— В том виде, в котором я его задумала — абсолютно, — подтвердила Балерина. — Мало того, он еще и выставил меня в дурном свете. То есть выставил провал, но и с триумфом, думаю, получилось бы то же самое. Я ведь не поняла тогда самого главного. А надо было понять.
— И что же является самым главным? — с интересом спросила официантка.
— То, что знанием нужно делиться, — Балерина покачала головою. — Я поступила неверно, решив, что этот триумф должен быть исключительно мой. Позже я думала — ах, каким прекрасным зрелищем была бы взлетающая колонна танцовщиц! Если бы я научила их полёту, и мы бы полетели все вместе — разве это было бы плохо?
— А если бы они не захотели учиться? — спросила Дория.
— Это был бы их выбор, — пожала плечами Балерина. — Я должна была предложить. Но… я скрыла знание, и решила присвоить его себе. Ужасная ошибка, и большая глупость.
— Вы правы, — покивала официантка. — Конечно, всеми подряд знаниями действительно делиться нельзя, некоторые знания надо заслужить, но даже если и так, скрывать и прятать их не следует.
— Я говорю о том же самом, — Балерина понурилась. — Так вот. Долго-долго я находилась в этой стене, а потом, вечность спустя, появились вы.
Она подняла голову, и улыбнулась Аполлинарии.
— Вы… сударыня, вы первая оказались со мною честны, — сказала Балерина. — Вы не дали мне ложной надежды, вы проявили по отношению ко мне доброту и участие. И поняла, что для меня не всё потеряно. Вы были так милы со мной! Вы заказывали для меня кофе, вы рассказывали мне истории, и я чувствовала каждый раз тепло и благодарность. Я стала переживать за вас, когда вы уходили надолго, и радовалась, когда вы возвращались. И я решила… — Балерина помедлила. — Я решила сделать вам подарок, если судьба будет благосклонна ко мне, и я обрету свободу.
— Подарок? — удивленно спросила Аполлинария. — О чём вы?
— Я научу вас летать, — улыбнулась Балерина. — И не только вас. Вы все, — она обвела взглядом притихшую компанию, — стали моими друзьями. Каждый из вас для меня теперь важен, и каждый близок. Кроме полета, мне нечем больше поделиться, поэтому я предлагаю вам то, что у меня есть. Я научу всех вас летать. Хотите?
— Это слишком щедрый подарок, — покачал головой Вар. — Я не уверен, сумеем ли мы…
— Сумеете, — заверила Балерина. — Пока я была в стене, я осознала, что для полёта вовсе не требуется вращение, нужно нечто совсем иное.
— И что же? — спросила официантка.
— Сила мысли, — объяснила Балерина. — Умение желать и стремиться. Я уже пробовала летать сегодня утром, и у меня всё получилось. Хотите, покажу?
— Только не очутитесь снова в стене, — попросил Медзо. — Если это случится, до завтра мне не удастся освободить вас оттуда снова. Я ещё толком не пришел в себя после тех выпадов.
— Нет-нет-нет, что вы, этого не случится, — заверила Балерина. Встала из-за стола, отошла на несколько шагов, взмахнул руками, и легко поднялась в воздух, примерно на метр от земли. Дория и Тория ахнули от восторга, Даарти всплеснула руками. Балерина поднялась ещё выше, и медленно полетела вдоль улицы, затем развернулась, и, уже чуть быстрее, полетела обратно. Возле кафе она стала снижаться, и вскоре стояла на тротуаре, рядом с друзьями.
— Ну как? — спросила она с волнением. — Хорошо получилось?
— Великолепно! — заверил Вар. — Неужели и мы так сумеем?
— Конечно, — заверила Балерина. — Потребуются тренировки, но они будут не очень сложные. Знаете, — добавила она. — Меня сильно взволновал ваш рассказ о ветре. Теперь мне кажется, что ветру может противостоять полёт.
— Не противостоять, — поправила официантка. — Ветер и полёт на самом — братья, дорогая Мария. Так что в противостоянии нет никакой нужды. Однако есть ещё один важный момент. Важный, и не очень приятный.
— О чём вы? — нахмурилась Аполлинария.
— Боюсь, вам предстоит скоро это понять самим, — серьезно сказала официантка.
— Так, выходит дело, нам не нужно учиться полёту? — огорчилась Даарти.
— Нет, учитесь, конечно, — ответила официантка. — Просто… боюсь, что полёту вместе с вам предстоит учиться кое-кому ещё.
— Кому? — спросила Аполлинария.
— Вы узнаете об этом позже, — официантка кивнула, и пошла в сторону двери, ведущей внутрь кафе.
— Опять какие-то тайны, — недовольно произнес Медзо. — Не очень я их люблю, если честно. Что же, если разговор окончен, предлагаю всем вместе прогуляться по площади, и обсудить наши будущие занятия.
— Согласна, — обрадовалась Балерина. — И я бы хотела вас всех попросить: называйте меня, пожалуйста, Марией. Мне нравится это имя, а вспомнить о прошлой жизни в качестве Балерины я больше не хочу. Вы ведь уважите мою просьбу?
— С удовольствием, — улыбнулся Медзо. — Идёмте гулять. Думаю, нам нужно будет обсудить возможные места для изучения полета, и выбрать самое лучшее.
— Согласна, — кивнула Аполлинария. — Идёмте. До вечера не так уж и много времени.
— Летать учиться, значит? — прищурилась бабуля Мелания. — Экая ты прыткая, Поля. Уже и лететь куда-то собралась?
