключение с Детективом — это всё доказывало, что с Городом следует держать ухо востро, и не расслабляться. А ещё очень хочется понять, что же это всё-таки за место, и как она, Аполлинария, здесь очутилась. И почему? Это посмертие? Она была уверена, что там, где она жила раньше, она умерла, но Город расходился с её представлениями о Рае и Аде, потому что ни Раем, ни Адом он точно не был. Ему не подходили определения, которые Аполлинария знала до того, как здесь очутилась, а сама она пока что определения придумывать затруднялась. «Я уже ошиблась несколько раз, — думала она. — А вдруг я снова ошибусь? Не хотелось бы. Лучше буду пока что наблюдать, и не спешить при этом с выводами».
Улица закончилась, и Аполлинария оказалась на площади. Бывать здесь ей теперь даже стало нравиться, потому что площадь, во-первых, была красива, и, во-вторых, здесь можно было послушать чужие разговоры и посмотреть на людей. После Детектива Аполлинария не решалась начинать новые знакомства, но теперь думала, что через какое-то время, вероятно, она всё же осмелиться обратиться к кому-то, чтобы поговорить. Общество старух её, конечно, не тяготило, но хотелось каких-то новых, неизведанных доселе впечатлений. И новых лиц хотелось. И новых тем, которые можно обсудить.
Дойдя до центра площади, Аполлинария остановилась, и вытащила из кармана карту. Здесь, в центре, стоял памятник — при первом знакомстве памятник Аполлинарию озадачил, она потом долго думала, кто такой памятник смог вообразить, и почему он стоит на площади Города, который уж точно расположен не рядом с морем. Памятник был морской. Огромный, нелепый якорь, и моряк, который стоит рядом, и опирается на него. Странный моряк, у которого было четыре лица, и восемь рук. И, кажется, три ноги, но Аполлинария так и не смогла понять, не принимает ли она за ногу какую-то деталь якоря. «Неизвестным морякам, осмыслившим Бабочек, покинувшим Берег, и постигающим Пути» — вот что было написано на этом памятнике. Странные у них какие-то моряки, решила тогда про себя Аполлинария. Как можно постигать пути, при этом предварительно осмыслив каких-то бабочек, и покинув какой-то берег? Моряк гулял, увидел бабочку, осмыслил, потом сел на корабль, и куда-то отправился? Так? Но зачем ему тогда памятник? Или им… Думать о памятнике, впрочем, ей скоро надоело, к тому же окрестный народ памятник просто игнорировал. Да, под ним назначали встречи и свидания, да, в его тени сидели на лавочках отдыхающие люди, но, собственно, сам памятник явно ничьи умы не занимал.
Итак, Аполлинария вытащила карту, и попыталась сообразить каким именно образом соотносится точка, которую указали старухи, и точка, на которой она сейчас стоит. Вроде бы это та самая точка и есть, но где же, позвольте узнать, деталь схемы для вязания? К стыду своему Аполлинария вспомнила, что так и не спросила у старух, как именно выглядят детали. Почему-то в разговоре они упустили этот момент. Вернуться домой и спросить? Или попробовать разобраться самой? Чем вообще может быть эта самая схема? Скорее всего, это фрагмент бумажного листа с рисунком и цифрами, по которым набирают петли, подумала Аполлинария. Надо для начала поискать бумагу, а потом посмотрим.