— Вот и славно, — резюмировала баба Нона. — Вот так бы и всегда. Не бери в голову это всё, Поля. Не твоего это ума дело.
— Наверное, — кивнула Аполлинария. Кивнула, и подумала, что, кажется, в этот раз старухи ошиблись. Это было дело именно её ума, и она пообещала себе, что в ближайшее время попробует во всём разобраться.
— Кажется, нам только дали понять, что это всё безнадежно, — заметил Скрипач.
— Ты имеешь в виду превращение бабули Мелании в робота, и её откровения? — спросил Ит.
— Ну а что же, — Скрипач вздохнул. — Именно это я и имею в виду.
— Бабуля Мелания — мойра, — напомнил Ит. — Допускаю, то для мойры данная задача является не решаемой. А вот для кого-то уровнем выше она будет вполне по силам. Рыжий, я не утешаю ни тебя, ни себя, — предупредил он вопрос, который собирался задать Скрипач. — Просто говорю то, что думаю.
— Я так и понял, — кивнул Скрипач. — Понимаешь ли, боюсь, что я в этот раз согласен с мойрой.
— Рыжий, тебе не кажется, что мы поменялись ролями? — спросил Ит. — Ты ничего не перепутал? Это ведь ты должен быть безнадежным оптимистом, а я в это время обязан ныть, страдать, и говорить, что всё пропало.
Скрипач невесело усмехнулся.
— Я не говорил, что всё пропало, — заметил он. — Я говорил, что нам дали понять — ситуация безнадежна.
— Нет, — покачал головой Ит. — Нам дали понять, что с точки зрения непосредственно этой мойры не виден выход.
— А ты считаешь, что он есть? — прищурился Скрипач.
— Я не знаю, — пожал плечами Ит. — И потом, выход, прости, из чего именно? Что было в диалоге?
Скрипач задумался. Постучал пальцами по рулю, нахмурился.
— Опс, — сказал он через пару минут. — Речь шла о смерти двоих, которых видела Аполлинария. Да, это мы. Теоретически. Но… Ит, ты прав. Она не говорила о ситуации в целом, она лишь сказала, что в результате ошибки эти двое имеют возможность убить сами себя.
— Вот, — покивал Ит. — Ошибка, которая дает упомянутым двоим возможность убить самих себя. Не более чем.
— А можно не надо? — попросил Скрипач. — Это мы сделать всегда успеем, но на данном этапе мне не хотелось бы…
— Рыжий, книжка — не руководство к действию. Ну, по крайней мере, к немедленному действию, — Ит пожал плечами. — Знаешь, я тут подумал…
— Опять ты чёрти чем занимаешься, — проворчал Скрипач. — Думал он, поглядите на него. И что же ты надумал?
— Хотя бы то, что мы стали излишне осторожными, — Ит тяжело вздохнул. — Помнишь, в молодости мы принимали решения гораздо быстрее, действовали порой алогично и спонтанно, и в результате оказывались правы? Что нам мешает это делать сейчас?
— Ит, ты либо напился, либо тебя подменили, — покачал головой Скрипач. — О каком решении ты говоришь?
— Они нам дали корабль, — напомнил Ит. — И обещали доставить сюда этого самого, и эту самую, как только мы того потребуем.
— У тебя есть идея? — прищурился Скрипач. — Ты хочешь…
— Именно. Именно этого я и хочу. Так, ладно, об этом потом. Девицы сейчас придут, с новым платьем, — Ит усмехнулся. — Чем бы Лийга не тешилась…
— Лишь бы не вешалась, — проворчал Скрипач. — Ты думаешь, они принесут с собой одно платье? Серьезно? Дана, знаешь ли, тоже иногда не прочь прикупить что-то этакое.
— Пусть покупают что угодно, — махнул рукой Ит. — Лишь бы до поры они не проявляли инициативы.
— С этим не поспоришь, — согласился Скрипач. — Любопытно, сколько там глав осталось, в этой книге. Пять? Шесть?
— Или пять, или шесть, — согласился Ит. — Уже немного. Думаю, Аполлинария вскоре научится летать.
— Вероятно, да, — рассеянно отозвался Скрипач. Из дверей магазина, неподалеку от которого они поставили машину, вышли Лийга и Дана. — И, возможно, автор всё-таки соизволит нам объяснить, наконец, кто же она такая.
Глава 18Осознание троих
— Даарти сегодня не придет, — с печалью в голосе сообщил Вар, когда компания собралась уже привычно в кафе, под выцветшей маркизой.
— Ой, а что случилось? — спросила с тревогой Дория. — С ней всё в порядке?
— С ней-то да, но у неё появился очередной гость, и, боюсь, она будет в ближайшие дни сильно занята, — Вар вздохнул. — Жаль, но прийти она не сможет.
— Да, действительно, жаль, — подтвердила Мария. — Даарти хорошая. Она… какая-то очень разная. Выглядит вроде бы печальной, но почему-то смешных и добрых историй знает больше всех. А вечером, — Мария сделала паузу, — вечером её платье преображается, вы заметили?
Все закивали.
— Да, совершенно верно, — подтвердил Медзо. — Заплатки становятся почти не видны, и платье начинает выглядеть роскошно. Да и сама она после захода солнца словно бы становится моложе.