— Лететь? — удивилась Аполлинария. — Да вроде бы пока нет. Может быть, потом. Балерина… ну, то есть Мария, просто предложила нам, и мы согласились. Это же новый опыт, и это, должно быть, очень интересно, уметь летать.
— А ты не боишься? — спросила тётя Мирра.
— Нет, — покачала головой Аполлинария. — Чего именно мне следует бояться?
— Ветер, — подсказала бабуля Мелания. — Там, наверху, знаешь ли, очень сильный ветер. Всегда.
— Правда? — удивилась Аполлинария. — Но я видела здесь ветер лишь единожды, когда мы спасли Медзо. Во все остальные дни ветра тут просто не бывает.
— Тут, может, и не бывает, — проворчала баба Нона. — Тут, Поля, тепло, хорошо, и безопасно. Ну, почти, разве что за редким исключением. А вот дальше…
— Дальше — это где? — не поняла Аполлинария. — И вообще, я, если честно, не спрашивала о таких вещах, но… Город, он ведь бесконечный? Или нет?
— Всё конечно, — пожала плечами тётя Мирра. — С какой это радости ему бесконечным-то быть, сама посуди? Даже вселенная, и та пределы имеет, а тут Город. Он очень большой, но границы у него есть.
— И что же там, за ними? — спросила Аполлинария.
— Ветер, — усмехнулась тётя Мирра.
— И те поля, с цветами? — Аполлинария задумалась. — Нет, вы не ответите. Да? Точно, не ответите. Но не потому, что не знаете сами. Вы… боитесь отвечать?
— Нет, Поля, мы не боимся отвечать, — серьезно произнесла бабуля Мелания. — Но до ответа тебе надо сперва дорасти.
— А я, значит, ещё не доросла, — Аполлинария посмотрела на неё испытующе. — И когда же это произойдет?
— Боюсь, в скором времени, — бабуля Мелания отвернулась. — Вот только, Поля, боюсь, не сумеешь ты нас понять правильно. Ты как подросток себя ведешь. Хорохоришься, ершишься, ерепенишься. Нет бы остановиться, да пораскинуть мозгами, подумать, что бабушки-то как раз тебе зла не желают, они, наоборот, о тебе заботятся.
— И меня боятся, — добавила Аполлинария. — Потому что не знают, что я такое.
— И это тоже, — покивала тётя Мирра. — Понимаешь ли, есть такой момент. Нас действительно заботит, какой выбор ты сделаешь. Потому что…
— Потому что мы с тобою уже навсегда, — сказала баба Нона. — Хочешь ты того, или нет.
— И со всеми другими тоже? — шепотом спросила Аполлинария.
— Ну да, — кивнула бабуля Мелания. — Там, где есть живое, есть и мы. Никуда от нас не деться. Одна жизнь прядет, вторая судьбу определяет, третья нити судьбы расстригает. Так отродясь заведено, и никто эти вещи поменять не в силах.
— Никто, — подтвердила тётя Мирра. — Ну, разве что те, кого ты встретила тогда, за кем Детектив гонялся, но про них другой разговор.
— Погодите-погодите, — попросила Аполлинария. — То есть их нить судьбы и жизнь ни вы, ни вам подобные, ни сплести, ни расстричь не можете?
— Раньше не могли, — подтвердила тётя Мирра. — А теперь, кажется, поменялось что-то в атмосфере, и нить у них другая стала.
— То есть вы можете их… убить? — спросила Аполлинария.
— Нет, мы не можем, — бабуля Мелания щёлкнула ножницами. — А вот сами они, кажись, уже сумеют справиться.
Голос её вдруг изменился, и это изменение безмерно удивило Аполлинарию. Бабуля Мелания заговорила так, словно она стала машиной. Огромной, старой, проржавевшей машиной, размером с дом, скрипящей, плохо смазанной, безнадежно устаревшей.
— Накоплено слишком много ошибок в базовом сегменте, — глухо произнесла она. — Перейден критический порог. Ошибка, ошибка, ошибка. Неработоспособность ключевых элементов приведет к тотальному разрушению системы. Остановить. Заменить. Вывести. Невозможно закончить процесс. Прогрессия накопления… замена сегмента… не дает результата… два… три… деление на ноль… новый сегмент… переброска… возврат к исходной форме… нерезультативно… обнаружен новый сегмент… каскадное искажение процессов… ошибка…
— Мирра, дай ей по балде, — попросила баба Нона. — Чё то её опять заглючило. Вот ведь дура старая! Говорили ей: не лезь, не твоего ума это дело. Так нет, надо выпендриться. Старая, а всё туда же.
Тётя Мирра повернулась, и треснула бабулю Меланию кулаком по макушке. Бабуля Мелания икнула, и начала хихикать. Тётя Мирра ещё раз стукнула, после этого хихиканье прекратилось, и бабуля Мелания сказала:
— Ой, чего это я? Опять заговорилась?
— Было немножко, — кивнула тётя Мирра. — Говорили мы тебе: не лезь в железку, старая она, и ржавая. Но тебе же своего ума не достает, и ты снова-здорово.
— Больше не буду, — пообещала бабуля Мелания.
— Я не поняла, что она сказала, — заметила Аполлинария.
— Ой, и не пробуй, — махнула рукой баба Нона. — Она снова пытается решить задачу про бога и камень, вот только ничегошеньки у неё не получится. Мелания, хватит ерундой маяться, лучше отчекрыжь этот хвост.
Она протянула бабуле Мелании вязанную пушистую варежку. Мелания звонко щёлкнула своими большими ножницами.