. Ногам в зимних ботинках было уютно и комфортно.
«У меня есть еще время. Приму решение позднее», — Круглов зашагал к субъекту.
— Привет.
— Привет.
— Опаздываешь.
— Нет, оглядеться хотелось.
— Ну и как?
— Порядок.
— Оно и правда, береженного Бог бережет. Осторожность никогда не помешает. Деньги принес?
— Конечно. Товар при тебе?
Мужик вместо ответа похлопал себя по карману.
— Пойдем, прошвырнемся по парку, — предложил Круглов. Минут десять они гуляли пустыми аллеями.
— Покажи, что принес.
В тот момент, когда из вороха серого полотна выглянуло вороненое тело «Макарова», за секунду до того, как рука прикоснулась к холодному металлу, Круглов больше почувствовал, чем увидел: к лавчонке, на которой они устроились, метнулись две тени. Он вскочил на ноги, бросился в кусты, крикнул на ходу «атас» и понесся прочь, не замечая направления, не разбирая дороги. Позади грохотали чужие шаги. То ли погоня настигала, то ли продавец, с перепугу, припустил следом.
Мелькали черные стволы деревьев, из-под ботинок летели комья грязи. «Не хочу в тюрьму, не хочу, не..» — в такт надсадному дыханию, рвался с цепи страх, гремел в ушах колокольным набатом.
— Налево, — долетело из-за спины.
Круглов обернулся. Продавец кивнул на обвешанный рекламными плакатами павильон, перед которым толпился народ. Некто, высокий и энергичный, яростно размахивая рукой, вещал потенциальным покупателям и конкурентам о неоспоримых достоинствах собственной фирмы. Рядом переминался с ноги на ногу следующий выступающий. Организаторы презентации скучали за спинами ораторов.
Через минуту Круглов и мужик-оружейник затерялись в людской толчее. Еще через минуту из-за поворота появились преследователи. Двое мужчин в черных брюках и черных кожаных куртках. Они постояли некоторое время, поглазели на сборище, сначала издалека, потом вблизи. Наконец, отчаявшись узнать в толпе нужные лица, убрались восвояси.
— Повезло, — шепнул соратник по побегу.
— Да, — отмахнулся Круглов. От пережитого волнения его слегка знобило.
— Ну, что по рукам? Берешь товар? — Мужик не терял времени даром.
— Беру.
— Гони бабки.
— Погоди. — Круглов почувствовал, что земля уплывает из-под ног. Под левой лопаткой вспыхнула боль и сверлящим жалом вцепилась в сердце. Перед глазами запрыгали яркие суматошные пятна. Воздух вязким тяжелым комом застрял в горле.
— Что с тобой? — дернул его за рукав продавец.
— Подыхаю…
Наверное, Круглов в правду выглядел хреново.
— Потерпи, браток. — Мужик переполошился.
Руки новоявленного родственника молниеносно метнулись по карманам Круглова. «Бывший карманник, щипач», — подумал Валерий Иванович.
— Не балуй. Не на фраера нарвался. Отвали. — Еле ворочая языком, но достаточно громко, чтобы на них обратили внимание, Круглов выругался. Мужик поспешно ретировался.
— Понадоблюсь — найдешь, — кинул на прощание.
Валерий Иванович медленно побрел к выходу из парка. Боль уступила место слабости и полуобморочному безразличию. Мир будто сузился до масштабов аллеи, по которой он шел. Грязный тротуар, носки собственных ботинок, обшлаги заляпанных грязью брюк — больше в мире не существовало ничего. Ни звуков, ни весны, ни Леры. Ее в мире Круглова не было особенно. Даже на задворках сознания русоволосая женщина с красивой улыбкой не волновала его воображение.
«Ты старый и измученный, — шепнул внутренний голос Круглову, — твои женщины в прошлом».
— Но у меня было мало женщин. В тех краях, где я провел много лет, женщин нет, — возразил Круглов.
«В тех краях, куда ты направляешься их, и подавно не не будетт».
— Я умираю?
«Поживем — увидим».
Нужное слово да вовремя сказанное цены не имеет!
— Пошли вы все на… — указав точно адрес, Круглов почувствовал себя лучше.
«Назло не сдохну! Вернусь домой, Лерку завалю и вые…! Три раза! Суки! Твари! Убдюдки! …..»
Каждый находит в беседах с собой нужный тон. Утешаться можно по-разному.
Круглов сидел на скамейке, курил, приходил в себя, наблюдал, как мир возвращается в прежнее состояние. Увеличивается в размерах; наполняется звуками, временем, желаниями. И суетой.
На излете десятой минуты к Круглову подошли двое в черном.
— Где ствол? — спросил, тот, что пошире в плечах.
Случись встреча раньше, в момент слабости, Круглов бы рухнул или замертво на асфальт, или на колени перед преследователями. Сейчас, во вновь обретенном равновесии, он лишь пожал недоуменно плечами.
— Какой ствол? — полюбопытствовал игриво. — Знать не знаю ни о каком стволе.
— Вы арестованы. — Не взирая на почти полную уверенность, что «пришить дело» ему невозможно, Круглов вздрогнул. Три раза он слышал эту фразу, и каждый заканчивался сроком. Были адвокаты, однажды были даже деньги на взятку, тем не менее, он сидел. Причем от звонка до звонка.
И сейчас сядешь, зловещие ухмылки не предвещали иного.
— Предъявите документы, — попросил Валерий Иванович.
— Что?! — в правый бок Круглова полетел кулак.
