Дочь: Но, отец, я бы хотела знать, в чем именно состоит это более полное знание? Что еще мы узнаем о Боге путем джняны на последней ступени духовной жизни?
Отец: Наше более полное знание заключено в понимании того, как мы в действительности мало о Нем знаем, и как мало можем о Нем узнать. Ощущение, которое испытывает путник, когда он покидает ступень бхакти и вступает на более высокую ступень джняны, подобно тому, что испытал Арджуна, когда он увидел Вишварупу или вселенскую форму Кришны, описанную в Гите. Арджуна восклицает:
«Если, считая за друга, я говорил Тебе дерзко:
“Эй, товарищ, эй, Ядава, эй, Кришна!”,
Не зная Твоего величья, по беспечности
или по дружбе,
Иль ради шутки Тебя не почтил при прогулке,
при возлежании, сиденье, или при вкушении
пищи,
Наедине, Ачьюта, иль даже при людях —
это прости, неизмеримый.
Ты — Отец подвижного и неподвижного мира,
Ты — его чтимый, преславный Учитель!
Нет никого в трех мирах, кто был бы Тебе
подобен, иль кто Тебя превосходит,
необорномощный!»
(XI, 41—43).
На ступени бхакти мы знаем лишь часть Его, обращенную к нам и нашим детским заботам, и, подобно детям, мы любим пребывать в близости с Отцом. Но на высотах джняны наши глаза раскрываются и мы постепенно понимаем, что есть Он по отношению ко Вселенной, и наконец, что есть Он в своей Сущности. Это подобно тому, как ребенок из царского дома, когда он вырастает и становится мужчиной, узнает, что отец, которого он любил, и с которым раньше играл, на самом деле великий император, владыка жизни и смерти, чья воля — закон для неисчислимых народов. Джняна открывает нам неизвестные доселе высоты величия и славы, которые лишают нас дара речи. Мы понимаем, что все наше знание Его, которым мы так гордились, есть лишь неведение.
Дочь: Значит, Бог совершенно непознаваем?
Отец: Нет. Это научный агностицизм[14], в отличие от индуизма, утверждает, что Бог непознаваем. Агностицизм отрицает всякое знание духовного существования, как Бога, так и души. Агностики говорят, что за внешней физической жизнью мира может стоять Бог, а за умственной жизнью человека может быть скрыта душа, но и то, и другое непознаваемо. Они говорят, что наше знание ограничено областью вещества и энергии. Но индуизм учит, что Бог не только бесконечно выше нас, но также и бесконечно близок нам. Он ближе к нам, чем наши руки и ноги. Ибо Он есть душа наших душ. Он живет в наших сердцах. Он — это холст, на котором мы сияем, как нарисованные картины. Он — сама основа нашего существа.
Дочь: Тогда почему ты говоришь, что высшая мудрость заключается в знании того, что мы знаем Его очень мало?
Отец: Потому что, хотя Он существует во всех нас, мы должны перестать быть самими собой, прежде чем сможем узнать Его таким, каков Он есть. Мы должны научиться выходить за пределы времени и пространства. Ибо Бог живет не только во времени, но и вне времени. Он не только имманентен, но также и трансцендентен. Поэтому как можем мы, жалкие создания времени, составить адекватное представление о Нем, безвременном? Любое наше представление о Нем, любая добродетель, которую мы можем приписать Ему, должны быть бесконечно далеки от реальности. Приписав Ему наивысшие качества, которые только можно себе представить, мы должны добавить: «Не только это, но нечто более высокое». Потому мудрейшие из индусских святых говорили, что единственное адекватное описание Бога есть «нети, нети» — не то, не то. Соответственно, в индуизме Бог представлен двояко — как сагуна Брахман или Ишвара, наделенный всеми добрыми и прекрасными качествами, возведенными в степень бесконечности, и как ниргуна Брахман, неопределимое Божество, которое может быть описано только с помощью отрицаний. Возьмем, например, следующий отрывок из Гиты:
«Я тебе сообщу, что подлежит познанью,
познавшие это достигают бессмертья.
Безначально Запредельное Брахмо, ни как Сущее,
ни как Не Сущее, Его не определяют:
У Него везде руки, везде глаза, уши, головы,
лица,
Все слыша, все объемля, Оно пребывает в мире;
Качествами всех чувств сверкая, ото всех чувств
свободно,
Бескачественное качествами наслаждается,
все содержащее, лишенное связей,
Вне и внутри существ, недвижное, и все же
в движенье,
Оно по своей тонкости непостижимо.
Оно далеко и близко»
(XIII, 12—15).
Дочь: Разве не противоречивы такие представления о Боге?
Отец: Нет, они дополняют друг друга. Предположим, что ты поднимаешь к небу невооруженные глаза, чтобы посмотреть на полуденное солнце. Ты ослеплена и не можешь смотреть на него. Тогда ты смотришь через дымчатое стекло и видишь его как круглый красный шар. Солнце, которое ты увидела вначале, не отличается от солнца, которое ты видишь теперь. То же самое солнце сияет в небе. Подобно этому, Абсолют как таковой называется Брахманом. Абсолют в Его отношении к миру, то есть, тот, который воспринимается через человеческие очки, есть Ишвара. Первый безличен, последний — личный Бог.
