— И еще…Я купила место на кладбище. Там же неподалеку. Вдова великого хирурга не должна покоиться лишь бы где.
Виктор, еще надеясь на чудо, прошептал:
— И во что тебе обошлось это удовольствие?
— Какая разница? — Расплылась в улыбке старуха. — Виктор Викторович побеспокоился обо мне. Он понимал, что обрекает меня на сложную жизнь, и велел десятую часть ежегодных поступлений переводить на мой счет. За полвека скопилась приличная сумма.
— Которой ты и распорядилась с максимальной для себя выгодой?!
— Да, — просто ответила Вера Васильевна.
— Ты могла оставить деньги Даше! — укорил Виктор. Ты могла оставить деньги мне, говорил его оскорбленный взгляд.
— Я так и поступила. Все что находится в Отрадном и свои сбережения, я отписала Даше! И другим детям, которые у тебя появятся.
Виктор вздрогнул. Чуть не заорал: «Дура! Сумасшедшая дура! Я тебя обхаживал, как королеву! Стелился под ноги, как последний раб! И где благодарность?! Где деньги, о которых я мечтал столько лет?! ГДЕ?!»
Вместо этого он чуть слышно спросил:
— Значит я не получу ничего?
— Увы.
Осин полувменяемый от ужаса кивнул. Все на что он надеялся досталось Даше. Шестнадцатилетней засранке, которая находится под устойчивым влиянием Галки, дружит с Романом и ненавидит его, родного отца.
— Галя будет опекуном…
— Почему не я? — перебил Виктор.
— Галя лучше тебя сохранит имущество правнучки Виктора Викторовича.
Виктор только выругался. Он не собирался хранить нажитое, он мечтал продать барахло и, наконец-то, пожить всласть.
— Но я не забыла твою трогательную привязанность ко мне. Не забыла, что обещала отблагодарить тебя… — интриговала старуха.
Ему казалось: она издевается.
— Ты получишь пожизненную ренту.
— Сколько.
— Честно скажу, очень немного. Цифры ты узнаешь после моей смерти.
Бабка прекрасно себя чувствовала. Ходила прямо. Соображала быстро. Даже вышивала без очков. Она не собиралась умирать. В Ницце и подавно не соберется, думал Осин с ненавистью. С нее станется еще выскочить замуж за приличного божьего одуванчика из Питера, Москвы или Киева. Падла, тварь хромая…
— Мы, наверное, больше не увидимся. — Вера Васильевна поднялась из-за стола. — Я не хочу, чтобы ты навещал меня. Я устала от всех Осиных. И от тебя, милый. Прощай.
Двадцать лет назад, он зеленый и самоуверенный мальчишка, сказал себе:
— Я завоюю эту суку! Она оставит свои деньги мне.
Сейчас, разочарованный, он подвел итог. Он проиграл. Не завоевал суку. Не получил деньги. Рента — подачка, плевок в лицо; обглоданная кость. Основной капитал проплыл мимо. В руки к Даше. Или дальше к ее детям. Благоразумная провинциалочка, бережливая и расчетливая, не рискнула доверить непутевому внуку профессора, отданное ее заботам богатство.
Виктор Викторович был бы доволен. Седьмая жена выполнила поставленную перед ней задачу. Сберегла деньги для еще одного поколения.
Виктор удержался от лишних вопросов. Отвечать на них Вера Васильевна все равно не стала бы.
— Теперь тебе придется выкручиваться самому. Ты сильно разочаровал меня.
— Чем? — глухо спросил Осин.
Вдруг, мелькнула мысль, он сможет переубедить старуху…
Пустые иллюзии! В серых, почти не утративших цвет, глазах сияла ирония и гадливость.
— Не неправильно относишься к жизни и людям, мой мальчик.
— Что ты имеешь в виду?
— Галя рассказала: когда ты узнал, что Дашенька уже большая и у нее началась менструация, то скривился брезгливо и выдал, мол, теперь в доме будет вонять двумя суками.
— Ну и что? — оторопел Виктор. Разве из-за этого лишают наследства?
— Ничего, — отмахнулась старуха. — Одна из сук твоя жена, другая — дочь.
— Я сморозил глупость…
— Ты много чего сморозил. В общем, я составила завещание в пользу Даши и других детей, если они появятся. Ты свое уже получил. — Старуха прихлопнула ладонью по полированной столешнице. — Хочу внести ясность еще в один вопрос. Что бы ты ни придумал сделать с Отрадным, если это будет нарушать интересы Даши или Игоря, Полищуки будут бороться против тебя. В остальном, можешь к ним обращаться. Пока я жива — они наши поверенные. Я все сказала. У тебя есть вопросы?
— У меня как раз возникли кое-какие проблемы. Мне нужна помощь Полищуков.
— Боже! Опять какую-то дурацкая история? Сколько можно?!
— Я могу все объяснить.
— Не надо, не желаю слушать.
— Так как на счет Полищуков?
— Ладно, пусть займутся.
Не прощаясь, старуха похромала к двери.
— Тебе кто-то посоветовал перебраться в пансионат? Да? — спросил вдогонку Виктор.
Он не сомневался в ответе.
— Да, — сказала Вера Васильевна. — Мне позвонил менеджер. Очень убедительно рассказал про пансионат и кладбище. Представляешь, там покоятся замечательные люди. Цвет русской эмиграции: князья Долгорукие, сестра Алексея Толстого. Отличная компания для вдовы большого ученого. Вчера я перевела нужную сумму и завтра отправляюсь в Ниццу. В моем возрасте глупо терять время на сборы. Порадуйся за меня, мой мальчик. У меня начинается новая страница в жизни.
