об этом надо кричать. Это про Уланову. Вот все и кричали, какая она была скромная. По характеру она была кремень. Сдержанная, редко срывалась. А если и срывалась, то тихо.
Кстати, в недавнем новом фильме «Одиночество Богини» об Улановой Цискаридзе рассказывал…
Кто? Ах, Цискаридзе, ну как же, он все знает, как Вульф. А что за фильм? Я не видела, как-то пропустила.
Вас там вспоминали.
В связи с чем?
В ряду с Улановой, что таких звезд сейчас нет. Неплохой фильм, авторы попытались представить Уланову не пафосно, а в обыденной жизни. Более человечно. Что она была великая молчунья в жизни. Но что меня поразило, что ее никто никогда не видел плачущей и вдруг на старости лет, по рассказу Цискаридзе, ее кто-то обидел, накричал, и она плакала за кулисами.
Знаете, это верно: на моей памяти она никогда не плакала. Однажды на нее кричала Фурцева, когда она отказалась возглавлять жюри конкурса балета и когда назначили вместо нее Григоровича. Но это было, наверное, сорок лет назад. Она мне сама сказала, что она не позволит никому на нее кричать. Можно себе представить, почему Фурцева кричала. Это в связи с лауреатскими премиями на конкурсе, кому дали, кому – нет. Своим нужно было только давать.
Нет, это имелось в виду в последние годы ее жизни, когда она работала уже педагогом-репетитором. Ее кто-то обидел.
Кто же, интересно, мог на нее кричать? Кто бы осмелился? Обидеть ее могли, но кричать – это вряд ли. Но может быть, что-то и было, я ведь не все знаю. Дело в том, что ее все годы «дули, дули» и наконец все ее воспитанницы от нее ушли, как-то она репетировала скучно. Тогда Уланова осталась одна. И она сказала: «Вот проклятье, зачем я ушла из Ленинграда?» А там было бы то же самое, она этого просто не понимала. Она думала, что ее будут до конца жизни «дуть», а это вдруг прекратилось, потому что новым людям она как-то не очень стала нужна.
Но в фильме ее показали не иконой и что она сама до гастролей в Лондон не думала даже, что иконой стала.
О-о… на это была положена вся жизнь, чтобы это сделать. Но это такая хитрость, питерская, между прочим. Она держалась как икона всегда.
О ней, на мой взгляд, очень интересно говорил режиссер Белинский, что у нее не было чувства юмора. В принципе не было.
Вообще это похоже на правду.
Он как-то выразился: «Вы меня правильно поймите, у нее юмор сталинский был».
Сталинский?
Что-то в этом духе…
Этого я не знаю. Она по крупице собирала свой имидж. По крупице. Из минимума сделала максимум. Не упустила ни одного шанса. Когда-то давно кто-то сказал об Улановой и Шелест: разница между ними в том, что перед Улановой двери все время не только раскрывают, но и после ее прохода закрывают, а у Аллы Шелест просто перед носом двери закрываются.
Но Вы ее не боялись?
Я как-то и не понимала опасности. Шла на нее. Какие-то случаи описаны в моей книжке. Одно время Галина Сергеевна со мной репетировала. И тут же сделали фильм. Довольно мило все получилось. Так было, кстати, всегда: если она что-то делала, это тут же снимали на пленку. Так вот, я имела неосторожность спросить ее: «А вам понравился фильм, Галина Сергеевна?» Она поджала губы, и на следующий день… фильм исчез.
Чувствовала ли она внутренне конкуренцию?
Конечно, она же не мертвая была. Но интересно, что она новое не только не понимала, но и просто не воспринимала. Однажды она сказала Белле Ахмадулиной, написавшей обо мне стихотворение: «…я ничего не поняла в вашем стихотворении, кроме того, что обо мне так никто никогда не напишет». Что это было – зависть? Не знаю.
Та, в сумраке превыспреннем витая,
кем нам приходится? Она нисходит к нам.
Чужих стихий заманчивая тайна
не подлежит прозрачным именам…
Замечательное стихотворение… Вблизи гениев можно не только обжечься, но и сгореть. Не от того, что тебя притесняют или обижают, а просто не все выдерживают градус напряжения.
Может быть. Как писал Маяковский: «…когда мы умирали под Перекопом и некоторые даже умерли…» Так и в отношении меня могу сказать, что многие умирали от зависти ко мне, а некоторые даже «умерли».
Интересный советский феномен – объединять наиболее выдающихся деятелей политики и культуры «парами»: Маркс – Энгельс, Ленин – Сталин, Рихтер – Гилельс, Ботвинник – Смыслов, ну и так далее, бесконечно, вплоть до Путина – Медведева…
В балете тоже объединяли Уланову с Лепешинской. Меня ставили в пару со Стручковой.
А вы знаете, для массы первая балетная пара звучала по-другому: Уланова – Плисецкая.
Ну, это для массы. Хотя масса всегда, кстати, и права бывает. Но для официоза пары были те, которые я назвала. И нам со Стручковой всегда давали одновременно и звания, и другие награды. Поэтому когда мне вручили Ленинскую премию и, так сказать, оторвали от нее, для моей «напарницы», конечно, это был удар. Она этого не могла пережить, так как считала себя лучше всех…
Словом, успех нельзя повторить или передарить. Копия – не оригинал. Советы тоже вряд ли помогут: рецептов у меня нет. Я не скрываю. Никаких формул не существует, как их ни называйте: формула успеха, формула жизни. Да, меня уже спрашивали как-то о формуле жизни. Разве может быть секрет? Это не потому, что я ее скрываю.
