— Привет, — сказал он. — Здравствуй, выдра. Здравствуй, сударыня. Чем могу быть полезен?
Аполлинария с интересом его рассматривала — и решила для себя, что он очень милый. Большой улыбающийся рот, ярко-желтые глаза, и венчик жабр, похожий на богато украшенный воротник камзола. Лапки у аксолотля действительно были очень ловкими, с длинными пальцами, и узкими ладошками.
— Аксолотль, к вам пришла беда, — начала выдра мрачным голосом. — Точнее, она ещё не пришла, но вот-вот будет здесь. Есть такой человек, его зовут Справедливый Рыцарь Кристальной Чистоты Помыслов, и он решил, что хочет вмешаться в вашу жизнь.
— Справедливый Рыцарь Кристальной Чистоты Помыслов? — переспросил аксолотль. — Звучит, в принципе, неплохо. И какая же в этом беда?
— Да такая, глупый ты аксолотль, что он не даст вам жить в пруду, так, как вы привыкли! — рассердилась выдра. — Он заставит вас жить в доме, в сухом, замечу, доме, заставит есть вареную еду из тарелок, и включать по вечерам глупые люстры. Но и это ещё не всё. Самое плохое, что он будет хотеть, чтобы вы преклонялись перед ним, и считали для себя счастьем то, что для вас счастьем не является. Понимаешь?
— Кажется да, понимаю, — аксолотль нахмурился. — Это звучит не очень хорошо.
— Вот именно, — подтвердила выдра. — К тому же он будет наказывать вас, если вы откажете ему повиноваться, и будет заставлять вас ябедничать друг на друга, чтобы находить недовольных.
Аполлинария оглянулась в этот момент, и увидела, что по берегу в их сторону идёт он — Рыцарь. Идёт не спеша, уверенно, вальяжно, и, о ужас, он сейчас не выглядел дряхлым и старым, он действительно помолодел, причем весьма существенно. Ох, и натворит же он проблем, с тревогой подумала она. Бедные аксолотли.
— Я понял тебя, выдра, — сказал аксолотль. — Он нам, в таком случае, действительно не нужен, рыцарь этот.
— А вот и он, — произнесла Аполлинария. — Аксолотль, беги скорее, предупреди своих друзей!
Аксолотль задумчиво посмотрел на рыцаря, затем на выдру, а потом на Аполлинарию.
— Бежать? — спросил он. — А зачем? Я лучше маму позову.
— Ой-ой-ой, — выдра отступила на шаг. — Так вы… уже?
— Ага, — кивнул аксолотль. — Не всё же время такими жить. Отойдите-ка подальше, девушки, а то мама, знаете ли, разбираться не будет. Мама! — крикнул он. — Мама, выйди, тут дело есть!
Выдра схватила Аполлинарию за подол, и потащила прочь, к деревьям.
— Погоди, — попросила Аполлинария. — Куда ты так спешишь? Зачем?
— Да затем, что аксолотли — они не навсегда аксолотли! — выпалила выдра. — Догадываешься, кто у него мама?
— Ой, — только и сумела произнести Аполлинария. — Неужели это…
— Амбистома! — выпалила выдра. — Идём, скорее! Они в здешних краях знаешь, какие вырастают? Не видела?
И тут Аполлинария увидела — рядом с аксолотлем заколыхалась вода, и над ней показалась огромная чёрная голова. Амбистома вышла из воды, и встала рядом с аксолотлем. Росту в ней было метра четыре, если не больше, и выглядела она весьма внушительно. Когтистые лапы, красные жабры, серые глазища навыкате, и длинный мускулистый хвост. Амбистома упёрла лапы в бока, склонила голову к плечу, и с интересом посмотрела на рыцаря. Тот, подошедший уже совсем близко, остановился в нерешительности.
— И кто же ты такой, мил человек? — спросила амбистома.
— Я?.. Р-рыцарь, — ответил Рыцарь. — Точнее, я Справедливый Рыцарь Кристальной Чистоты Помыслов. Рад знакомству.
— Лыыыцарь, — протянула амбистома. — И чего это ты, лыцарь, к нам пожаловать решил?
— Хочу донести до вас, аксолотлей, кристальную чистоту помыслов, и понятие справедливости, — ответил Рыцарь.
— Да неужели? — восхитилась амбистома. — Никогда не было, и вот опять. Свершилось.
— Так вы согласны? — обрадовался Рыцарь. — Тогда вам следует сперва проявить ко мне почтение, а потом…
— Так. Стоп, — приказала амбистома. — Разогнался, посмотрите на него. Вот что, Рыцарь. Если тебе дорога твоя бесценная шкура, бери ноги в руки, и шуруй отсюда, чем быстрее, тем лучше. Иначе я тебе сейчас такую справедливость наведу, что ты очень долго в Город даже сунуться не сумеешь, будешь себе сидеть мелкой таракашкой на какой-нибудь помойке, и усами шевелить. Понял? А теперь прошел прочь, мне на тебя время тратить неохота. Сынок, пойдем, — обратилась она к аксолотлю. — Тебе кушать пора. Скоро превращаться будешь, личиночка моя дорогая, надо набираться сил. Рыцарь, ты ещё тут? Тебе что, нужно наподдать хвостом, чтобы ты понял?
— Понял. Не надо хвостом. Прощайте, всего наилучшего, — Рыцарь повернулся, и пошел, всё ускоряя шаг, прочь от берега, что-то недовольно бурча себе под нос. Когда он проходил мимо кустов, за которыми притаились выдра и Аполлинария, до них донёсся его голос.
— Мерзкие аксолотли, — шептал Рыцарь. — Паршивцы! Я хотел принести им добро и свет, хотел подарить истинную веру в себя, то есть в меня, жаждал донести до них познания о справедливых помыслах, а они хвостом! Ну надо же! Какая чёрствая, чёрная неблагодарность, какая низменная низость, какая отвратительная глупость!..