«Мальчик» угрюмо и поверженно молчал.
На пороге Вера Васильевна оглянулась и с той же гадливостью и иронией в глазах бросила:
— Полищуки откроют тебе кредит на двадцать тысяч. Из этих денег заплатишь им гонорар, остальное возьмешь себе на мелкие расходы.
Все следующее утро Осин метался бездумно по громадным комнатам Отрадного. Шарил глазами по дорогим безделушкам. Злился. Бесился. Зверел от ярости. Не мое! Чужое! Дашино! Домработница Ксения тенью ходила за спиной, открыто следила чтобы не украл ничего. Гнала в шею.
— Пора вам, Виктор Петрович. Идите с Богом.
Надо было уходить. Но как оторвать себя от мечты? От денег, о которых он грезил столько лет? И которые потерял безвозвратно!
— Я сейчас позвоню Глебу Михайловичу.
С тяжким сердцем Осин переступил порог Отрадного. Щелкнул, будто курок, замок. Все. Все кончено.
Нет. По дороге домой Виктора осенила гениальная идея: надо помириться с Галей. До восемнадцатилетия Даши она будет распоряжаться полученным в наследство имуществом. Следовательно, у него есть два года, чтобы переиграть ситуацию.
Виктор торопливо достал мобильный. И с досадой отшвырнул трубку. Он не знал, что сказать Гале. Не знал, как вырвать ее из цепких лап Алексеева.
Выхаживая по пустым комнатам своей обворованной квартиры, Осин думал. Вернее пытался раз за разом сложить воедино, раздерганные нервным напряжением, мысли. Получалось плохо. Ни как не получалось. Светлый разум в обилии смутных печалей пробуксовывал, тормозил любое рациональное начинание.
Гулкая тишина взорвалась трезвоном телефона.
— Привет, — сказал Осин, услышав раскатистое «алло». Он узнал своего гони теля.
И, странное дело, почти обрадовался. Все живая душа. — Поговори со мной.
— О чем?
— О чем угодно.
— Прекрасная нынче погода…
За окном исходил серой тоской мартовский дождливый полдень.
— Впрочем, кажется, погода неважнецкая. Что с настроением? День выдался трудный?
— Полный отстой.
— Да. а… — посочувствовал враг, — бывает. А у меня, напротив, птички на душе поют. Цветочки распускаются. Красота.
— За что меня так? — глухо выдавил Осин. — За что?
— Есть основания.
— Жить не хочется.
— Унывать грешно. Господь велел надеяться.
— На что мне надеяться?! У меня ничего не осталось! Ты все отобрал!
— Еще не все! — припечатал собеседник и отключил связь.
«Нет, все!»- объявил Виктор голым стенам. То, что прежде составляло его жизнь лежало в руинах.
Дом обворован.
Любимая жена с другим.
Дочь ненавидит его и презирает.
Фирма разорена.
Здоровье расшатано.
Друг предал.
Бабка обманула надежды и ожидания.
На что еще не посягнул преступный «баритон»? На развлечения!
То что составляло радость его жизни, то чему он с удовольствием отдавал свое свободное время; то, что считал необходимой составляющей своего существования; чему посвящал себя, порой в ущерб близким и работе, осталось нетронутым. Хоть сейчас иди по шлюхам, садись за зеленый стол; ввязывайся в любую авантюру, ищи любое приключение на свою голову. Иди куда хочется. Твори, что вздумается. Но имей в виду: никто не выручит, не спасет, не протянет руку помощи. Отныне присно и во веки веков ты отвечаешь за все сам. И расплачиваться за все сам, и только сам
«Интересно сколько я всю жизнь проиграл денег?» — откликом к высоконравственным выводам забрезжил вопрос.
Виктор досадливо поморщился. Морали на тему «что такое хорошо, а что такое плохо» он презирал. «Что русскому хорошо, то немцу смерть», — буркнул себе в утешение. Люди разные. О вкусах не спорят.
Звякнул в очередной раз мобильный. Виктор взглянул на номер. О, мстителю оказалось мало предыдущего внушения. Захотелось покуражиться еще!
— Алло!
— Забыл вас, Виктор Петрович поздравить.
— С чем?
— Оленька возбудила уголовное дело. По факту угроз и попытки убийства.
— Что? — взревел Осин.
— Соседи слышали шум. Ножик в крови. На руке рана. Фактов более чем достаточно. Я посоветовал барышне уладить недоразумение миром. При помощи денег естественно. Даже вызвался стать посредником. Во сколько, вы, Виктор Петрович, оцениваете свою свободу?
— А сколько ваша шпионка хочет? — устало уронил Виктор.
— Двадцать тысяч долларов.
— Тысяча, — отрезал категорически Осин. — И пусть катиться к чертовой матери.
— Не знаю право. Дама очень сердита. — Засомневался собеседник.
— Тысяча.
— Вы настаиваете? Мы посоветуемся с Ольгой. Я перезвоню.
— Валяй, советуйся, звони.
Скучать не приходилось. Едва заканчивалась одна морока, тот час начиналась другая.
Осин набрал номер Полищука.
— Глеб Михайлович, Виктор Осин беспокоит. Не в службу, а в дружбу ответьте на вопрос. Я в запале ссоры барышню ножом поцарапал. Нет, именно поцарапал. Ну, порезал неглубоко и несильно. В чем обвиняет? В покушении на убийство. Свидетели слышали как мы ссорились. Мои отпечатки на ноже. Что? Я предложил тысячу. Пять тоже не будет мало? Спасибо. Что? Да, да… — Виктор положил трубку. Выругался в сердцах.