Случай? Говорят, если бы Бетховен остался в Бонне и не поехал в Вену, он не стал бы Бетховеном. Представьте себе, Вы начали танцевать в Ташкенте и остались бы там.
Так бы и танцевала всю жизнь в Ташкенте безвылазно. И никто бы меня не знал. Нужен был Большой театр, Москва. Да, иногда срабатывает его величество случай. Кто-то подсчитал, что из Петербурга в Москву переехали 87 артистов балета. Обратно – никто. Сейчас, как я уже говорила, многое изменилось в мире. Филиппинцы танцуют «Лебединое» не хуже других. Китайский пианист Ланг Ланг сделал невероятную карьеру. Лет 30 тому назад это невозможно было себе представить. Но, опять же, если бы отец не увез его в Америку – неизвестно, как бы сложилась его судьба. Сейчас мало играть здорово, надо играть гениально. И в определенном, «нужном» месте.
Вы верите в удачу? Вроде бы это несправедливо, что не учитывается иногда образование, квалитет, талант, все решает случай или удача. Все насмарку?
Тут нужно то и то. Бывает миг удачи, случайная удача, существуют «ловильщики» удачи и те, кто постоянно пропускает удачу. Бывает все. Допускаю все возможные варианты.
Но встречался Вам гениальный человек, к которому фортуна, так сказать, не повернулась?
Да, может быть.
Но это же в любой области, Майя Михайловна. Если только ждать удачи или попутного ветра, тогда не надо ни учиться, ни совершенствоваться.
Нет, так рассуждать нельзя. И только на удачу рассчитывать, знаете ли… Надо уметь удачу делать, что ли. Но вообще, я вам скажу, каждый случай – он совершенно единственный в своем роде…
Уникальный?
Да. Удача или неудача. Да поэтому у некоторых двери всегда закрываются перед носом. Это как в анекдоте: бежит человек выпить, а время уже без одной минуты шесть. Он несется, несется – бац! – прямо перед ним палатка с пивом закрывается. Он с огорчения поворачивается и – бац! – ударяет по роже незнакомого человека. «За что?!» – кричит тот. «А что делать?» – отвечает неудачник.
Каждый артист себя переоценивает. Даже Улановой везло с удачей, так сказать. Ведь когда она появилась, Семенова еще блистала. Но она была женой арестованного Карахана, поэтому ей всюду был закрыт доступ: и на премьеры, и на правительственные концерты. Для одной удача, для другой…
Актеры часто, может и для красного словца, говорят, что после роли такой-то я изменился как человек, это повлияло на всю мою жизнь. И теперь, так сказать, по-новому оцениваю все. Влияли ли роли таким же образом на Вас, хоть Вы и не актриса?
А кто же я – пианистка?
Я имел в виду, отражаются ли на балеринах их роли?
Конечно, в какой-то мере, наверное. Это ведь всегда и актерский образ. Что касается меня, предпочитаю, чтобы говорили об этом другие. Если человек якает — о себе, своем творческом прочтении, – то начинаешь сомневаться. Если артист талантливый, то не надо себя комментировать. Знаете, в балете все пробуют танцевать всё. Но актерски, к сожалению, не всегда понимают, для чего они на сцене. Выполняют частенько лишь положенный набор движений. Накрутить, навертеть, задрать ногу. И если танцовщик, как и актер, лишь вызубрил роль, это не значит, что он ее прожил, сыграл. О каком тогда влиянии роли можно говорить?
Но бывает и другое, когда актер сам признается: мне рано, я не понимаю. Вы мне тоже как-то говорили: «Жизель – это не мое».
А вы знаете почему? Мне всегда казалось, что мне не подходят инфантильные роли. Жизель все-таки полуребенок, девочка молоденькая-молоденькая, Я, кстати, и не пробовала, но если бы попробовала, может и получилось бы. Только, вероятно, я бы сделала все более драматично.
Вам не знакомо это понятие – инфантильность?
Нет, на сцене – нет. А потом я и в жизни совершенно неинфантильная. Вот Улановой удавались инфантильные роли на сцене. И то не всякие. В театре для таких ролей нужны были так называемые субретки. Есть такое амплуа. Для наивных, полудетских, немного комичных ролей. У них и внешность должна быть соответственная. Это не драматические героини. Вы знаете, ведь никогда маленький пузатый человек не будет выбран на роль Ромео. Нельзя иметь внешность Санчо Пансы и танцевать Базиля. Публика не пойдет. Внешность играет огромную роль в балете. Герой-любовник, характерный… Конечно, штампов быть не может. Вот Мирта была мне всегда интересна: бестелесная, холодная, без темперамента. Эдакая мраморная скульптура, статуя. И это было обжигающе страшно. В этом и драматургия. Она была для меня не только злая хозяйка кладбища, как это обычно танцевали. Это к вопросу о чувстве роли. Кстати, оно было у Ратманского. Он всегда знал, для чего на сцену выходил. И поэтому выглядел убедительно.