— Так его, — удовлетворенно констатировала выдра, когда Рыцарь скрылся из вида. — Что же, пора нам прощаться, думаю. Может быть, мы ещё встретимся.
— Заходите в кафе, — предложила Аполлинария. — Я там часто бываю, и с удовольствием разделю с вами компанию.
— Постараюсь, — пообещала выдра. — Вы славная, сударыня. В вас определенно что-то есть, поэтому я с радостью приму ваше предложение.
— Я, кажется, поняла, — сказала Аполлинария, когда вечером вышла во двор, поговорить со старухами. — Кое-что про эти истории я точно поняла.
— И что же ты поняла? — спросила тётя Мирра.
— Эти трое… ну, Петрикор, мадам Велли, и Рыцарь, они все пытаются кем-то управлять, но делают это неправильно и скверно, — ответила Аполлинария. — Поэтому и получается у них полная ерунда. Они все навязывают тем, кем управляют, свои идеи и мысли, совершенно не задумываясь о том, что это только во вред. В этом всё дело.
— В этом? — переспросила бабуля Мелания. — Точно?
— Ну да, — кивнула Аполлинария. — Разве нет?
— А тебе не приходило в голову, что проблема не только в них троих, но и в тех, кем они управляют? — прищурилась баба Нона. — Вот тех же мышей взять. В их глупые головы ни пришло даже мысли о том, что они могут не подчиниться мадам Велли, когда она приказывает им убивать друг друга. Или выдры — да, они, конечно, молодцы, вот только что им мешало в самом начале расковырять двери, да и сбежать сразу, не дожидаясь, пока Рыцарь начнет проделывать с ними свои фокусы. Или голуби Петрикора — они не только рабы его самого, они рабы своей веры в него, ведь им куда как удобнее верить, вместо того, чтобы хотя бы немного думать.
Аполлинария нахмурилась. Баба Нона была сейчас совершенно права, вот только от её правоты Аполлинарии сделалось тоскливо.
— Выходит, оно вот так бывает везде и всегда? — спросила она. — Подчинение разуму, подчинение силе, и подчинение вере, так? Иначе невозможно?
— Да, — кивнула бабуля Мелания. — Иначе невозможно. Иначе не бывает. Нигде и никогда не бывает иначе. Это грустно, но это правда, Поля. И ты сейчас осознаешь, что это правда, и что иной правды не бывает, да и быть не может.
— Неужели не может? — с отчаянием спросила Аполлинария. — Совсем-совсем?
— Совсем-совсем, — подтвердила тётя Мирра. — Единственное, что действительно возможно — это повлиять на качество того, кому будут подчиняться. Но и это тоже совсем непросто.
— Очень непросто, — закивала бабуля Мелания. — Иерархия, девочка моя, это гадкая штукенция, уж поверь старой бабушке. Но ты не огорчайся. Есть, знаешь ли, довольно хитрые пути, чтобы этой иерархии аккуратно подстричь усы так, что она будет вести себя прилично.
— Не надо про усы, — попросила Аполлинария. — Выдра рассказывала, что им как раз усы носить запрещали.
— Забудь о выдрах, — махнула рукой тётя Мирра. — Ерунда. Усы у них давно новые выросли. Так вот, бабуля Мелания права. Есть способы в нужный момент приструнить того, кто много себе позволяет, запомни это. Другой вопрос, что многие не видят в этом смысла.
— Почему? — спросила Аполлинария с удивлением.
— А оно надо? — хмыкнула бабуля Мелания. — Что так, что этак, всё едино. Компоненты-то живут, а уж плохо или хорошо — не твоя печаль. Уяснила?
— Ну… наверное, немного уяснила, — ответила Аполлинария. — Хотя мне это всё не нравится.
— Чем же? — полюбопытствовала тётя Мирра.
— Я не люблю, когда кому-то плохо, — тихо ответила Аполлинария. — Мне нравится, когда всем хорошо.
— Всем хорошо никогда не бывает, — покачала головой бабуля Мелания. — Запомни раз и навсегда: никогда не бывает, и не будет так, чтобы всем было хорошо. Это закон. Ясно?
— Ясно, — кивнула Аполлинария.
— Вот и славно, — заключила бабуля Мелания. — А теперь иди отдыхать, девочка, а то у нас много работы, и на болтовню с тобой больше времени сейчас нет. Позже пообщаемся.
— Ладно. Всего доброго, — вежливо ответила Аполлинария.
— Нет, Итище, это всё-таки демиург, — Скрипач захлопнул дверь машины, и щелкнул брелоком. Машина протестующе пискнула. — Это демиург, которого сейчас учат бабки с вязанием, которые Мойры. И учат они этого демиурга отнюдь не хорошему, заметь. Неотвратимости они его учат, в свете несовершенства живых созданий. Не согласен?
— Пока что приму твою версию, — сдался Ит. — Но мне всё-таки кажется, что ты упрощаешь. Именно кажется, я на своем мнении не настаиваю. Ладно, давай про это потом, нам идти надо.
— Надо, значит пойдем, — кивнул Скрипач. — Посмотрим, что за тётка такая, эта директриса Сюся.
…Машину они поставили рядом со школьным забором, и найти место для парковки оказалось делом непростым — искали они это место пятнадцать минут, и нашли с большим трудом. Школьного охранника пришлось взять на воздействие, потому что пускать в школу он двоих парней совершенно не хотел, что, впрочем, было вполне ожидаемо. Кабинет директора отыскался на первом этаже, в дальнем крыле; сейчас шёл урок, поэтому в кабинет попали беспрепятственно, мешать оказалось некому.