Парень был моложе, выше, сильнее, был не один. Потому, следуя логике, не ожидал нападения. Тем паче от пожилого и негеройского с виду Круглова. Вместо того чтобы, согнуться пополам и скулить от боли, как поступил бы всякий, Валерий Иванович заехал обидчику в челюсть. Действовал он автоматически, по давней привычке сопротивляться любому насилию. Он всегда отвечал ударом на удар, не вымеряя сил ни своих, ни противника. В интернате отбивался от старших мальчишек. В ПТУ отбивался от оголтелых сытых и крепких «домашних» пацанов, на зоне отбивался от наглого молодняка и «авторитетских» прихвостней. Отбивался всегда и от всех. И сейчас, едва ощутив боль, бросился в атаку.
Врезал парню в челюсть и, не дав опомниться, пнул с размаху по колену ботинком. Второму впечатал локоть в лицо. Был бы рядом третий, успел бы и третьему объяснить, что Круглова лучше не трогать. Мало, что старый и едва не сдох от страха. Это его личное дело, когда и от чего подыхать. От страха или от побоев.
Круглов остервенело размахивал кулаками, попадал, промазывал, плевался слюной, выкрикивая ругательства, пока не рухнул под сокрушительным апперкотом.
Очнулся он на дне закрытого фургона, в кромешной тьме. Машина, подрагивая бортами, неслась куда-то. Металлические створки дверей гремели, соприкасаясь.
Круглов пошевелился. Тело отозвалось болью. С разбитой губы сочилась кровь, собиралась в горле в сладкий приторный ком. Круглов сплюнул. Склизкая масса угодила на щеку. Он брезгливо вытер рот рукой. Костяшки пальцев горели, разбитые в драке.
В потайном кармане, нетронутые, лежали деньги. Странно, удивился Круглов. Первыми исчезает при аресте деньги. Вторыми — документы. Он потянулся к карману куртки. Паспорт и мобильный были на месте. Значит, ребята не из ментуры, предположил смело.
Двери снова с гулким звоном ударились друг о друга, словно говоря: вали отсюда по-добру по-здорову, никто не держит. Круглов толкнул металлические полотнища, выглянул наружу. За фургоном, ехали, мчались, катились другие автомобили. Хищным блеском полыхали на солнце ветровые стекла. Мелькали, ужравшиеся скоростью колеса. Хромовым оскалом сияли бампера. Один, принадлежащий бордовым «Жигулям» сверкал особенно мерзко.
«Не суетись, Круглов. Не спеши меня предавать. Ладно?»
Круглов отшатнулся. Первый порыв — прыгнуть на ходу, привел бы к неминуемой гибели. Дождавшись светофора, он опустил ноги на асфальт и, пошатываясь, побрел поперек движению. В спину полетело:
— Пошел вон, придурок.
Ребята в черных джинсах и куртках отпустили его на волю.
Домой Круглов добрался пешим ходом. Грязного, дно фургона укрывала какая-то мерзкая жижа, с рассеченной губой его не пустили в транспорт. Таксисты и частники тоже отказались везти подозрительного пассажира. Даже за тройной тариф.
В подъезде Круглова угораздило столкнуться с соседкой-старушкой с верхнего этажа. Обычно она вежливо здоровалась, заговаривала, однажды угостила яблоком. Нынче, смерив пподозрительным взглядом, прошмыгнула мимо.
Нормальная женская реакция — как еще реагировать на замызганного вонючего мужика с окровавленной рожей — повергла Круглова в ужас. Переступив порог собственной квартиры, он в изнеможении опустился на линолеум, привалился спиной к двери и заплакал. Слезы лились сами собой. Солеными и горючими, ими, истекало нервное напряжение и усталость. И пережитый страх. И боль. И унижение. И обида. И уязвленное самолюбие. Последний раз Круглов плакал в шесть лет, когда его забыли поздравить в детском доме с днем рождения. Он плакал тогда и ненавидел себя за слабость, злился, грозил местью. «Вырасту, я вам покажу!» — твердил, как заведенный. Обещал, презревшему его миру; миру, обрекшему его на сиротство, войну.
Обещал и исполнил. Затеял войну. Вел ее. И сейчас, поверженный, плакал от горечи, жалея себя. И страстно хотел, чтобы его пожалел кто-то другой. Не другой. Другая. Не другая. Лера. Круглов достал из кармана мобильный. Набрал знакомый номер. Послушал перечень длинных гудков.
Ту-у-у-у-у… Никто не подходит к телефону.
Ту-у-у-у-у… Никого нет дома.
Ту-у-у-у-у…Дама изволит отсутствовать.
Ту-у-у-у-у…Гуляет, наверное.
Ту-у-у-у-у… Наверное, с полковником.
С частотой один раз в пять секунд телефонная станция сообщала: вы, Валерий Иванович Круглов — идиот. Идиот. Идиот. Идиот. Идиот. Предали свою женщину. Предали. Предали. Предали. Продали за сто тысяч и глоток азартного удовольствия поиграть в разбойника. Так поступают подонки и идиоты. Предают то, что им дорого. Продают, что самим необходимо. Подонкам и идиотам невдомек, что человеку нужно для жизни. Их интересуют только деньги и удовольствия.
Пять минут Круглов слушал гудки в телефонной трубке, затем решительно направился к дому Леры.
Полтора часа, проведенные в засаде, он потратил на разговоры с самим собой. Пришло время расставить точки над «i» и, прикуривая трясущимися руками одну сигарету от другой, Круглов неистово клеймил недоделанные свои палочки увесистыми жирными точками. С той же яростью потом тряс за грудки перепуганного полковника. Требовал признания: кто тебя, сука, подослал к Лере.