— Мне тоже так показалось, — подтвердила Аполлинария. — И знаете, что я решила? Что есть две Даарти. Дневная, которая для всех — старая, грустная, в обносках, обремененная виной и тревогами. И ночная — молодая, веселая, смешливая, в прекрасном платье. Честно говоря, мне одинаково приятна и та, и другая, — добавила она. — Тем более что первой я встретила дневную, грустную, старую, но даже такой она мне понравилась. Она славная, в ней есть что-то…
— Что-то бесконечно правильное, — серьезно произнес Вар. — Наверное, это доброта. И желание помочь. Мне кажется, что если бы у меня была мама, она была бы чем-то похожа на Даарти.
— Давайте навестим её сегодня вечером, — предложила Аполлинария. — С нами она пойти не сможет, поскольку будет занята, но ведь мы можем принести ей кофе, и хотя бы немного развлечь беседой. Как вам идея?
— Великолепная идея, — кивнул Вар. — Ведь для чего на свете существуют друзья? Не только для радости и веселья, но и для того, чтобы поддержать друг друга в трудную минуту. Эти дни у Даарти будут непростыми, и в наших силах развлечь и отвлечь её.
— Решено, — кивнула Мария. — В таком случае сейчас идём выполнять поручения старух, а вечером встретимся тут, в кафе, и вместе отправимся к Даарти. Все согласны?
— Все, — ответил Медзо. — Видимо, обучение полету придется отложить, пока Даарти не уладит свои дела, ведь так?
— Именно, — кивнула Мария. — Будем учиться, когда у неё появится время. Так будет честно. Или все вместе, или никто.
— Вот и решили, — резюмировал Вар.
Аполлинарии в этот раз предстояла долгая дорога, потому что старухи дали ей более чем необычное поручение.
— Вот чего, Поля, — сказала баба Нона, откладывая вязание. — Не в службу, как говорится, а в дружбу, но сегодня придется тебе пробежаться. Нужно, понимаешь, найти одного человека, и передать ему карту.
— Карту? — удивилась Аполлинария.
— Именно, — подтвердила тётя Мирра. — Вот эту, держи. С её помощью найдешь, её же и отдашь.
Аполлинария взяла у тёти Мирры карту, вгляделась, и удивленно воскликнула:
— Но она же движется! Точки и обозначения двигаются! Никогда такого не было. Как же я сумею ей воспользоваться, если она всё время меняется?
— Плевое дело, — махнула рукой баба Нона. — Присмотрись. Точка, может, и движется, но дом-то, рядом с которым она расположена, на месте остается. Да и сами точки не особо далеко от домов уходят. Так что найдешь, не переживай. Одно только следует запомнить: не ходи далеко с тем, кому карту передашь. Он тебя уговаривать станет, а ты не поддавайся. Так, поболтай о том, о сём, да и ладно. Эх, Поля, зря ты тогда фигурку у старца с доски сбила, — негромко сказала она. — Всё теперь кувырком будет.
Откуда они знают? Аполлинария нахмурилась.
— Откуда мы знаем? — спросила бабуля Мелания. — Весь мир, он, считай, одно целое. Оттуда, Поля, и знаем. Это как вязание, девочка моя. Видишь свитер? — она подняла в воздух толстый сиреневый свитер, который до того лежал у неё на коленях. — Если я вот эту нитку потяну, могу весь свитер распустить. И с миром, считай, почти так же. Потому мы и знаем, что ты фигурку ту сшибла.
— Я не сшибла, — покачала головой Аполлинария. — Всё не так получилось. Там стенка была, вроде стеклянной, но невидимая. И я её разбила.
— И дальше что произошло? Одна фигурка к другой побегла, — торжествующе закончила за неё бабуля Мелания. — Со своей точки на доске ушла. Это и есть — сшибла.
— Ну, может, и так, — пожала плечами Аполлинария. — Но при чем тут человек, которому карту отдать нужно?
— Ой, Поля, Поля… — вздохнула баба Нона. — Сколько фигурок на доске в ту ночь было?
— Три, — сообразила Аполлинария. — Так значит, это…
— Ну да, — покивала баба Нона. — Он бы выиграл в тот раз, и всё пошло бы как раньше, по накатанной. Но нет, надо тебе было руку протянуть, и поломать ему игру.
— Погодите, — попросила Аполлинария. — Я ведь не со зла это сделала. Наоборот, пожалела того, который один остался.
— А не надо никого жалеть, — строго сказала бабуля Мелания. — Не доведет тебя до добра эта жалость. Мышей ты жалела, балерину бестолковую, голубя безмозглого с белым пером на жопе, дурака этого, который внутрь ветра полез зачем-то, рохлю Вара. Да много кого. Толку с твоей жалости, Поля, ноль. Неужели сама не видишь?
— Не знаю, — покачала головой Аполлинария. — Мне так не кажется. К тому же Медзо и Вар стали моими друзьями.
— С такими друзьями как бы чего потом не вышло, — вздохнула баба Нона.
— Не надо ей голову морочить, — вдруг строго произнесла тётя Мирра. Аполлинария с удивлением посмотрела на неё. — И врать тоже не надо. А то ты, Нона не знаешь, что фигурки в этот раз у старцев все три были поломанные, и как их не ставь, толку не будет. Чего молчишь? Застращала девку, она боится уже. И ты, Мелания, туда же, — она повернулась к Аполлинарии, и вдруг улыбнулась. — Не переживай, Поля. Понимаешь, тут такое дело… редко так бывает, но, сдается мне, не только фигурки у старцев в негодность пришли, сама доска тоже сильно износилась. Может статься, пора её скоро будет менять.