Дочь: Тогда, значит, Ишвара — это не реальность, но лишь проекция нас самих?
Отец: Как ты можешь так говорить? Разве красный шар, который мы видим через дымчатое стекло на месте солнца, есть проекция нас самих? Ишвара есть наилучший образ Брахмана, который мы можем представить себе на нашем уровне знания. Это единственный способ, с помощью которого Абсолют может проявиться в уме человека.
Дочь: Тогда мы не можем сказать, что Бог есть одновременно ниргуна и сагуна. Он есть сагуна для нас, из-за ограниченности наших возможностей.
Отец: Ты права, моя девочка. Не вполне правильно говорить, что Бог есть как сагуна, так и ниргуна. Мы не можем сказать, что полуденное солнце сияет и не сияет в одно и то же время. Оно сияет само по себе, но не сияет, когда мы смотрим на него через дымчатое стекло.
Дочь: Ты сказал, что Абсолют безличен. Ты хотел этим сказать, что Бог — это не личность?
Отец: Все зависит от того, что мы подразумеваем под личностью. Если мы имеем в виду нечто конечное и ограниченное, тогда, конечно, Бог не есть личность. Обычно личность предполагает существование какого-то другого, отдельного от нее существа. Поэтому личностью можно назвать того, кто состоит в некоем отношении к другим (личностям), находящимся вне его. Такое условие, очевидно, неприменимо к Богу, который есть Абсолют, и который есть все. Не может быть ничего вне Бога и отличного от Него. Он не является личностью, противостоящей другим личностям. Он есть неделимый Дух, присутствующий во всех личностях. Он есть объединяющий принцип во всех существах. Поэтому, можно употреблять выражение «личность Бога» только в необычном смысле, понимая под этим наивысшее представление о Боге, которое можем иметь о Нем мы, конечные существа. Чтобы избежать неопределенности, мы говорим, что Абсолют сам по себе безличен. Понятие Бога, которое обычно распространено в народе, является грубо антропоморфным.
Дочь: Что значит «антропоморфное»?
Отец: «Антропоморфный» означает «имеющий человеческую форму». Простой человек из народа представляет себе Бога просто как великого человека. Как человек ест, наслаждается, сражается и женится, так же и его Бог ест, наслаждается, сражается и женится. Человек создает семью и смотрит на своего старшего сына, как на главного помощника, и так же поступает его Бог. Человек преследует и убивает своего врага, и так же делает его Бог. Все обряды в народной религии во всех странах построены по этому принципу. Именно неприятие такого грубого религиозного представления, когда люди равняют себя с сонмами богов, которые любят и порождают себе подобных, заставляло великие умы, такие как Будда, хранить молчание о Боге. Даже Бог Гиты, необычайно терпимый ко всем формам поклонения, как бы они ни были несовершенны, говорит:
«Неразумные мыслят, что Непроявленный
Я достиг проявленья,
Они запредельного, вечного, непревосходимого
Моего Бытия не знают»
(VII, 24).
Но, по мере того, как ум человеческий развивается, представление человека о Боге становится более возвышенным, и многие антропоморфные черты постепенно исчезают. Постепенно Бог становится понятным как Сущность вне времени и пространства. Но даже наиболее просвещенные из нас, уже по той простой причине, что мы люди, для целей религиозной практики должны представлять Бога как личность и переводить наши чувства к Нему на язык человеческих привязанностей. Иначе великая духовная жажда осталась бы неудовлетворенной. В то же время, в моменты прозрения, благодаря присутствию в нас Высшего Духа, мы не накладываем на Бога тех ограничений, от которых страдаем сами. Мы должны ясно сознавать, что Бог, как объект нашего поклонения и познания, не может быть Абсолютом, который выше всяких разделений на объект и субъект. Мы должны бесстрашно признать, что теизм, в конечном счете, — это лишь приукрашенный антропоморфизм. Потому наши индусские святые не хотели останавливаться на полпути, но шли вперед и стремились видеть Бога таким, каков Он есть, а не таким, каким мы Его себе представляем.
Дочь: Отец, если Абсолют следует описывать только как «нети, нети» — не то, не то, — не есть ли это просто отрицание или пустота?
Отец: Не Абсолют пуст, но наше бедное человеческое представление о Нем. Когда мы говорим, что об Абсолюте ничего нельзя утверждать, мы имеем в виду только то, что Он есть нечто совершенно иное, нежели то, что мы знаем в нашем мире. При этом мы не хотим сказать, что это есть ничто или не-бытие. Это лишь отрицание любой позитивной вещи, которую мы знаем. Но это не абсолютное отрицание. Другими словами, мы можем говорить лишь о том, что не есть Абсолют, но не о том, что Он есть. Он — это несказуемая Реальность, которая делает возможным любой способ существования в этом мире. Он подобен невидимым деньгам в сокровищнице государства, которые определяют ценность бумажных денег в стране. Мы не знаем, в каком виде деньги находятся в сокровищнице. Мы не видели их. Но мы знаем, что они там, и именно потому, что они есть, обретают ценность бумажные деньги, которые проходят через наши руки. Подобно этому, мы знаем, что Абсолют существует, и что все наши моральные и духовные ценности происходят от Него. Поэтому, как указывает Гита, все наши акты жертвоприношений, благотворительности и медитации завершаются формулой