— Разумеется, — Аполлинария улыбнулась. — Мы договорились встретиться здесь с Даарти и Варом, так что я непременно приду.
— Вот и славно, — кивнула официантка. — Будем ждать вас.
— Осталась третья часть, она небольшая, — Лийга взвесила книгу на руке. — Ит, ты меня слушаешь?
— Да, — ответил Ит. Протянул руку, Лийга отдала ему книгу. — Я тебя слышу. Но, к сожалению, услышать то, что я бы хотел, у меня не получится. Ведь так?
— О чём ты? — нахмурилась Лийга.
— Лий, не прикидывайся, — попросил Ит. — Ты поняла про этот текст больше, чем все мы, вместе взятые.
— Нет, Ит, — Лийга покачала головой. — Это не так. То есть тебе хочется, чтобы это было так, но ты сейчас не прав. Может быть, что-то я и понимаю, но вовсе не то, о чём ты думаешь.
— И о чём я думаю? — с горечью спросил Ит.
— Ты хочешь ответ. Здесь и сейчас ты хочешь ответ, и вот это я как раз отлично вижу. Я Сэфес, пусть в прошлом, и ты почему-то решил, что можешь получить этот ответ от меня. Ит, я понимаю, но… — Лийга опустила взгляд. — У меня нет ответа.
— Или ты считаешь ответ неверным, — подсказал Ит. — Невозможным. Такое может быть?
— Я не знаю, — в голосе Лийги зазвучало самое настоящее отчаяние. — Не знаю, слышишь ты меня⁈
— Слышу, — кивнул Ит. — Тогда… что ты можешь сказать про шарфики?
— Вот про шарфики я ответить могу, — оживилась Лийга. — Это противофаза в сиуре первого порядка. Причем написано это здесь так, как мог бы, наверное, это написать Сэфес, которому было весело. Тория и Дория — это два мира, которые стоят в сиуре, условно конечно, друг напротив друга, но при этом они обладают сходными характеристиками. Ты ведь заметил, что обе тетки, которых Аполлинария уговаривала не ссориться, очень похожи?
— Ну, внешне они разные, но на самом деле да, — кивнул Ит. Он обрадовался тому, что Лийга успокоилась, и что она больше не переживает о его словах. — Они готовят одинаковые блюда, у них платья и шарфики одинакового цвета, они обе добрые, судя по всему, и они…
— Они живут в одном доме, который на самом деле — два дома, — закончила за него Лийга. — Вот смотри. Допустим, Тория — это человеческий мир, а Дория — это мир рауф, и оба этих мира, точнее, обе системы с демиургами, стоят в одном маджента-сиуре в противофазе друг к другу. Представил?
Ит кивнул.
— Противофаза — это очень любопытная штука. В некотором смысле, это зеркальный коридор. Оба этих мира будут придерживать одинаковых устоев и внутренних правил. В данном случае — это практически полное отсутствие внутренних войн, это развитие вовне, это обеспечение максимума комфорта для своих жителей. Они это будут делать по-разному, но с одинаковым результатом. И там, и там, будет забота о гражданах, высокая продолжительность жизни, внимание к деталям, забота о природе… да много всего, это неважно. Если произойдет невозможное, и обитатели этих миров встретятся, они, точно так же, как Дория и Тория, будут осуждать друг друга и ссориться, но их основа всё равно будет оставаться идентичной.
— Почему встреча невозможна? — спросил Ит, хотя и так уже догадался об ответе.
— Маджента, — пожала плечами Лийга. — Экстерриториальный сиур. Это для нас расстояние значения не имеет, а для них… в самом лучшем случае астрономы из мира Дории внесут в какой-нибудь реестр звезду, вокруг которой крутится мир Тории, и никогда не достигнут его.
— А Транспортная сеть? — резонно спросил Ит.
— А вот Транспортная сеть, скорее всего, не позволит им общаться друг с другом, — хмыкнула Лийга. — Тебе никогда не намекали, что транспортники тоже иногда имеют дела с Контролем?
— Намекали, — Ит вздохнул. — В принципе, наверное, это всё правильно. Рауф и люди недолюбливают друг друга.
— Верно, — согласилась Лийга. — Ты сам видел, до какой степени это может доходить. Но основа-то всё равно одинаковая. Любовь к своим мирам. Любовь к детям. К близким. К жизни, как таковой. Так что пусть живут, как живут. Для Сэфес такие пары — всегда благо. Их обычно из Белой зоны забирают в зону работы уже парными, и прекрасно встраивают туда, куда требуется. Долгоживущая стабильная система, да ещё и с противофазой — что может быть лучше?
— Лий, скажи, Аполлинария — всё-таки Контроль? — спросил Ит.
Лийга засмеялась.
— Однозначно нет, — сказала она. — Она точно не Контроль. Мы ведь уже поняли, что Контроль — это официантки.
— В общем, ты ничего не скажешь, — подытожил Ит.
— Не скажу, — Лийга посерьезнела. — Не потому что не хочу, а потому что не знаю.
Часть IIIСветлый ветер
Глава 17Исповедь Балерины
Часть III
— Осуждать легко. А вот понять настоящую причину чего бы то ни было гораздо сложнее, — балерина отпила кофе, и улыбнулась. — Обидно ли это? Вне всякого сомнения. Любому на моём месте, думаю, стало бы обидно.
— То есть, выходит дело, про вас тогда говорили неправду? — спросила Даарти. Она сидела сейчас рядом с Варом, и сочувственно смотрела на балерину.
— Расскажите нам, ну расскажите же, — синхронно произнесли Дория и Тория.
— Действительно, расскажите, — попросила Аполлинария. — Мы так долго рассказывали вам разные истории, а теперь настала ваша очередь. Мария, мы все ждём, и очень надеемся, что вы просветите нас.
Балерина улыбнулась. Выглядела она великолепно — тонкие черты лица, фарфорового оттенка кожа, с легким, едва заметным румянцем; платье персикового цвета, пшеничные вьющиеся волосы, и яркие голубые глаза. Она сидела сейчас на стуле, рядом с ровной стеной, на том самом месте, где находился раньше её череп, и чувствовала себя, по всей видимости, превосходно.
— В первую очередь я бы хотела поблагодарить Медзо, — сказала балерина. — Мой друг, вы совершили невозможное, и спасли меня. Я уже потеряла надежду, что найдется тот, кто отважится на такой трудный поступок, и была готова влачить своё жалкое существование в этой стене вечно. Но появились вы, и даровали мне утерянную по неосмотрительности свободу.
— По неосмотрительности? — спросила Даарти.
— Именно, — кивнула балерина. — Причина происшедшего со мной — не бахвальство и не гордыня, как многие думают. Я… заигралась, и, кроме того, я была неосмотрительно самонадеянна. Поверила в себя, и это стало фатальной ошибкой. Запомните: никогда, ни при каких условиях, не поддавайтесь на эти слова.
— На веру в себя? — спросила Тория.
— Именно так. На веру в себя, и в свои силы, — подтвердила балерина. — Это ловушка.
— Так и есть, — покивал Медзо. — Когда я познакомился с очаровательной леди Марией, я догадался, что причина её бедственного положения может заключаться именно в этом, и не ошибся. Понимаете ли, так получилось, что я сам едва не попал в похожую историю, но, к счастью, успел вовремя остановиться. А Мария — нет. Впрочем, думаю, лучше ей самой об этом рассказать.
— Конечно, я расскажу, — кивнула балерина. — Однако я сказала пока спасибо только Медзо, но не успела сказать это вам всем, — она обвела собравшуюся компанию взглядом. — Вы не представляете, насколько важным для меня было ваше участие, — она повернулась к Аполлинарии. — Особенно вы, сударыня. Вы были честны со мной, и оказались единственной, кто не испугался меня, не испытал отвращения, а предложил мне дружбу.
Аполлинария улыбнулась.
— Я рада, — сказала она. — Мария, я очень рада, что вы сейчас с нами, и так же я рада тому, что была вам полезна всё это время. Что же, теперь, думаю, мы все готовы послушать ваш рассказ. Кажется, он обещает быть интересным.
Балерина Мария попала в Город в незапамятные времена, и в момент появления никакой балериной она не была. Равно как и остальные, она почти не помнила себя прежнюю, но отсутствие памяти её почти не тяготило. Если прошлое ушло, думала она, значит, так тому и быть. Видимо, в нём нет особенной необходимости, ведь если что-то нужно, оно остается, прочее же исчезает просто за ненадобностью.
Жила Мария в красивом старинном доме, неподалеку от площади. Старухи время от времени давали ей различные задания, но выполняла их Мария без особой охоты: они казались ей скучными, и никаких эмоций не вызывали. Мыши мадам Велли? Подумаешь, это всего лишь мыши. Медные трубы? Ерунда, для развитой разносторонней личности слава не так уж и важна. Петрикор? Никогда она, Мария, не любила перьевых подушек. Садки, в которых кипят страсти между ротанами? Глупости, эти рыбьи перипетии не стоят её внимания. И так было со всем, и со всеми.
— Но почему? — спросила Аполлинария с интересом. — Что же вам так не понравилось?
— Понимаете ли, сударыня, все эти личности пытались привить совершенство другим, не думая, что начинать совершенствование требуется с себя, — ответила Мария. — Пробовала мадам Велли самостоятельно пройти свой лабиринт? Пробовал Петрикор прожить хотя бы день не человеком, а голубем? Пробовал капитан Папэр стать бумажным солдатом, и выйти на поле боя? Пробовал Рыцарь сам выполнять то, что требовал от несчастных выдр? Нет, нет, и нет, и ещё раз нет. Так вот, когда пришло моё время, я решила начать с себя. Именно с себя, потому что только такая работа была бы справедлива.
— И что же произошло? — спросила Даарти.
— Слушайте, — вздохнула балерина. — Дальше история становится поучительной. Потому что начать-то я начала, но совершила при этом трагическую и страшную ошибку…
В одно прекрасное утро Мария обнаружила в своей небольшой квартире новую комнату. Удивительную комнату, стены которой оказались зеркальными, и в которой был балетный станок. Сказать, что она удивилась — это было не сказать ничего, но удивление вскорости сменилось радостью. Ведь до этого Мария долго думала, что ей делать дальше, а теперь стало ясно: Настройщик (кто же ещё?) услышал её, и предоставил условия для осуществления замысла. Великолепно, думала Мария, это просто великолепно, я стану балериной, я приучу своё тело к работе, и сумею привнести в мир красоту этого искусства.